Киалан достал карту и хмуро уставился на приблизительные и неточные пометки.
– Наверное, мы могли бы попробовать добраться морем, – предложил Морил. – Может, удастся подыскать корабль, на котором будут рады музыкантам.
Киалан сердито посмотрел на карту:
– Оба пути будут слишком долгими. А отсюда до перевала Фленн не больше четырех дней. Неужели вы оба не понимаете? Толиан собирает армию, чтобы вторгнуться на Север, а Хенда отправил отцу письмо с предложением отдать меня за выкуп. Отец считает, что я в плену, и ничего не посмеет предпринять! И, наверное, – добавил он, – письмо Хенды стало первым известием о том, что мы с братом не утонули. Если вы не против, я хотел бы попасть на Север как можно быстрее. Но, конечно, повозка-то ваша…
Морил взглянул на Киалана и понял, что тот грубит лишь потому, что глаза у него полны слез. Брид этого не заметила.
– Ах, так все-таки она наша! – воскликнула она.
Киалан вымученно рассмеялся.
– Мы поедем коротким путем, – вдруг решил Морил. – Мы сделаем это по-отцовски и совершенно открыто. Это получалось у него, получилось и у меня в тюрьме.
Похоже, Брид и Киалан сначала обрадовались, что Морил взял трудный выбор на себя. Но когда Олоб втащил повозку на первую террасу предгорий, они принялись испуганно возражать.
– Невинные детишки – это прекрасно, – сказала Брид. – Но что будет, когда граф услышит о том, что Дагнер выполнял обязанности Вестника?
Морил окинул взглядом поля с зеленой пшеницей и пасущимися овцами. Горы Севера уходили в небо, такие высокие и туманно-серые, что с первого взгляда их можно было принять за гряду облаков.
– Станут искать некую розовую повозку, – сказал Киалан. – А вы не можете ее перекрасить?
– Лучше всего подошел бы темно-зеленый, – отозвалась Брид. – Но у нас нет денег.
Впереди показалась деревня – очень маленькая на фоне гор Севера. Морил встряхнулся: пора вмешаться, пока Киалан и Брид не напридумывали еще чего-нибудь.
– Толиан меня знает, – сказал он. – Он узнал меня в Маркинде. Вот почему плохо быть рыжим.
– Надень шляпу, – посоветовал Киалан.
Морил обернулся, чтобы утихомирить его:
– Впереди деревня.
И только теперь он заметил, что Киалан сам не свой от усталости. Лицо у него было настолько бледным, насколько может быть бледной такая смуглая кожа, а под глазами появились темные круги. Все эти дежурства по ночам и тревоги в Нитдейле оказались ему не по силам.
– Ложись в повозке, – предложил Морил, пожалев его. – Я приподниму верх.
Киалан был рад устроиться рядом с винной бутылью, и Морил поднял парусину так, чтобы его спрятать. Они проехали прямо через деревню. Брид держала вожжи, а Морил сидел рядом с ней и тихо бренчал на квиддере. На холме за деревней стояла странная серая башенка, принадлежавшая местному барону. Глядя на нее, Брид начала дрожать от ужаса, зная, что в повозке у них прячется сын графа Ханнарта. Но Морил понимал, что они рискуют не больше, чем в прошлом, когда они об этом не догадывались. Башня и горы заставили его вспомнить о своем воображаемом Ханнарте. Он почувствовал спокойствие и умиротворение.
Услышав шум повозки и мелодию квиддеры, некоторые жители подошли к дверям или окнам. Увидев, кто едет, они улыбались и махали рукой. Брид старалась ответно улыбаться и кивала. А потом из одного дома вышла женщина и пристроилась рядом с повозкой:
– Вы сегодня были в Нитдейле?
– Да, – подтвердил Морил.
– Говорили, там должны были повесить одного человека.
– Да, – ответил Морил. – Его повесили. Мы его видели.
– Так я и знала! – сказала женщина, улыбаясь. – По нему давно веревка плакала!
Она так ликовала, что Морил даже удивился тому, как сильно она ненавидит того человека, но тут заметил у нее на глазах слезы. Тогда он понял, что женщина просто пытается скрыть свои чувства. Ему хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но она отстала от повозки и вернулась к себе в дом. Морилу осталось лишь гадать, был ли Кленнен знаком с этой женщиной и кем приходился ей повешенный.
9
Прошагав еще примерно милю, Олоб взглянул на солнце, опускавшееся к синим горам, и нацелился свернуть в проселок, уводивший влево. Брид попыталась его остановить:
– Нет, Олоб! Нам нужно ехать дальше.
– Дай ему выбрать место, – возразил Морил. – Я же говорил тебе. Ни к чему вести себя так, будто мы чего-то боимся. И потом, мы с утра ничего не ели.
– Ты-то съел пирог, везучий ты свинтус! – огрызнулась Брид, но уступила и разрешила Олобу свезти повозку на поросшую травой площадку под скалой.
По скале среди зеленого мха бежала струйка воды. Морил слез с повозки. Ноги у него дрожали.
– Раз мы остановились на ночлег рядом с деревней, – сказал Киалан, вылезая из своего укрытия, – то ночью придется дежурить.
– Зачем? – спросил Морил. – Ради трех малолеток ночную облаву устраивать никто не станет. А если к нам подойдут, пока мы не спим, мы их услышим.
– Я все равно буду сторожить, – заявил Киалан.
