Киалан исподлобья посмотрел на Толиана сквозь цепочку окружавших его солдат. Голова его оставалась понуро опущенной, отвечать он не стал. Морил заметил, что Толиан не ошибся: глаза у Киалана были почти такого же цвета, как и у самого Толиана. Это помогло ему понять разницу между двумя аристократами. Несмотря на то что Киалан был испуган и зол, взгляд у него оставался прямым и живым, а глаза у Толиана были пустые и дикие. И было понятно, что тогда как Брид и Морила Толиан считал довольно забавными и малозначимыми, к Киалану он относился совершенно иначе.
– Я так и думал, что рано или поздно ты появишься на этой дороге, – сказал Толиан. – Однако мы на всякий случай следили и за Топью. Я надеялся, что смогу сообщить твоему отцу, что ты действительно наш пленник. Тебе надо будет написать ему письмо.
– Будь я проклят, если стану писать! – сказал Киалан. – Пиши сам.
– Хорошо, напишу, – согласился Толиан. – Думаю, он узнает одно из твоих ушей, если я приложу его к письму. Держите его крепче, – приказал он солдатам.
Толиан вынул кинжал, висевший у него на поясе в ножнах, и направился к Киалану.
Киалан попробовал попятиться, но два солдата удержали его на месте.
– Ладно, – поспешно сказал он, – я напишу письмо, если ты хочешь.
Морил нисколько его за это не осудил.
Однако Толиан словно не услышал Киалана. Его бесстрастный взгляд не изменился. Лица солдат стали напряженными. «Да граф ведь только и ждал предлога, чтобы изувечить Киалана!» – с ужасом понял Морил. Он сжал квиддеру, пытаясь спешно что-нибудь придумать. Киалан, напуганный куда сильнее, попытался отодвинуть голову от приближающегося кинжала.
– Я же сказал: держите его! – рявкнул Толиан.
Один из солдат сгреб Киалана за волосы. Брид, не думая, что делает, ринулась вперед, в надежде перехватить руку Толиана. Она добежала только до первого из солдат, который резко ее оттолкнул. Брид отлетела назад и наткнулась на Морила, у него дернулась правая рука, державшая квиддеру, и он невольно извлек из инструмента долгий вибрирующий звук самой низкой струны.
Странное жужжащее отупение наполнило воздух. Оно словно въедалось в мозг. Морил не мог ничего делать, он и думать-то едва мог. Шум так давил на голову, что мальчик упал на колени. Все вокруг стало серым и пульсирующим, расплывчатым и неясным, и это ощущение все длилось и длилось. Кажется, он видел, как Толиан недоуменно осмотрелся, замер на месте и медленно вернул кинжал в ножны, а Киалан и солдаты затрясли головами, словно их огрели по голове. Брид прижала ладони к глазам. От их движений Морила тошнило. Он стоял на коленях, опустив голову и глядя на колеблющуюся землю, – и ему казалось, что он вот-вот умрет.
Брид встала на колени рядом с ним:
– Морил, что с тобой? Это была квиддера, да?
Морил покачал гудящей головой. Ох, только бы сестра помолчала…
Все, кроме него, похоже, уже пришли в себя, разве что Толиан имел какой-то озадаченный вид, словно забыл слово, которое вертелось у него на языке.
– Пока свяжите его, – приказал он солдатам довольно раздраженно. – Пусть кто-нибудь принесет веревку.
– Ты заставил Толиана забыть! – прошептала Брид. – Сосредоточься, Морил! Может быть, у тебя это получится снова.
Но Морил не мог сосредоточиться. Он так побледнел, что Брид встревожилась. И она стала его ругать резким шепотом, от которого отупевшая голова Морила заболела еще сильнее. А потом Брид вдруг вскочила на ноги и бросилась прочь от него.
– Не смейте! – закричала она. – Это жестоко!
Это помогло Морилу прийти в себя. Он поднял голову и увидел, что Киалану завели руки за спину, привязав его к одному из шестов, на которых была натянута большая палатка. Причиной возмущения Брид было то, что Толиан, не удовлетворившись тем, что его пленника просто связали, надел на руки Киалану петлю и теперь тянул его связанные руки вверх. Ощущение, наверное, было такое, словно ему одновременно выкручивают обе руки. Морил увидел, что Киалану мучительно больно.
Толиан закрепил веревку и повернулся к Брид.
– Не сметь? – переспросил он. – Иди к своему брату.
Брид не послушалась. Толиан двинулся на нее, и его странные глаза были все такими же пустыми.
– Ты намерена слушаться?
Брид испугалась достаточно сильно, чтобы повернуться и броситься обратно к Морилу. На бегу она одними губами сказала:
– Сделай же что-нибудь!
Толиан двинулся прочь в сопровождении нескольких командиров, которые держались рядом, желая о чем-то с ним говорить.
– Эти двое не должны двигаться с места, – бросил он через плечо солдатам, оставшимся вокруг Киалана.
– Морил! – прошептала Брид. – Квиддера. Заставь ее распустить веревку.
