вопрос о том, чтобы она стала частью оставшейся в живых четверки правителей. Это было сложно, но, учитывая, что отец Шианы, что наконец вышел из тени, назвав свою истинную личность, был явно на их стороне, проблем не должно было возникнуть.
Прямо сейчас Мирас анх-Лейвер по прозвищу Пепельный Ветер стоял возле Летиции и, загадочно улыбаясь, что-то шептал ей на ухо, а она хихикала и умудрялась краснеть, несмотря на легкую бледность, которую, под стать остальным вампирам, приобрела ее кожа.
Мелания удивленно вскинула бровь, с трудом представляя себе флиртующую мать. Но когда увидела, как Мирас протягивает женщине какой-то дивный цветок в золотом горшке, окончательно убедилась в том, что все это ей не привиделось.
— Это кровавая роза, — раздался негромкий голос у нее над самым ухом, и некромантка слегка подпрыгнула от неожиданности.
— Элиас! — воскликнула она, прикусив губу. — Тебя не учили, что нехорошо пугать людей?
— Учили, — кивнул он, улыбаясь. — Но, во-первых, это было так давно, что я успел забыть, а во-вторых, людей я и не пугал.
Мелания пропустила мимо ушей его последнюю фразу. Все вокруг нее последние дни намекали на то, что она какая-то там наследница каких-то там богов, но некромантка отказывалась слушать подобную чушь. И даже то, что с ее магией отныне творилась полная ерунда, не могло заставить ее признать очевидный факт.
«Это просто не может быть правдой, вот и все, — упрямо твердила себе девушка. — Я же просто Мелания. Просто Мэл…»
— А еще, — добавил Элиас, с чрезвычайно хитрым видом сложив руки за спиной, — нельзя вменять в вину мне то, что ты подглядываешь за собственной матерью.
— Я?! — воскликнула Мелания. — Я?!!
А потом вдруг успокоилась и, пожав плечами, усмехнулась.
— Ну, подглядываю, подумаешь.
И вампир улыбнулся вместе с ней.
— Так что это за цветок? — кивнула она на странное растение в золотом горшке у мамы в руках.
— Кровавая роза, — повторил Элиас. — Этот цветок вывела одна вампирша, не помню ее имени. После обращения она сохранила страстную любовь к садоводству. Приобретенная магия дала ей возможность пробовать новые методы селекции. И однажды у нее получился цветок, который не нужно поливать… ну, по крайней мере водой.
— Он что, пьет кровь? — поежилась девушка.
Элиас усмехнулся.
— Уже достаточно кровососов вокруг тебя, да, дорогая?
— Нет, я не это имела… — спохватилась Мелания, но тут же покраснела, заметив, что мужчина смеется. — Элиас! Проклятье! Знаешь что? Иногда тебе было бы неплохо держать язык за зубами…
— Если за твоими зубами, то я только за, — шепнул он и, вдруг склонившись, коснулся ее губ, начисто лишив желания возмущаться.
Некромантку вновь окутал его родной свежий можжевеловый аромат, а белоснежные распущенные волосы упали вперед, коснувшись ее лица. Девушка мгновенно успокоилась и улыбнулась, а вампир продолжил:
— Этот цветок питается Тьмой. И лучше всего растет по ночам.
— Вот как? — изумилась Мелания.
Элиас кивнул.
— Но если окропить его бутон несколькими каплями крови, когда он будет цвести, то лепестки начнут светиться.
— Удивительно, — ахнула некромантка.
— Да, очень необычное растение, — согласился вампир, но девушка его перебила:
— Нет! Удивительно то, что Мирас догадался о мечте мамы. Последний год у нее завяли все цветы, кроме кактусов. Она то и дело забывала их поливать, а от Тьмы, поселившейся в ее теле, они чахли окончательно. Это ее очень расстраивало…
Элиас улыбнулся.
— Значит, этот цветок у нее уже не завянет, — негромко ответил он, а затем, взяв девушку за локоть, кивнул в другую сторону зала, где сквозь широкие двери начали завозить огромный торт для ее брата. Торт с одиннадцатью свечами.
Как в ее сне…
Мелания улыбнулась, ощутив, как на короткий момент глаза стали влажными от сжимающего сердце счастья.
Все-таки сбылось…
— Мелания, пойдем! — откуда ни возьмись выскочил Маркус и, схватив ее за руку, потащил к центру зала.
Однако до самого торта они так и не добежали. Маркус остановился где-то посередине широкого пространства, забитого людьми, прижался к какой-то колонне и тяжело вздохнул. А затем вдруг посмотрел на Меланию, и в его глазах она на миг увидела знакомые проблески страха.
Ее сердце болезненно дернулось, словно в него вонзили что-то острое. Некромантка сжала руку брата, молча ожидая, что же он хотел ей сказать.
Она понимала, что его дурные воспоминания не исчезнут так быстро, но в ее силах было сделать все возможное, чтобы помочь. Главное — понять, что больше всего его тревожило.
Секунды утекали одна за другой, рядом с тортом столпились гости, клоуны и детишки, и все глядели в разные стороны в поисках именинника. А он стоял за колонной и не мог сделать и шага вперед.
— Ты можешь сказать мне то, что тебя тревожит, — тихо проговорила некромантка. — Я знаю, что меня не было рядом весь последний год твоей жизни, и вряд ли ты сейчас доверяешь мне…
— Знаешь, — проговорил он вдруг, и Мелания снова увидела перед собой не наивное лицо ребенка, а хмурое лицо человека, который повзрослел слишком рано. — Хуже всего было то, что я ничего не мог сделать. Все то время, что я находился в том кормилище, я не мог… ничего.
