Вокруг повозки начало что-то падать, отскакивать от фургонов. Стреляли не из форта, понял Морил, – стреляли нападающие. Оставалось только надеяться на чудо. Морил утешал себя тем, что южане стреляли с большого расстояния, а попасть в бегущую рысью лошадь достаточно трудно. Но для Олоба, который рвался из бесцеремонной руки Киалана, стрельба стала последней каплей. Обезумев окончательно, конек повернул обратно, увлекая за собой лошадей Киалана и Эгила. Брид дернулась и вцепилась ему в гриву. Несколько северян заметили происходящее и поскакали, чтобы им помочь. И узкий конец перевала превратился в опасную ловушку, где всадники пытались двигаться сразу в двух направлениях. Эгил громко выругался и остановил повозку. Морил, не сняв квиддеру с плеча, спрыгнул на землю и бросился к Олобу.
– Отпусти его! – крикнул он Киалану. – Олоб, прекрати сейчас же!
К счастью, у Киалана хватило ума отпустить конька. Как раз когда Морил подбежал к Олобу, обезумевшее от страха животное взвилось на дыбы. Морилу пришлось увертываться от молотящих по воздуху передних копыт. Тем временем Брид беспомощно сползла по его спине и упала на землю. И как раз в тот момент, когда Олоб с пронзительным ржанием взметнулся высоко над ними, дергая передними ногами, случайная пуля попала прямо ему в голову. Его тело рухнуло между Брид и Морилом, словно срубленный дуб. Конек умер прежде, чем упал на землю.
Они посмотрели друг на друга поверх трупа.
– Теперь и Олоб! – сказала Брид.
– Все! – крикнул Морил. – Хватит!
Командир отряда Керила наводил порядок в рядах северян там, где дорога сужалась. Он подскакал к ним и протянул руку Брид:
– Держись, девочка! Залезай!
Брид поймала его руку и запрыгнула на круп его коня.
Киалан окликнул Морила и протянул ему руку, но Морил не обратил на это внимания. Он бросился к скале, возвышавшейся над перевалом, и как безумец принялся карабкаться вверх. Квиддера гудела, хлопая его по спине. Он взобрался на вершину в считаные секунды – потом он только диву давался, как ему это удалось. Тяжело дыша, он встал на краю скалы так, чтобы видеть все, что происходит внизу. Он увидел Киалана, который был совсем недалеко, у ворот форта: он размахивал руками и что-то кричал. Кажется, он хотел показать, что на вершине скалы была дверь в форт. А потом он зашел в форт, и ворота закрылись.
Но Морил, убедившись в том, что северяне благополучно скрылись за стенами, не стал искать дверь. Он посмотрел на южан. Дорога была заполнена конниками Толиана, которые дошли уже до середины перевала. Теперь они двигались медленнее, ведь дорога здесь была у́же. И снизу, насколько хватало глаз, подступали все новые всадники. Это было настоящее вторжение.
Морил выпрямился и повесил квиддеру себе на грудь. Он ощутил первые капли дождя. Похоже, приближалась гроза. Секунду Морил смотрел на тяжелые дождевые облака. Его била легкая дрожь, но он решил, что это вполне нормально, если собираешься использовать квиддеру так, как это сделал когда-то Осфамерон.
Потом он перевел взгляд вниз, на перевал, где на дороге лежало тело Олоба. Он взял один резкий, раскатистый аккорд, и сила квиддеры поднялась как приливная волна.
– Вы не попадете на Север, – сказал он всадникам, теснящимся на дороге. – И вот почему.
Он взял еще два аккорда. Сила чуть было не задушила его. Ответом стало огромное лезвие молнии, зеленое и убийственное, скользнувшее вдоль скалы вниз. Раздались раскаты грома, и Морил подхватил их, ударив по басовой струне квиддеры. Когда гром стих, он заговорил нараспев, как это делают менестрели, предваряя песню.
Он сказал:
Киалан и Кониан в бурю попали.
Повешенный вами в Холанде
никому зла не делал.
И Киалан не делал, когда вы пленили его.
Это – за Кониана.
Он взял еще один аккорд, за которым последовал широкий, незавершенный, отчаянный перебор, и почувствовал, как сила квиддеры стала еще больше.
Тогда он произнес:
Несчастный Кленнен у озера в Маркинде спит,
Певца вы убили по подозрению лишь
И песню его оборвали.
Это – за Вестника Кленнена.
Он взял резкий аккорд, а потом – долгий. Первые всадники были уже прямо под ним. Они не остановились, поравнявшись с Олобом, а поехали дальше, топча его копытами. Морил видел это, хоть и смотрел мимо них, на гребень перевала. Там, в окружении ближайших сподвижников, ехал Толиан. Морил выжидал, спокойный и уверенный, позволяя им приблизиться.
Тем временем сила его квиддеры продолжала расти.
А потом он прочел последнюю строфу:
Судья в Нитдейле не был милосерден
К Дастгандлену Хандагнеру.
Смерть была на Юге,
Плач в предгорьях.
А теперь война идет на Север,
И все из-за Толиана.
Это – Толиану.
Он снова ударил по струнам, снова и снова – и в третий раз, мстительно. Сила стала чудовищно необъятной, она захватила Морила, небо, облака и весь перевал. И тогда, как и был уверен Морил, горы пошли.
