— Почти не помню, призналась Брид, — шмыгая носом. — Мне было всего три, когда мы уехали.
— А вот я помню, — сказал Дагнер. — И отец настоял на том, чтобы уехать, хоть и знал, что матери не хочется, И в повозке ей приходилось растить нас, обстирывать, убираться и готовить а она до этого никогда в жизни такого не делала. И порой у нас совсем не было денег, и мы постоянно переезжали с места на место, и всегда… Ну, ей не нравились другие вещи, которыми занимался отец. Но отец всегда поступал по-своему. Мать никогда ничего не решала. Она просто должна была работать. А потом она снова увидела Ганнера в Деренте, спустя столько лет… Она сказала мне, что это напомнило ей ее прежнюю жизнь, и на душе у нее стало просто отвратительно. Ты же видела, что Ганнер не будет ею командовать так, как это делал отец.
— Отец ею не командовал! — возмутилась Брид. — Он даже предложил отвезти ее обратно к Ганнеру.
— Да, и на секунду мне показалось, что мать действительно готова поймать его на слове, — ответил Дагнер. — Он прекрасно знал, что мать не поедет, потому что для нее это означало бы изменить своему долгу, но все равно волновался. А потом он стал выделываться, чтобы показать, насколько он умнее Ганнера.
— Но он же просто шутил! — возразила Брид.
— Для него все было шуткой. Послушай, Брид, мне не больше твоего нравится принижать отца, но в каких-то случаях он бывал… о, невыносимым! И если ты немного подумаешь, то увидишь, что они с матерью совсем не подходили друг другу.
Морил изумленно моргал, слушая все это. Дагнер никогда еще не говорил так много и так откровенно. Морил изумлялся тому, как брат сумел облечь в слова то, что они знали всю жизнь, но до этой поры по-настоящему не замечали.
— Как ты думаешь, мать вообще не была привязана к отцу? — жалобно спросил он.
— Не так, как мы, — ответил Дагнер.
— Но тогда зачем же она с ним убежала? — Торжествующе вопросила Брид, словно это все решало.
Дагнер задумчиво смотрел на море яблоневого цвета, колыхавшееся впереди.
— Точно не знаю, — сказал он, — но мне кажется, что это как-то связано с той квиддерой.
Морил обернулся назад и бросил опасливый взгляд на сверкающие бока старой квиддеры, которая была закреплена на своем месте в задней части повозки.
— Почему ты так думаешь? — спросил он встревоженно.
— Мать как-то раз обмолвилась, — объяснил Дагнер. — И отец ведь сказал тебе, что в его квиддере есть сила, правда?
— Скорее всего есть, если она принадлежала Осфамерону, — совершенно спокойно согласился Киалан.
— Не дури! Она не может быть настолько старой! — запротестовал Морил.
— Осфамерон жил всего двести лет тому назад, даже меньше, — возразил Киалан. Говорил он уверенно — похоже, знал, о чем рассуждает. — Он родился в год смерти короля Лаббарада. Квиддера запросто может протянуть так долго, если о ней хорошо заботиться. Да у нас… То есть я как-то видел инструмент, которому четыреста лет. Хотя, конечно, у того вид такой ветхий, что кажется, дунь на него и он развалится.
Морил снова оглянулся на тихую ухоженную квиддеру, на этот раз — еще более опасливо.
— Не может быть! — повторил он.
— Ну… — смущенно проговорил Дагнер, — привыкаешь думать, что такие вещи происходили только очень давно, но… Послушай, Морил, ты не думаешь, что нынче утром ты с ее помощью помог отцу продержаться чуть дольше?
Морил уставился на брата, широко открыв рот.
— Мне так показалось, — сказал Дагнер, словно извиняясь. — Я никогда не слышал, чтобы она звучала так, как тогда. И… и отец ведь умер. Вскоре после того, как ты перестал играть, правда?
Морил пришел в ужас.
— Что же мне делать с такой квиддерой? — едва ли не взвыл он.
— Не знаю. Наверное, научиться ею пользоваться, — ответил Дагнер. — Признаюсь, я рад, что отец не отдал ее мне.
Все погрузились в размышления. Брид горестно всхлипывала. Олоб ровно бежал вперед еще примерно милю. Потом он взглянул на заходящее солнце и решил выбрать место для лагеря. Дагнер убедил его этого не делать. Он три раза не давал Олобу свернуть с дороги, пока конь не понял и не прекратил попытки. Они ехали все дальше и дальше, вниз по склону, вверх по склону, через небольшие долины, пастбища и фруктовые сады. Небо стало из голубого розовым, из розового — лиловым, и тут Брид не выдержала.
— Ох, давай остановимся, Дагнер! Мне кажется, что сегодняшний день длится уже сто лет!
— Знаю, — согласился Дагнер, — но мне хочется уехать как можно дальше.
— Ты думаешь, Ганнер действительно погонится за нами? — спросил Морил. — Ему следовало бы радоваться, что мы уехали. Так ему не придется беспокоиться из-за крыш и тому подобного.
— Нет, он иначе поступить просто не сможет, — сказал Киалан. — Ганнер — человек совестливый. Скорее всего, он отправит нескольких дружинников сегодня же, а сам выедет завтра утром. Вот что… Я хочу сказать — если бы это были только Дагнер и я, он…
— Ну, продолжай. Говори. Ты считаешь, что нам с Морилом не надо было ехать, — с горечью бросила Брид.