— Но это нормально, — попробовала успокоить его Мелания, но он ее перебил:
— Нет. Я мог бы попытаться сбежать, мог попытаться дать отпор. Драться, пока меня не убьют. Но не позволять им…
Он вдруг скривился, а Мелания сжала кулаки.
— Над теми, кто пользовался кормилищем, состоится суд детей ночи, — мрачно проговорила она. — Тебе не стоит об этом думать.
— Но я не могу! — воскликнул он, повернулся к ней и сам сжал ее руку. — Там, в замке, ты сумела дать отпор. Ты дралась до последнего, готовая к тому, что тебя убьют. А я… просто испугался… Испугался, понимаешь?!
В этот момент Мелания повернулась к брату, обняла его и с силой прижала к себе. В первый момент он пытался сопротивляться, но почти сразу обмяк и тоже обнял ее в ответ.
— Дело не в том, что ты испугался, — ответила она тихо. — Мне тоже было страшно. Очень сильно. Каждое мгновение. Но когда начинается бой, ты понимаешь, что если позволишь слабости взять верх, кто-то умрет. Страшно, когда этот кто-то — ты. Но многократно страшнее, когда это кто-то из твоих друзей, знакомых. Или самых близких и родных. И тогда ты просто бьешь. Бьешь до последнего вздоха. До последнего дыхания врага. Потому что либо ты заберешь их жизни, либо они заберут у тебя самое дорогое. Тех, без чьего дыхания ты в тот же миг превратишься в пепел. И все уже потеряет смысл.
Маркус замер, внимательно прислушиваясь к тому, что говорит сестра. На его лице застыло напряженное, тяжелое выражение.
— Страх за себя не придает сил, — продолжала девушка. — А вот страх за близкого — другое дело. Тебе просто было не за кого сражаться, Маркус. Иначе ты поступил бы, как я. И как Элиас…
Маркус вдруг взглянул куда-то ей за спину и улыбнулся. А затем на его лицо снова вернулось детское озорное выражение, он чмокнул ее в щеку и, прежде чем убежать к своему торту, шепнул на ухо:
— Спасибо.
В следующий миг на глаза Мелании опустились чьи-то хрупкие женские руки.
— Шиана, — с улыбкой проговорила некромантка, мгновенно узнав девушку, без помощи которой у них могло бы ничего не получиться.
Как только все наконец закончилось, состав древних изменился и ее отцу стало нечего опасаться, Шиана будто преобразилась. Она снова выглядела веселой и расслабленной, в глазах светились золотистые искры счастья, а Мелания вдруг начала замечать, насколько девушка отличается от людей. Изменения были незначительны, но многократно усилившееся после битвы сумеречное зрение отмечало мельчайшие детали. Внутренне дочь Мираса выглядела как человек, однако при этом обладала силой, сопоставимой как минимум с высшими вампирами. Ее можно было бы назвать уникальным некромантом, колдуньей, имеющей особую связь с Тьмой. Если бы не крохотный, едва заметный аметистовый лучик в груди. Как у древних вампиров.
Одним словом, понять, кем же на самом деле являлась Шиана, было почти невозможно.
— Угадала, — проговорила девушка, опустив руки и усмехнувшись. Встряхнула головой, ее прическа впервые представляла собой высокий хвост на макушке. С ним девушка даже выглядела по-новому, словно прежняя жизнь осталась в прошлом. — Впрочем, я и не сомневалась. Для наследницы темных богов это неудивительно.
— Почему все меня так называют? — впервые с момента боя задумчиво протянула Мелания. Прежде ей не хотелось размышлять над этим, но сейчас, глядя, как чуть впереди в окружении толпы детей брат весело задувает на торте свечи, а их мать, за спиной которой стоял довольный Мирас, весело ему помогает, вдруг стало ясно, что пора. Пора понять, какого упивца происходит, потому что, кажется, других смертельноважных задач, которые нужно решить вот прямо сейчас, больше просто нет.
— Потому что так и есть, — пожала плечами Шиана. — Я, конечно, сначала была в шоке. Да все мы, мягко говоря… В общем, дело не в этом. Никто из ныне живущих никогда не видел ни одной печати древних богов. А у тебя их, видишь ли, аж две.
— Что? — прищурилась Мелания. — Какие печати?
Сложно представить, однако это была правда: с тех нор, как ее способности многократно выросли, она успела взглянуть по-новому на всех… но не на себя.
— Ну, ты в зеркало-то повнимательнее посмотри, — кивнула Шиана, кажется, ничуть не удивившись этому факту. Затем повернула ее к ближайшей зеркальной колонне и указала пальцем в область анареля. — Смотри глубже. В самую глубину…
И некромантка увидела. На дне черного источника магии, пульсирующего силой, буквально дышащего мощью, как океан, горели два высших символа эшгенрейского: «Черное крыло» и «Смерть».
— Да быть этого не может, — пробубнила Мелания ошарашенно, старательно вспоминая, каким богам принадлежали эти символы. — «Черное крыло» — это, кажется, какой-то дракон, иллишарин, — говорила она нервно, — не помню, как его имя, какое-то замысловатое. А «Смерть» — это руна принца Смерти, сына самого Темного отца. Кажется, его звали Эншаррат.