Брид все еще пыталась завязать лентой волосы Линайны, когда Дагнер прибежал с фляжкой.
– Ты сможешь его спасти? – спросил он, словно умоляя Линайну об этом.
Она спокойно посмотрела на него:
– Нет, Дагнер. Самое большое, что я смогу, – это ненадолго задержать его. Он захочет поговорить. Он всегда хотел.
Она взяла у Дагнера фляжку и открыла ее.
Морил безнадежно смотрел, как она пытается влить в рот Кленнену немного жидкости из фляжки. Это было несправедливо. Это совершенно несправедливо, думал он, что отец умирает вот так, рано утром, вдали от людей. Ну почему никто не предупредил заранее? Такой человек, как Кленнен, хотел бы встретить смерть как подобает, в присутствии толпы зевак, по возможности – под музыку.
Но музыку, конечно, устроить можно было. Морил вдруг очутился у повозки, сам толком не зная, как он туда попал. Он влез в нее и схватил ближайшую квиддеру. Это оказалась самая большая. При обычных обстоятельствах Морил ее не выбрал бы. Но под навесом ему стало необычно тошно, так что он просто взял первый попавшийся инструмент и поспешно вылез обратно.
Набрасывая ремень на шею, он увидел, как открылись глаза Кленнена. И было понятно, что отец одобряет действия Морила. Мальчик услышал, как он сказал – довольно хрипло, но достаточно громко:
– Неожиданно, да? Почему меня только не предупредили…
Морил положил пальцы на струны и начал играть, очень тихо, странную прерывистую мелодию «Плача Маналиабрид». Квиддера откликнулась на его прикосновения. Старая песня стала более мелодичной, чем обычно, далеко разнеслась над озером и словно заполнила собой долину. Морил услышал, как она эхом отражается от леса на противоположном склоне.
Его уши были наполнены звуками, так что он почти не слышал того, что говорил Кленнен. Да и голос у Кленнена после первых слов стал слабее, так что он говорил с Линайной едва слышным шепотом. Потом он какое-то время говорил с Брид, держа ее за руку, а Брид плакала. После этого наступила очередь Дагнера. К этому времени Кленнен уже очень ослабел. Чтобы слышать отца, Дагнер опустил голову к самому его лицу. Морил продолжал играть как можно тише и смотрел, как Дагнер слушает и кивает, – и смутно удивлялся тому, как много Кленнен хочет сказать. А потом Дагнер поднял голову и поманил Морила:
– Он хочет поговорить с тобой. Быстрее.
Морил не стал снимать квиддеры, боясь потерять время. Он подбежал к отцу, не обращая внимания на то, что инструмент бьет его по боку и коленям. Лицо у Кленнена было бледным: таких бледных лиц Морил еще никогда не видел. Казалось, в глазах отца не отражается ни небо, ни склонившийся над ним сын – хотя он явно видел Морила.
– Взял большую квиддеру, да? – сказал Кленнен.
Морил кивнул: говорить у него не получалось.
– Береги ее, – прошептал отец. – Теперь она твоя. Всегда собирался передать ее тебе, Морил, потому что, по-моему, у тебя есть способности. Или будут. Но ты должен с ней разобраться – и с собой тоже. Понимаешь?
Морил снова кивнул, хотя совершенно ничего не понимал.
– Ты сейчас из двух половинок, – продолжил Кленнен. – Часто так думал. Соединись, Морил, и тогда… кто знает, что ты сможешь сделать. В этой квиддере есть сила – если ты сможешь ею овладеть. Принадлежала Осфамерону. Он играл на ней. Передали мне. Я не мог. Нашел силу только один раз, когда…
Кленнен замолчал, чтобы перевести дыхание. Морил ждал, но отец молчал. Кленнен остался лежать, остановив глаза на Мориле, приоткрыв губы. И спустя какое-то время Морил понял, что это все. Он встал и бережно, страшно бережно убрал квиддеру обратно в повозку.
Брид громко плакала. Линайна стояла у озера, с очень прямой спиной, как всегда спокойная. Смотревший на нее Дагнер словно застыл в таком же спокойствии. А Киалан медленно шел к ним вокруг озера со связкой убитых кроликов.
Подойдя к ним, Киалан остановился. Он посмотрел на Кленнена и в кои-то веки не нашел, что сказать.
– Мне… страшно жаль, – проговорил он наконец.
– Однажды это должно было случиться, – сказала Линайна. – Ты не поможешь нам вырыть могилу?
– Конечно, – согласился Киалан. – Здесь?
– Почему бы нет? – ответила Линайна. – У Кленнена не было дома с тех пор, как он уехал из Ханнарта, а мы не можем отвезти его туда.
– Хорошо, – кивнул Киалан.
Он положил кроликов на землю и вынул лопату из-под днища повозки. Дагнер взял кирку, и они вдвоем принялись за работу. Линайна смотрела на них и, похоже, готова была принимать советы Киалана, словно он почему-то на это время стал главным.
– Думаю, нам следует отметить место, – сказал Киалан, продолжая копать.
– Как? – спросила Линайна.
– В повозке найдется запасная доска? – спросил Киалан.
– Найди ему доску, Морил, – велела мать.
Морилу удалось вытащить одну из досок, которые Кленнен всегда возил под дном повозки, и по указанию Киалана он отпилил от нее кусок длиной фута в три. Потом он на какое-то время сменил Киалана за лопатой. Киалан достал охотничий нож и начал резать по доске, быстро и уверенно. Похоже, это было еще одним умением, которым он хорошо владел. Когда он закончил, на доске появились аккуратно и глубоко вырезанные буквы: «КЛЕННЕН-МЕНЕСТРЕЛЬ».