— Я этого не говорил! — огрызнулся Киалан.
— Только намекал, — отозвалась Брид.
— Ничего подобного, — вмешался Дагнер. — Перестань глупить, Брид. Дело в том, что я уехал, ничего не объяснив матери, но даже если бы я объяснил, она не захотела бы отпустить тебя и Морила. Так что я уверен, она попросит Ганнера отправиться за нами. И если он нас догонит, то, боюсь, вам с Морилом придется вернуться обратно.
— О нет! — воскликнула Брид.
— Вот почему я надеюсь, что он нас не догонит, — сказал Дагнер. — Ведь я не смогу давать представление один, и я совершенно не представляю, как дальше жить.
Это признание умиротворило Брид. Она перестала ворчать, и беглецы продолжали ехать, пока не сгустились сумерки. Только тогда Дагнер наконец позволил Олобу выбрать местечко для отдыха на вершине холма. Это означало, что в лагере будет ветрено, — и Брид с горечью заявила об этом, пока они в полутьме пытались поставить хлопающую на ветру палатку.
— Да, но зато мы сможем увидеть, если кто-то приближается, — ответил Дагнер.
— И здесь чертополох! Я только что на один наступила! — пожаловалась Брид.
— Тогда почему бы тебе было не надеть сапоги? — осведомился Киалан.
— Как можно! Я же их испорчу! — искренне ужаснулась Брид.
Киалан покатился со смеху, что почему-то помогло вернуть Брид жизнерадостность. Она достаточно спокойно приняла открытие Морила, что из съестного у них есть только хлеб и лук.
— Я так и знал, что те кролики нам понадобятся, — уныло сказал Киалан.
— Мы все плотно пообедали, — напомнила ему Брид.
Морил придумал пожарить хлеб и лук. К несчастью, было уже так темно, что он не видел, что делает. Смесь, которую он снял со сковороды, оказалась сильно подгоревшей и была съедена только потому, что все страшно проголодались. После ужина легли спать. Морилу, который несколько раз просыпался, чтобы поудобней свернуться калачиком вокруг бутыли, показалось, что Киалан и Дагнер по очереди дежурили до самого рассвета. Как бы там ни было, с утра оба имели вид довольно жалкий.
Тем не менее, как только солнце встало, повозка снова тронулась в путь. По дороге беглецы доели остатки хлеба. Брид немного похныкала, и Дагнер пообещал, что они купят еды в первой же деревне, которая попадется им на пути.
— На что? — поинтересовалась Брид.
Это был очень неприятный момент. В шкафчике, где Линайна обычно хранила деньги, их не оказалось. Наверное, в Маркинде она их вынула. И в карманах их новой нарядной одежды не оказалось ни монетки. Похоже было, для того чтобы поесть, придется сперва дать представление. Но тут Брид догадалась проверить старую одежду в сундуке, вывернув все карманы. В карманах алого костюма Кленнена обнаружилось несколько монет, а еще несколько выпали из собственной куртки Киалана, которая тоже оказалась там.
— Нам можно их взять? Мы с тобой потом расплатимся, — сказала она.
— Конечно, — ответил Киалан. — Я и забыл, что у меня были деньги.
Когда они подъехали к деревне, Дагнер остановил повозку на околице и отправил Брид с Морилом за покупками, в последнюю минуту крикнув им вслед, что у Олоба кончился овес. Правило гласило, что первым делом надо покормить коня, потому как голодный Олоб их далеко не увезет. Брид и Морил вернулись мрачные. Они принесли овес, буханку хлеба, полкрынки молока, холодную кровяную колбасу и кочан капусты. Зная, что Дагнер постарается отсрочить представление, если будет такая возможность, Брид приготовилась дать ему бой.
— Больше ни на что денег не хватило. Если мы завтра не дадим представление, придется положить зубы на полку, — объявила она, сваливая скудные припасы в повозку.
— Дадим, — пообещал Дагнер, чем страшно ее удивил. — Отец сказал, чтобы мы обязательно дали представление в Нитдэйле, и, по-моему, мы будем там как раз завтра. Ты его нашел? — спросил он у Киалана, который хмуро рассматривал карту.
Карта была довольно плохая. Кленнен знал Дейлмарк как свои пять пальцев и держал карту только на случай непредвиденных происшествий.
— Если эта деревня Синдо, то Нитдэйл находится довольно далеко на северо-западе, — ответил Киалан. — Стоит ли? Это же все равно, что тащиться через Топи.
— Да, стоит. И он сказал, что мы обязательно узнаем там новости, — ответил Дагнер. — Давайте трогаться. И, — добавил он, — думаю, что этим вечером нам надо будет немного прорепетировать.
Когда Олоб двинулся по дороге, Морил со вздохом взял старую квиддеру. Когда он поклялся больше на ней не играть, он представлял себе беззаботную жизнь в Маркинде (если он вообще думал о будущем), но теперь, будет ли Дагнер играть на флейте или на дискантовой квиддере, а Брид — на флейте или пангорне, кому-то все равно нужно будет вести теноровую партию. А это означало, что Морилу придется взять большую квиддеру. Он всегда побаивался этого инструмента, а теперь — в особенности. Чтобы как-то с ней свыкнуться, он полож