вление в Нитдейле, и, по-моему, мы будем там как раз завтра. Ты его нашел? – спросил он у Киалана, хмуро рассматривавшего карту.
Карта была довольно плохая. Кленнен знал Дейлмарк как свои пять пальцев и держал карту просто на всякий случай.
– Если эта деревня – Синдо, то Нитдейл довольно далеко на северо-запад отсюда, – ответил Киалан. – Стоит ли? Это же все равно что тащиться через Топь.
– Да, стоит. И он сказал, что мы обязательно узнаем там новости, – ответил Дагнер. – Давайте трогаться. И пожалуй, – добавил он, – вечером надо будет немного порепетировать.
Олоб двинулся по дороге, и Морил со вздохом взял старую квиддеру. Когда он поклялся больше на ней не играть, он представлял себе беззаботную жизнь в Маркинде (если он вообще думал о будущем), но теперь, будет ли Дагнер играть на флейте или на дискантовой квиддере, а Брид – на флейте или пангорне, кому-то все равно нужно будет вести теноровую партию. А это означало, что Морилу придется взять большую квиддеру. Он всегда побаивался этого инструмента, а теперь – в особенности. Чтобы как-то с ней свыкнуться, он положил ее к себе на колени и принялся полировать, как его научил Кленнен. Потом Брид дала ему тон на пангорне, и Морил начал настраивать квиддеру. А потом снова. И еще раз. Стоило ему натянуть струну до нужного тона, как она тут же снова расстраивалась. Ему удавалось извлечь из ослабевших струн только стонущий звон.
– Кажется, колки ослабели, – беспомощно сказал он.
– Дай-ка я попробую, – уверенно предложила Брид, однако и она не смогла настроить квиддеру.
– Давай я взгляну на колки, – сказал Киалан.
Он проверил их – и похоже было, что действует он со знанием дела, – однако не нашел никаких отклонений. Киалан передал инструмент Дагнеру, самому опытному музыканту среди них. Дагнер зацепил вожжи ногой и полчаса пытался настроить квиддеру. В конце концов он вынужден был отдать ее Морилу в прежнем состоянии.
– Только этого нам и не хватало! – воскликнула Брид. – Может, у нее траур? Нам-то точно следовало бы сейчас быть в трауре, а посмотрите на нас!
– Попробуй сыграть плач, – сказал Киалан.
– Зачем? – удивился Морил. – И потом, я терпеть не могу старинные песни.
– Любой плач, – сказал Дагнер. – Ты ведь играл над могилой на своей квиддере, да?
Морил попробовал. Он запел «Плач по графу Водяной Горы» и после первой строки стал аккомпанировать себе на квиддере – как можно тише. Диссонанс получился ужасный, так что Брид содрогнулась. Но Дагнер подхватил песню, и квиддера словно повела мелодию за ним. К великому изумлению Морила, к концу первого куплета квиддера уже была настроена. Он запел припев, и к ним присоединилась сначала Брид, а потом и Киалан:
Равного нету ему!
Граф Канарт, граф Канарт!
Не сыскать второго такого, брат:
Равного нету ему…
Квиддера пела – так же нежно, как для Кленнена. По лицу Брид текли слезы. Морилу тоже хотелось плакать. Они громко пропели всю песню – и хотя она заставила их грустить, но одновременно они почувствовали и воодушевление. Но самое странное действие плач оказал на Олоба. Конек перешел на медленный ритмичный шаг, и можно было подумать, будто он везет не яркую повозку, а катафалк.
– Убери ее, – попросил Дагнер, – а то мы никогда не доберемся до Нитдейла.
Морил бережно убрал на место квиддеру, и они смогли ехать быстрее. Как и накануне, Дагнер не разрешил Олобу остановиться на ночлег в привычное время и выбрать для стоянки одно из обычных мест. Незадолго до заката Дагнер съехал с дороги на пустынное поле, усыпанное крупными камнями, откуда открывался хороший обзор.
– Но от Ганнера ведь нет ни слуху ни духу! – запротестовал Морил.
– Ну так и не будет, пока мы не увидим, как он подъезжает, так ведь? – отозвался Киалан.
Они быстро расправились с колбасой и начали репетировать. К великому облегчению Морила, большая квиддера теперь вела себя безукоризненно. Однако у музыкантов появились новые заботы. Оказалось, что без Кленнена и Линайны они не могут исполнять половину песен так, как привыкли. Им пришлось аранжировать все по-новому. И Дагнер даже не пытался занять место Кленнена. Он отказался петь больше трети песен – и только на этом настаивал решительно. В остальном он просто высказывал предложения и был вполне готов уступать Брид и Морилу. Младшие брат и сестра растерялись. Они привыкли к тому, что Кленнен добродушно, но совершенно четко говорил им, что следует делать. Иногда поведение Дагнера их раздражало, а несколько раз они едва не натворили глупостей. Но каким будет выступление – таким и обед, и это удерживало их от громких ссор или не менее громкого хохота. Морил как никогда остро чувствовал, что им очень не хватает Кленнена.
Однако почти сразу же он вспомнил слова Дагнера насчет того, что Кленнен всегда поступал по-своему. Морил вдруг задумался: а не вышло ли так, что благодаря несгибаемой воле отца они стали слишком сильно от него зависеть? Может быть, именно поэтому им и кажется, что обходиться без него так трудно.
