Стремглав метнулись ласточки:
Душа летит по жизни. Осфамерона сердце знало,
Что человеческая жизнь не то что птичья.
Осфамерон велел раскрыться
Оку разума. Скворец порхнул туда.
Не дал бард песне скрыться.
Скворца он задержал там навсегда.
Морилу понравилось, как звучит старинная баллада. И он был уверен, что это заслуга его, а не квиддеры. Однако когда он закончил, на площади воцарилось молчание. Собравшиеся еще никогда не слышали, чтобы старинные песни пели так, как их спел Морил, и не знали, что думать. Киалан помог им определиться, громко захлопав. Другие тоже начали хлопать. А потом аплодисменты стали такими громкими, что Морил даже смутился ведь он был только учеником!.. А в шляпу снова полетели монетки.
Казалось, аплодисменты встревожили Олоба. С этой минуты конь начал вести себя беспокойно. Он вскидывал голову, бил копытом, пытался двинуться вперед и даже норовил попятиться. Брид его осадила — и он попятился уже по-настоящему, так что Морил налетел на Дагнера. Брид пришлось снова взяться за вожжи, из-за чего она могла выступать уже только вполсилы. Заметив это, Дагнер собрался и сыграл несколько песен с веселыми припевами, надеясь, что публика их подхватит. Этого не произошло: люди были настроены на то, чтобы слушать. Однако музыканты уже сыграли все, что отрепетировали, так что Дагнеру пришлось перейти к «Веселым холандцам» и закончить представление.
Олоб по-прежнему вел себя как жеребенок, так что Морил слез с повозки и встал у его головы. Толпа стала расходиться. Морил услышал, как Брид спросила Дагнера:
— Мне идти за покупками? Я знаю, что нам нужно.
— Нет, пойду я, — ответил Дагнер.
Похоже, он продолжал нервничать, хотя представление уже закончилось. Он взял у Брид шляпу и слез с повозки. Почти сразу же к ней подошли несколько человек, в которых Морил узнал друзей Кленнена. Они столпились вокруг Дагнера.
— Что это значит, Дагнер? Что вы говорили насчет Кленнена?
В конце концов Дагнер пошел выпить с ними, захватив шляпу. Морил не увидел, в какую из таверн они зашли, потому что как раз в этот момент с ним заговорил какой-то приятный человек. Сначала он дал Морилу пирожок, а потом по-отечески сказал ему, что он спел старинные песни совершенно неправильно и что все катится в тартарары, раз люди позволяют себе подобные вольности.
Морил последовал примеру Дагнера.
— Да, но я не могу исполнить их так, как это делал мой отец, — ответил он с набитым ртом.
Он был очень благодарен незнакомому добряку за пирог, иначе сказал бы, что на самом деле думает о старинных песнях.
Когда тот ушел, бормоча себе под нос, что молодежь пошла никудышная, Морил вспомнил, что Брид будут осаждать шепчущие господа. Он обернулся на повозку, пытаясь придумать, что делать, если это так. Там действительно оказался шепчущий господин. Брид смотрела на него с яростью тигрицы, а господин отступал, густо покраснев.
— Надеюсь, что Дагнер не забудет купить провизию, — сказала Брид Морилу, делая вид, что господина не существует.
Морил тоже на это надеялся. Они ждали и ждали — Морил рядом с беспокойным Олобом, а Брид в повозке. Прошло больше часа. Время от времени Морил замечал в толпе Киалана, который слонялся по площади и, видимо, тоже ждал Дагнера. Однако Киалан не пытался к ним подойти, и Морил несколько раздраженно недоумевал, почему он так себя ведет.
Олоб вдруг отчаянно замотал головой. Брид сказала:
— Вон Дагнер.
Морил увидел, как брат быстро идет через площадь, свернув в руке пустую шляпу.
— Где же покупки? — недоумевала Брид.
Дагнер жизнерадостно помахал ей и зашагал еще быстрее. Он уже почти подошел к повозке, Когда с двух сторон к нему быстро и бесшумно придвинулись двое крупных мужчин. Один сжал плечо Дагнера огромной лапищей.
— В чем… — начал тот, пытаясь стряхнуть с себя руку.
— Именем графа ты арестован, — сказал мужчина. — Не поднимай шума, а то тебе же будет хуже.
На секунду Морил снова увидел Киалана в толпе у фонтана: тот был в полном ужасе. Люди, оказавшиеся поблизости, поспешно отошли от повозки, не желая присутствовать при аресте. Киалан затерялся среди них и мгновенно растворился в толпе. Морил стоял у головы Олоба, посреди внезапно образовавшегося пустого пространства, и злился на Киалана, хотя тот был ни в чем не виноват. Конечно, никто не может помешать графу, раз уж тому взбрело в голову арестовать Дагнера, но если бы Киалан просто был рядом, это было бы хоть какой-то поддержкой. Морил с отчаянием посмотрел на брата. Дагнер успел только бросить на него один безнадежный взгляд — и те двое повели его к тюрьме. Толпа поспешно расступалась перед ними. «Шарахаются, словно от чумного!» — с негодованием подумал Морил. Ему хотелось, чтобы Дагнер шел с гордо поднятой головой, но тот виновато сутулился.