Это началось едва заметно и медленно: казалось, горы по обе стороны перевала пожимают плечами. Но уже через несколько секунд легкое подрагивание стало мощным ритмичным приплясыванием. Вершины гор склонились и пошли вниз и навстречу друг другу. Они ползли, громоздились, неудержимо сдвигались, заполняя перевал. Снова загрохотал гром, но он потонул в скрежете скал. В этом оглушительном шуме почти терялись вопли людей и лошадей. Морил видел, как в дальнем конце перевала всадники резко поворачивают назад, пытаясь выбраться, вернуться обратно. Однако горы неспешно, сонно, ритмично закрывали горловину перевала. Скала, на которой стоял Морил, шла вместе с остальными, вниз и вперед. Морил чуть отклонился назад, сохраняя равновесие и не мешая скале двигаться. Вскоре он уже стоял на огромной куче камней, почти над тем местом, где убили Олоба. Камни заполнили проход в скалах, завалив его так, что перевал перестал существовать.
Морил не стал задерживаться, обозревая дело рук своих: пошел дождь, острые изломы скал почернели от воды. Но, поворачиваясь спиной к дождю, чтобы закрыть от него квиддеру, и поспешно стаскивая куртку, чтобы ее закутать, он точно знал, что Толиан тоже лежит где-то под этими камнями, так что у Олоба есть компания. Он посмотрел в сторону северного конца перевала, убеждаясь в том, что форт остался цел, как он и намеревался сделать. Форт стоял на месте, возвышаясь на крутом островке неподвижного камня, а по камням к Морилу пробирался Керил.
– Я сейчас сделал нечто по-настоящему ужасное, – сказал ему Морил. – Правда?
Керил перепрыгнул с одного камня на другой, а оттуда – на скалу, где стоял Морил.
– Не думаю, что у нас был иной шанс удержать перевал, – отозвался он.
– Вы не понимаете! – воскликнул Морил. – Я это сделал из-за Олоба!
Он привалился к груди Керила и разрыдался. Граф снял с себя куртку, накинул ее на Морила и молча увел его по осыпи к форту.
Они уехали из форта на следующий день, после того как большой отряд солдат из Северного Дейла прибыл к перевалу. Им предстояло проследить, чтобы южане не попытались напасть, перебравшись через осыпи. Морил почти не видел мест, которые они проезжали по пути в Ханнарт: он был измучен и всю дорогу проспал в одном из фургонов. Иногда он просыпался и обнаруживал, что они едут по зеленой дороге или через лес, где еще только набухают почки – ведь на Севере весна наступает позже. А потом снова засыпал счастливым, спокойным сном. Однако он не пропустил водопады Водяной Горы, одно из прекраснейших зрелищ на свете. И к тому времени, как они приехали в Ханнарт, он уже пришел в себя.
Морил был разочарован, но не слишком удивлен, обнаружив, что Ханнарт не намного превосходит размерами Нитдейл. Город стоял в центре большой долины. В честь их приезда были подняты флаги. На улицах толпы народа несли цветы и флажки. Ханнарт был полон цветов: они были в садах, на деревьях, на лугах, они толстым ковром покрывали склоны гор. Морил почувствовал их аромат, как только они въехали в долину. На дальнем краю долины стояло какое-то сооружение, похожее на замок, только раза в четыре меньше. Оно было раскрашено в золотой, синий и зеленый цвета.
Морил изумленно воззрился на него:
– Что это такое?
– Паровой орган, – ответил Киалан. – Разве ты о нем не слышал? Наверное, на нем сегодня сыграют. Он звучит просто замечательно.
– Почему мне никто не рассказал? – посетовал Морил.
В тот вечер состоялся пир в их честь. И, как и предсказывал Киалан, играл паровой орган. Выпуская клубы пара, пропахшие углем и маслом, он прогромыхал несколько популярных мелодий. Это звучало, словно сама гора пыталась петь, так что Брид и Морил весело смеялись. Им казалось правильным, что в Ханнарте есть такая вещь, потому что город был полон музыки – и не только в тот вечер, но всегда. На горных лугах звенели колокольчики, висящие на шеях у коров. И женщины созывали их мелодичными криками, похожими на пастушескую песню Брид. В городе существовали мелодии для любого товара и для объявления времени. И почти каждый вечер устраивались праздники с пением и танцами. Ходила даже поговорка насчет того, как можно узнать уроженца Ханнарта: за любым делом он поет, а если не поет, то насвистывает.
Керил жил в центре города, и дом у него был вдвое больше дома Ганнера. Но в отличие от дома Ганнера дом графа Ханнарта всегда был открыт. Веселые горожане, похоже, считали его двор продолжением главной площади. Там всегда было полно народа, люди обменивались сплетнями или что-то продавали.
А если случалось что-нибудь необычное, они шли в дом, чтобы рассказать об этом Керилу. Поскольку и в доме было множество жильцов, Морил никак не мог разобраться в том, кто откуда взялся.
Брид была от всего этого в восторге. Никогда еще она не была такой счастливой.
– Я часто это вспоминала, но мне не верилось, что мои воспоминания – правда! – то и дело говорила она.