Пока они репетировали, Киалан улегся на камень, под которым они сидели: слушал их и, как подозревал Морил, одновременно нес дозор. Его чрезмерная бдительность уже начала раздражать Морила. В конце концов, это он и Брид пострадают, если Ганнер их разыщет, а вовсе не Дагнер и Киалан. Утром он с досадой заметил, что старшие опять сторожили всю ночь. У обоих был очень усталый вид.
Брид пришла в ярость:
– Дагнер, как ты собираешься давать представление, если у тебя глаза слипаются? До сих пор на моей памяти ты еще не вел себя так глупо! Мы же на тебя рассчитываем!
– Ладно, – устало согласился Дагнер, – ты правь повозкой, а я лягу и посплю. Но разбудите меня, если… если…
– Если что? – рявкнула Брид.
– Если что-нибудь случится, – ответил Дагнер и со стоном улегся рядом с винной бутылью.
Киалан растянулся по другую ее сторону, и оба заснули раньше, чем Олоб успел тронуться с места. В результате Брид и Морилу пришлось самим искать дорогу в Нитдейл. И они ее нашли, испытывая одновременно досаду и самодовольство. Карта им мало помогла. Пришлось чутьем отыскивать нужные проселки, выбирая те, что шли на северо-запад, и надеясь на удачу. Один раз они заехали на хутор, и им пришлось выбираться обратно под лай собак и отчаянное кудахтанье кур. Киалан с Дагнером даже не пошевелились.
– Безнадежные дурни, – сказала Брид.
Они все еще спали, когда повозка преодолела подъем перед Нитдейлом.
– Мы справились! – воскликнул Морил.
– Если только Олоб не нашел дорогу сам, по памяти, – добавила Брид ради справедливости. – Но я не думаю, чтобы ему случалось приезжать сюда с этой стороны.
Нитдейл оказался оживленным городом у большой дороги, ведущей на север, к перевалу Фленн. Это была последняя долина – дальше начинались предгорья. Даже самые высокие дома города не закрывали ступенчатых террас Южного Дейла, поднимавшихся к лесистому плато.
– Скажи: дня четыре, и мы будем на Севере! – с радостью заметил Морил.
– Дня четыре! – сразу же ответила Брид.
Их шутливая возня на козлах наконец разбудила Дагнера и Киалана.
– В чем дело? Что случилось?
– Ничего. Только Нитдейл, – ответила Брид.
Сонное лицо Дагнера моментально напряглось, осунулось и побледнело. Брид попыталась придать брату уверенности.
– Мы всегда здесь хорошо зарабатывали, – сказала она. – Тут найдется множество знакомых отца, которые нас помнят. Учти: говорить буду я. Я расскажу им про отца и представлю нас. Хотя они все равно смогут прочесть это на повозке.
– Повозку надо перекрасить, чтобы на ней было имя Дагнера, – заметил Морил.
Он не верил, что Брид удастся успокоить Дагнера, но честно попытался помочь.
– Его имя на повозке не поместится! – весело заявила Брид. – Только, наверное, если на одной стороне написать «Дастгандлен», а на другой – «Хандагнер».
– А разве Нитдейл – не резиденция графа Толиана? – осведомился Киалан, невежливо прервав их попытки подбодрить Дагнера.
– Вовсе нет. Его дом расположен за городом, чуть к востоку, – ответил Дагнер.
Он указал Киалану нужное направление, но рука у него заметно дрожала. За деревьями едва виднелся большой белый дом по другую сторону от города.
– Чтоб тебя разорвало, Киалан! – бросила Брид, заслужив изумленный взгляд попутчика. – А, ладно! – добавила она. – Но если представление пройдет неудачно, я буду винить в этом тебя. Дагнер, думаю, нам пора надевать наши наряды.
– Нет, – сказал Дагнер.
– Что ты хочешь этим сказать? – переспросила Брид.
– Просто «нет», – ответил Дагнер. – Мы дадим представление в том, что на нас сейчас. Мы выглядим вполне благопристойно.
– Да, но мы же всегда переодевались! – запротестовала Брид. – Это создает атмосферу.
– Это придумал отец, – сказал Дагнер. – И в чем-то он был прав. Это было в его стиле – въезжать в город ярко, с песнями и блеском. Он мог создать такую атмосферу. Но если я попробую въехать в город в мишуре и с громкой песней, то меня попросту засмеют.
– Тебе так кажется, потому что ты нервничаешь, – попробовала уговорить его Брид. – Ты почувствуешь себя лучше, как только переоденешься.
– Нет, не почувствую, – возразил Дагнер. – Мне станет в десять раз хуже. Брид, я просто не могу держаться так, как отец, делать то, что делал он. Я буду все делать на свой лад – или не буду делать вообще. Понимаешь?
Брид готова была расплакаться.
– Значит, ты вообще не станешь давать представление?
– Такое, как отец, – не стану, – подтвердил Дагнер, – потому что не могу. Мы выступим, ведь иначе нам придется голодать. И ты можешь нас представить и объяснить, что случилось, и, может быть, все будет хорошо. Но если я услышу, что ты хвастаешься и превозносишь нас, я замолчу. Это и к тебе относится, Морил. Нам придется стать иными, потому что мы – не отец.
Брид тяжело вздохнула:
– Ладно. Но я все равно надену сапожки. Мне нужно создать настроение. – Потом она немного повеселела. – Мне никогда не нравился цвет твоего костюма, Морил. В том, что на тебе сейчас, ты выглядишь гораздо лучше.