Если бы он мог! Он был совершенно уверен: квиддера способна освободить Киалана, но как это сделать? Осфамерон заставлял ее двигать горы! Но Морил совершенно не представлял себе, с чего начать, – и очень боялся сделать ошибку и снова вызвать у себя в голове это жуткое жужжание. Киалан кинул ему ободряющий взгляд, хотя и скалил зубы от боли. Морил видел, как он пытается найти более удобное положение, хотя такого просто не существовало. А Толиан ведь может оставить его привязанным на много часов. Надо хотя бы попробовать его освободить…
Вспомнив, как квиддера словно играет его мысли, Морил попытался вообразить, как петля на руках Киалана тянет и выворачивает его в эту неестественную позу. Это было ужасно. У него заболели руки и вспотел лоб. Он с яростью подумал: «Это должно прекратиться!» – и осторожно прикоснулся к провисшей струне.
Она зазвенела, словно нежный, басовитый колокол. Морил приготовился снова услышать жужжание, но его не было. Звук подействовал только на одного Киалана, но совершенно не так, как рассчитывал Морил. Он увидел, что Киалан вдруг уронил голову и обмяк. Колени у него подогнулись, и стало видно, что его удерживают только веревки. Перепугавшись, Морил прижал ладонь к струне, заставив ее замолчать.
Брид повернулась к Морилу. По щекам у нее потекли слезы.
– Дурак несчастный! Ты его убил!
– Заткнись! – прошептал Морил, встревоженно глядя на Киалана и стоявших рядом с ним солдат. – Иначе они поймут. Посмотри. Он дышит. Он просто потерял сознание.
– Но как же веревки? – тихо спросила Брид.
Морил покачал головой:
– Не могу. Я пытался. Кажется, я могу влиять только на людей.
Один из солдат повернулся и увидел, как Киалан обвис. Когда Толиан вернулся, переговорив с командирами, ему указали на пленника. Толиан только пожал плечами и отправился куда-то еще.
– Ненавижу Толиана! – прошипела Брид.
Морил ничего не ответил. Он стоял на коленях, баюкая свою квиддеру, и думал так напряженно, как никогда в жизни. Тем временем солдаты переглянулись, осмотрелись по сторонам, проверяя, нет ли поблизости Толиана, и распустили петлю на запястьях Киалана, так что он соскользнул на колени, а его голова повисла почти вниз макушкой.
– Смотри, Морил! – прошептала Брид. – А ты все-таки развязал веревки… вроде как.
Морил и сам прекрасно это видел, хотя со стороны никто бы не заметил. Он воспринимал все так же остро, как в Нитдейле, когда оказался в тюрьме. Он мог совершенно точно сказать, сколько командиров, пехотинцев и всадников находятся в той части долины, что на виду. Он замечал, когда к армии присоединялся новый отряд рекрутов и сколько человек было в каждом новом отряде. Четыре отряда пришли за то время, пока он стоял на коленях и думал, а Киалан висел вниз головой, беспомощно обмякнув. Морил заметил, что они приходили не по дороге, а через лес, чтобы их сбор оставался тайной. И еще он заметил, что почти все вновь пришедшие были несчастны. Они шли, волоча ноги и склонив головы, как Киалан и Дагнер, когда их схватили. Без сомнения, мало кто из солдат присоединился к Толиану по доброй воле.
Морил все думал, думал… Он был уверен, что квиддера у него на коленях способна спасти их троих и благополучно доставить на Север с известием об армии Толиана. Он даже знал, что для этого требуется. Единственное, чего он не знал, – как разбудить в квиддере ее силу.
Морил больше не сомневался: квиддера откликалась на его мысли. Но как бы ему пропустить все свое существо через нее, чтобы набрать такую исполинскую мощь, которая нужна для их спасения? Отец сказал, что он, Морил, разделен на две половинки. И когда соберется в единое целое, то невозможно даже предсказать, на что он будет способен. Наверное, Кленнен имел в виду, что Морил то погружался в мечты, то становился невероятно внимательным и приметливым, как сейчас.
А Киалан сказал, что одно другому не помеха, если только Морил не уходил в свои грезы с головой, прячась от действительности. Так что, решил Морил, наверное, отец говорил все-таки не о том.
Была ведь у него и другая половинчатость: мать – аристократка-южанка, а отец – борец за свободу и менестрель с Севера. Гремучая смесь, как сказал Дагнер. Холод и жара, запреты и свобода, скрытность и откровенность… Но Морил был чем-то большим, чем просто слиянием этих противоположностей. Он мало что унаследовал от своих предков-южан. Во всяком случае, он не был бесчувственным извергом, как Толиан, хоть они и в родстве. И все же, как ни страшно было это признать, холодность графа напомнила ему о Линайне. Мать никогда не теряла головы, и Морил тоже. Если бы Брид не вмешалась, он точно смог бы убедить Толиана, что никто из них Киалана в глаза не видел, и Линайна на его месте сделала бы то же самое. А еще южане всегда верны своему слову. Вот почему Линайна не бросила Кленнена, хотя ненавидела жизнь в повозке и не поддерживала его борьбу за свободу. И Морил вдруг понял, что именно верность своему долгу тянет его в путь – верность Северу.
Следующий шаг в его размышлениях был таким неприятным, что Морил бы отступился, если бы не чувствовал: этот путь надо пройти до конца, иначе квиддера не поможет. Ему пришлось признать, что он бросил мать. Он уехал и оставил ее, хотя она пыталась сделать так, чтобы все они были счастливы. Оставалось надеяться, что он не разбил ей сердце. Только сейчас Морил понял: встреча с Толианом в Маркинде стала для него всего лишь предлогом, чтобы отправиться на Север. И уехав вот так, он попытался отказаться от той части своей души, которая принадлежала Югу.