– Годится? – спросил Киалан.
– Вполне, – ответила Линайна.
Когда могила была готова, Киалан, Дагнер и Брид положили в нее Кленнена. Морилу неприятно было видеть, как отца опускают в яму. А еще ему неприятно было видеть, как земля ложится на лицо и одежду Кленнена. Не желая смотреть на это, он достал свою собственную квиддеру и, став чуть в стороне, заиграл еще один плач, не такой старинный, написанный по графу Водяной Горы, убитому в сражении. Он продолжал играть и пока Брид укладывала на место дерн, и пока Киалан закреплял доску так, чтобы она стояла вертикально в головах могилы, как положено.
А когда остались только холмик и доска, Морилу стало казаться, что чего-то не хватает. Им всем следовало бы чувствовать и делать что-то другое. Наверное, испытывать гнев. Ведь Кленнена убили. Или желать отомстить. Но никто об этом не думал. Здесь, на Юге, об этом не могло быть и речи. Те шестеро были слишком хорошо одеты.
– Ну вот, – сказал Киалан, вытирая руки о куртку.
– Спасибо, – поблагодарила его Линайна. – А теперь мне надо переодеться. Это платье все в крови. И тебе тоже, Брид. Киалан, думаю, тебе стоило бы сменить твою куртку на старую куртку Дагнера.
Киалан согласился переодеться, хотя, на взгляд Морила, нарядная куртка Киалана только немного выпачкалась в земле. Когда все переоделись и привели себя в порядок, мать велела Дагнеру поймать Олоба и запрячь его в повозку. Киалан поднял кроликов.
– Оставь их, – сказала Линайна. – Они нам не понадобятся.
– Ну, мне сейчас есть тоже не хочется, – откликнулся Киалан, – но…
– Оставь их, – повторила Линайна.
Киалан послушался. Всем было ясно, что теперь командует Линайна. Именно она взяла вожжи, когда Олоба запрягли. Повозка выехала из долины.
Брид и Морил оглянулись. Долина была очень красивая. Морил подумал, что, наверное, если уж лежать в земле, то в таком хорошем месте. Брид заплакала. Дагнер оборачиваться не стал. Он погрузился в молчание, такое, какое обычно соблюдала Линайна. Он ни на кого не смотрел, и никому не хотелось с ним заговаривать.
Линайна погоняла Олоба по дороге на север примерно милю, пока они не оказались у развилки. И тогда, к изумлению Морила, мать повернула налево.
– Эй! Куда мы едем? – спросил Морил.
– В Маркинд, – ответила Линайна.
– Что? Но не к Ганнеру же? – вопросила Брид, резко прекращая рыдать.
– Да. К Ганнеру, – сказала Линайна. – Он сказал, что примет меня и всех моих, если я когда-нибудь стану свободна, и я знаю, что он говорил искренне.
– О нет! Ты не можешь! – сказал Морил. – Нельзя же прямо так!
– А почему нельзя? – возразила Линайна. – Как, по-твоему, мы будем жить без менестреля, который заработает нам денег на жизнь?
– Мы справимся, – ответил Морил. – Я могу петь. Дагнер может… Дагнер…
Он замолчал, попытавшись представить себе, как они с Дагнером дают представление так, как это делал Кленнен. Не получилось. Не зная, что сказать, он замолчал, не желая обидеть Дагнера. Однако Дагнер, похоже, их вовсе не слушал.
– Отец не захотел бы, чтобы мы ехали в Маркинд, – предпринял последнюю попытку Морил.
В этом он, по крайней мере, был уверен.
– Не вижу, как твой отец теперь может что-то решать, – сухо отозвалась Линайна. – Уясни себе вот что, Морил. Я знаю, что твой отец был хорошим человеком и лучшим менестрелем Дейлмарка, и я была верна ему добрых семнадцать лет. Это – половина моей жизни, Морил. Я ходила босая, научилась готовить и исполнять песни. Я жила в повозке в любую погоду и никогда не жаловалась. Я штопала, убиралась и заботилась обо всех вас. Ваш отец порой делал то, с чем я была совершенно не согласна, но я никогда с ним не спорила и не пыталась идти против него. Мне не в чем себя упрекнуть. Но теперь Кленнен мертв, и я свободна поступать так, как сочту нужным. А я считаю нужным выбрать иную судьбу – и для тебя тоже. Понимаешь?
– Наверное, – пробормотал Морил.
Никогда еще Линайна при нем не говорила такого. А ведь она не говорила этого уже давно – дольше, чем он живет на свете, с ужасом понял он. Ему казалось, что она поступает неправильно, что она ошибается, но не мог найти слов, чтобы ей возразить. Он смог только обменяться с Брид испуганным, беспомощным взглядом. Брид тоже ничего не сказала.
Заговорил Киалан, и голос его звучал довольно смущенно.
– Не мне вам возражать, – сказал он, – но мне все-таки надо в Ханнарт, Линайна.
– Знаю, – ответила она. – Я об этом подумала. Пока ты можешь выдавать себя за моего сына, а потом я найду кого-нибудь, кто отвезет тебя на Север. Я обещаю, что сделаю это, как только смогу. Я знаю, что Хестеван сейчас на Юге. Может быть, Фредлан тоже.
Вид у Киалана был не только смущенный, но и раздосадованный.