– Нет, не будешь, – отрезал Морил. – Нет смысла.
– Что-то ты вдруг раскомандовался! – одернула брата Брид и тут же набросилась на Киалана – А если ты от недосыпа совсем больной станешь, что нам с тобой тогда делать?
Морил догадался: Брид сердится, потому что устала и расстроена. Так что он промолчал и просто начал распрягать Олоба. Киалан, видимо, тоже это понял.
– Ладно, сдаюсь, – устало сказал он и отправился собирать хворост.
Брид проверила купленные Дагнером припасы.
– На что мне такая гора муки? – вопросила она. – Яиц-то нет!
Похоже было, что Дагнер пытался закупить столько провизии, чтобы хватило до самого Севера. Но, как печально заметила Брид, его мысли, наверное, были заняты тем посланием: из того, что по-настоящему пригодится в дороге, он купил только бекон и большую головку сыра. А в числе наименее удачных покупок оказались чечевица, свечи и большая связка ревеня.
– Вы только посмотрите на это! – воскликнула Брид, размахивая ревенем. – О чем он только думал?
– Пустая трата денег, – согласился Киалан. – Он потратил все, что вы заработали?
– Да, – ответила Брид, – все до гроша.
И даже хлеба не купил!
Они съели довольно странный ужин из жареного бекона, сыра и экспериментальных лепешек из муки с водой. Брид откусила маленький кусочек – и сразу же положила оставшиеся на сковородку из-под бекона, а Киалан придумал расплавить на лепешке сыр, чтобы немного улучшить вкус. Но они все равно остались такими голодными, что каждый съел чуть ли не по кварте пареного ревеня: к счастью, Линайна оставила в повозке немного сахара.
После ужина Морил почувствовал себя немного лучше. Он встал, взял ведро и тщательно вымыл повозку – за время пути она запылилась и испачкалась, отчего приобрела какой-то испуганный и виноватый вид. Работая, он думал о Дагнере. Он гадал, что ему дали есть в тюрьме и как скоро его будут судить и повесят. Или допрос, проведенный судьей, считается судом? А потом Морил задумался над тем, как Дагнер попытался продолжить дело Кленнена по-своему. Это показалось ему неразумным. Дагнер держался скрытно, действовал с оглядкой – и сделал роковую ошибку. Но, с другой стороны, Дагнер был так не похож на Кленнена, что, наверное, не смог бы подражать отцу. А вот теперь Морил решил вернуться к уловкам Кленнена. Но разумно ли это? Он ведь тоже не такой, как Кленнен. Но тогда какой же он? Морил не знал. Наверное, рано или поздно ему придется это понять и дальше делать все так, как будет больше подходить именно ему.
Брид и Киалан мыли посуду. Киалан выглядел совершенно измученным. На глазах Брид постоянно появлялись слезы, и она сердито вытирала их тыльной стороной руки.
И они оба притворялись веселыми.
– Как ты думаешь, может, будет вкуснее, если в тесто добавить сыру? – спросила Брид.
– А как насчет ревеня? Зажарить в тесте? – предложил Киалан.
– Фу! – поморщилась Брид. – Когда увижу Дагнера, я… – Тут она вытерла новые слезы и жизнерадостно заметила: – Надо полагать, у него были свои соображения.
Морил вылил из ведра грязную воду, гадая, найдутся ли во всем Дейлмарке три более несчастных человека. Киалан наверняка отлично понимает, какая угроза нависла над ним и какой опасности он подвергает своих спутников. Должно быть, он натерпелся страху во время высадки в Холанде. И с тех пор, вдруг понял Морил, жизнь Киалана превратилась в одно сплошное непрекращающееся бегство, которое продолжается до сих пор. А что до самого Морила и Брид, то их семья просто таяла у них на глазах, пока не остались только они двое.
Морил поймал себя на том, что шмыгает носом, переполняясь жалостью к себе. Нет, так нельзя. В прошлом году, когда они благополучно добрались до Севера, Кленнен рассказал им кое-что из того, что происходит на Юге. Целые семьи оказываются в тюрьме. Старших вешают, а маленькие дети – младше Морила – остаются ни с чем, и никто не смеет им помогать, боясь опалы. Кленнен рассказал им, как в прошлом году Хенда хладнокровно удвоил поборы, а тех, кто не смог заплатить, выгнал умирать на улицу. И как дед нынешнего Толиана затравил собаками старика за то, что тот недостаточно поспешно снял перед ним шляпу. Морил понимал, что на Юге найдутся сотни людей, которым еще хуже, чем ему. У него-то есть лошадь и повозка, и Кленнен оставил им с сестрой способ зарабатывать деньги и лицензию, разрешающую это делать. А если все будет совсем плохо, они могут вернуться в Маркинд. Хотя думать об этом Морилу не хотелось. Он попытался сказать себе, что они не могут вернуться из-за Киалана. Однако дело было не в этом. Линайна помогла бы Киалану. Он был вынужден признать, что мысль о возвращении в Маркинд не нравится ему по другой причине. Просто он совершенно не понимал, кто кого бросил: они Линайну или она их. И из-за этого ему было очень неспокойно.
– Мы снова будем выступать, – сказал Морил.
Он выкинул мысли о Линайне из головы и вернулся к повозке, чтобы протереть инструменты. При виде винной бутыли, занимавшей так много места внутри, он вдруг остановился и окликнул Киалана: