И все же цветущие яблони радовали глаз после бесконечных виноградников. Ночи стали чуть прохладнее, кролики попадались во множестве. Каждый вечер Дагнер отправлялся ставить силки. К изумлению Морила, Киалан впервые вызвался помогать и начал ходить с Дагнером.
– Да ему просто нравится убивать, – сказала Брид. – Он из таких.
Но, что бы Киаланом ни двигало, он удивительно хорошо умел ловить и свежевать кроликов, а Линайна варила из них вкусный суп. Так что следующие несколько дней путники очень хорошо питались. Морил был почти благодарен Киалану. А вот Брид по-прежнему его недолюбливала, потому что каждый раз, когда они заезжали в городок или деревню, чтобы дать представление, Киалан прикидывался, будто оно его нисколько не интересует, и говорил, что будет ждать их за городом.
И каждый раз они неизменно замечали его среди слушателей, и вид у него был такой же заинтересованный, как и у любого другого.
– Двуличный лицемер! – возмущенно говорила Брид. – Он просто пытается нас унизить!
– От тебя не убудет, – отзывалась Линайна своим суховатым тоном.
Это заставляло Брид возмущаться еще сильнее. Становилось заметно, что Линайна поведение Киалана одобряет. Нет, она не говорила ничего в его защиту. Но и не пыталась помешать ему ни словом, ни делом, хотя могла бы. А когда Киалан порвал в лесу свою добротную куртку, Линайна заштопала ее.
Получив починенную одежку, Киалан выказал больше удивления, чем благодарности.
– Э-э… спасибо, – промямлил он. – Не стоило беспокоиться.
Лицо его было пунцовым, но он скорчил надменную мину, словно насмехался над проявленной заботой.
– От меня он такого никогда не дождется! – пообещала Брид. – Пусть хоть в лохмотьях разгуливает!
На следующий день повозка въехала в ту часть Южного Дейла, которая принадлежала к землям Маркинда. В Маркинде они никогда не давали представлений.
Олоб неспешно тащил повозку то вверх, то вниз по склонам невысоких холмов, а неприязнь Брид к Киалану меж тем достигла предела. Отчасти виноват в том был Кленнен – он никогда не мог упустить возможность выступить перед новым зрителем и принялся объяснять Киалану, почему всегда старается быстро проехать через Маркинд, не дав представления.
– Видишь ли, я увез отсюда Линайну, – сказал он. – Из самого центра Маркинда, из замка самого лорда. Правда, Линайна?
– Правда, – подтвердила она.
Всякий раз, когда Кленнен рассказывал эту историю, Линайна становилась еще более бесстрастной, чем обычно.
– Она была помолвлена с сыном лорда. Как же его звали? А, Пеннен! И он был юным глупцом и мямлей, – вспоминал Кленнен. – Меня пригласили выступить на помолвке: я уже успел прославиться, и меня частенько звали на такие празднества, скажу я тебе. Ну и как только я вошел в замок и увидел Линайну, так понял, что она создана для меня. А этот идиот Феннер ее совершенно не достоин. Ведь так его звали, правда, Ленни?
– Его звали Ганнер, – ответила Линайна.
– О да! – подхватил Кленнен. – Помню, он мне чем-то напомнил гуся. Наверное, из-за тощей шеи и круглых глазок. Как бы то ни было, я рассудил, что в привлекательности ему со мной не тягаться, а разобраться с Гусенком можно и потом. И я сосредоточился на Линайне. Я запел – я никогда не пел лучше, ни до того дня, ни потом, – и Линайна не могла оторвать от меня глаз. Ну, тут я ее не виню, ведь, скажу без ложной скромности, в те дни я был мужчина видный, да и одаренный к тому же, а вот Гусенок – нет. И я в песне спросил Линайну, не выйдет ли она за меня вместо этого Крякена, а когда я подошел взять вознаграждение за выступление, она сказала «да». И тогда я занялся им. «Юный лорд, – спросил я очень почтительно, – господин, какую награду вы мне дадите?» А он мне ответил: «Любую, какую ты пожелаешь. Ты – великий менестрель». Кстати, это были единственные его разумные слова за весь вечер. И я заявил: «Я беру то, что вы держите в своей правой руке». Видишь ли, он держал руку Линайны. До сих пор смешно, когда вспоминаю, какой у него был тогда вид.
В продолжение всего рассказа – а он был длинный, потому что Кленнен повторял историю снова и снова, прибавляя все новые подробности, – Брид и Морил шли по дороге достаточно далеко, чтобы ничего не слышать, и наблюдали, как на лице Киалана появляется выражение отвращения. Сами они слышали эту историю бесчисленное множество раз.
– Наверное, это свойство менестреля – любить повторять одну и ту же историю сто раз, – сказала Брид довольно язвительно. – Но, казалось бы, отец должен был уже запомнить имя Ганнера.
– А это часть рассказа, – отозвался Морил. – Интересно, – добавил он задумчиво, – а что случилось бы, если бы нам по дороге через Маркинд встретился Ганнер? Он велел бы схватить отца и посадить в темницу?
– Конечно нет! – ответила Брид. – И вообще, я не думаю, что эта история – правда. Но даже если все на самом деле было так, то Ганнер теперь, наверное, уже старый и толстый. Он и думать забыл о маме.
Поскольку Брид действительно так считала, с ее стороны было немного несправедливо так обозлиться, обнаружив, что Киалан разделяет ее мнение. Но когда тебе кто-то не по нраву, трудно оставаться справедливым.
Они остановились пообедать, а Кленнен, войдя во вкус, продолжал приукрашивать свою историю.
– Линайна – благородная дама, – заявил он, удобно устраиваясь у алого колеса повозки. – Она – племянница Толиана, знаешь ли. Но он от нее отрекся за то, что она убежала со мной. И в этом был виноват я и та шутка, которую я сыграл с Гусиком. «Юный лорд, – сказал я ему. – Отдайте мне то, что вы держите в правой руке». Ох, я никогда не забуду его лица! Никогда! – И он расхохотался.
К тому времени Киалан слышал это утверждение по меньшей мере в третий раз. Морил редко видел его таким угрюмым. Пока Кленнен смеялся, Киалан поспешно встал, чтобы больше не слушать, и зашагал прочь, не глядя, куда идет. Он чуть было не упал, наткнувшись на Морила и Брид, и обозлился еще сильнее.
– Какой зануда ваш отец! – сказал он. – Я бы искренне пожалел Ганнера, если бы поверил, что тут есть хоть слово правды!
– Как ты смеешь! – взорвалась Брид. – Как ты смеешь говорить такое! Да я тебе сейчас нос расквашу, так и знай!
– Я не дерусь с девчонками, – надменно объявил Киалан. – Я просто сказал, что меня уже тошнит слушать про Ганнера. Если твой отец так хорошо все помнит, почему он без конца путает имя этого бедняги?
– Это же чтобы было смешно! А ты просто тупица, если сам не понял! – крикнула Брид и набросилась на Киалана.
В первые мгновения тот пытался быть верным своим словам насчет драки с девочками, в результате чего Брид два раза дала ему в нос и отвесила несколько оплеух, так и не встретив сопротивления.
– Ах ты, кошка! – воскликнул Киалан и схватил ее за запястья.
Он всего лишь защищался. Однако хватка у него была такая, что Брид почувствовала боль сильнее, чем от удара. Она попыталась лягнуть Киалана в колено босой ногой, но, обнаружив, что это не производит никакого впечатления, впилась зубами в пальцы, стиснувшие ее запястье. Тут Киалан вышел из себя и свободной рукой ударил Брид.
Дагнер никогда никому не позволял бить Брид. Он стремительно выскочил из-за живой изгороди и набросился на Киалана. Поскольку Дагнер попытался придушить Киалана, Морил рассудил, что надо бы вытащить из свалки Брид, а потому тоже влез в драку. Они покатились по поляне разъяренным рычащим клубком. Брид продолжала терзать зубами руку Киалана, а Киалан не желал отпускать Брид. Кленнен тяжело поднялся, неспешно подошел к ним и оторвал Дагнера от Киалана, а Киалана – от Брид. Все, включая Морила, разлетелись в разные стороны. Хоть Кленнен и был уже немолод, но силы его хватило бы, наверное, чтобы завалить лося.
– Прекратите! – гаркнул глава семьи. – А если тебе хочется еще что-то сказать про мою историю, Киалан, то говори это мне. – Он весело посмотрел на парня – тот зализывал кровоточащие костяшки пальцев, валяясь в пыли. – Ну?
– Ладно! – огрызнулся тот. – Ладно! – Морил заметил, что их пассажир чуть не плачет. – Вы можете сколько угодно твердить, что никогда не забудете Ганнера, или как его там звали. Я не верю, что вы вообще с ним встречались! Вы бы не узнали его, даже если б он сейчас прошел по этой дороге, вот!
Улыбка сбежала с лица Кленнена. Ее сменило очень странное выражение. Киалан весь напрягся.
– Значит, ты с Ганнером знаком? – спросил Кленнен.
– Нет, конечно! – ответил Киалан. – Как я могу быть с ним знаком? Думаю, его вообще не существует.
– О, он существует, – проговорил Кленнен. – И я уверен, что ты с ним не знаком. Но все же ты прав. Я за этот месяц трижды видел Ганнера и до этой минуты не понимал, что это был он. – Он снова засмеялся, и Киалан сразу успокоился. – Он не из тех лиц, которые выделяются в толпе, – добавил Кленнен. – Да, Линайна?
– Наверное, – согласилась та, продолжая спокойно нарезать колбасу.
– Но ты-то его узнала, да? – спросил Кленнен. – В Деренте, и на дороге, а потом в Крейди?
– Только когда он назвал себя, – ответила Линайна, нисколько не смутившись.
После этого разговора мрачная туча, нависшая над путешественниками, стала раз в десять тяжелее. Во время обеда Кленнен поглядывал на Линайну – напряженно, обеспокоенно. Казалось, он ждет, что она что-то скажет, и в то же время очень старается сам не сказать лишнего. А Линайна ничего не говорила. Она ничего не говорила так решительно и явно, что воздух казался липким от ее молчания. Это было тяжело. Остальные неловко ковыряли еду и почти не разговаривали. Киалан не произнес ни слова. Всем, даже Брид, было ясно: он ругает себя за то, что все так по-дурацки получилось. И правильно делает, решил Морил.
Когда вся еда была съедена и вещи снова упакованы, они поехали дальше – всё в таком же гнетущем молчании. Наконец Кленнен не выдержал.
– Линайна, – сказал он, – ты обо всем этом не жалеешь, а? Если тебе больше по душе другая жизнь, если ты предпочитаешь быть с Ганнером, скажи только слово, и я немедленно поверну Олоба в Маркинд.