— В жизни я еще не была так зла! — возмутилась Брид. — Никогда… Что за несправедливость…
Она замолчала и опасливо обвела взглядом опустевшую площадь перед фонтаном, запоздало сообразив, что и сама напрашивается на неприятности.
Двое мужчин с Дагнером исчезли внутри хмурой тюрьмы. Морилу стало одиноко, как никогда.
— Я только сейчас понял, — сказал он. — У нас ведь не было лицензии на выступление, правильно?
— Мы имеем право в течение шести месяцев давать представления по лицензии отца, — ответила Брид. — Отец мне говорил, и я знаю, что это законно. Надеюсь, Дагнер это помнит. Они не имеют права!.. Они просто пытаются…
Какой-то мужчина довольно неохотно шел через опустевшее пространство, неся на плече мешок — судя по всему, с овсом. Он остановился, не доходя до повозки.
— Ваш брат заказал это, — сказал он. — Мне его унести обратно?
— Ничего подобного! — заносчиво заявила Брид. — За него заплачено — это я знаю. Положите его в повозку.
— Как хотите, — недружелюбно бросил мужчина.
Он швырнул мешок на булыжную мостовую и ушел.
Почему-то это было очень обидно. Морил понял, что теперь все будут их избегать. Он в сердцах решил, что Киалан бросил их по той же причине. Олоб немного успокоился, Морил отпустил его и оттащил мешок к повозке.
— Что нам теперь делать, Брид?
— Делать? — переспросила Брид еще более гневно. — Я скажу тебе, что делать. Мне придется остаться здесь на тот случай, если Дагнер заказал что-то еще, но тебе надо немедленно идти к тюрьме и требовать свидания с Дагнером. Иди. Скажи им, что он — родня графа. Скажи, что мать — племянница Толиана. Подними шум. Дай им ясно понять, что у нас влиятельная родня. А когда увидишь Дагнера, передай, чтобы он говорил то же. Иди же! Они просто пытаются запугать нас и заставить заплатить за новую лицензию, я в этом не сомневаюсь!
Морил послушно поплелся через площадь. Он был так ошарашен, что не мог придумать ничего другого, хотя предчувствие говорило ему: это бесполезно. Если на Юге кого-то арестовали — даже за мелкую провинность, то маленький мальчик не сможет добиться освобождения арестованного пустыми заявлениями о благородных родственниках. А поскольку у них нет огромных денег, то вполне вероятно, что двери тюрьмы закроются за Дагнером навсегда. К тому времени, когда Морил оказался под холодной аркой тюремных ворот, он уже искренне жалел о том, что они уехали из Маркинда.
— Пожалуйста, — обратился он к дежурному за дверью. — Я хочу увидеть брата.
Мужчина посмотрел на него не без симпатии.
— Ты — сын Кленнена-менестреля?
Морил кивнул.
— И сколько тебе лет, паренек? — спросил он.
— Одиннадцать, — ответил Морил.
— Одиннадцать, вот как? — переспросил мужчина. — Таких, как ты, вешают только после пятнадцати, так что тебе повезло.
Морил решил, что это шутка, и вежливо улыбнулся.
— Послушай, паренек, — сказал мужчина. — Прими добрый совет. Садись на эту свою повозку и уезжай поскорее. Ничего хорошего ты тут не добьешься.
Морил посмотрел на него с бессильной досадой.
— Но…
— Уходи! — настойчиво повторил мужчина.
В темном коридоре позади них раздавались шаги. Морил понимал, что мужчина старается ему помочь, но не сдвинулся с места. Он стал ждать, в надежде, что приближающийся человек разрешит ему увидеть Дагнера.
Пришедшим оказался один из мужчин, арестовавших Дагнера. Он взглянул на Морила без особого интереса. А потом — второй раз, уже пристально.
— Этот тоже из них, так?
— Да, сударь, — ответил стражник и бросил на Морила укоризненный взгляд, словно желая сказать: «Видишь, что ты наделал!».
— Пойдем со мной, парень, — сказал вновь пришедший.
У Морила схватило живот — даже сильнее, чем перед недавним представлением, и он пошел по темному коридору, а потом — по унылому внутреннему двору и вверх по какой-то лестнице. Они вошли в пустую комнату с желтыми стенами. У одной из них стояла скамья, на которую Морилу было велено сесть и ждать. С этим мужчина ушел, заперев за собой дверь.
Морил довольно долго сидел на скамье, чувствуя себя просто ужасно. Он пытался понять, не арестовали ли и его тоже. Было очень похоже. Он попробовал выглянуть в окно, но оно оказалось очень высоким и было забрано решеткой. Он подтащил к нему скамью, но все равно увидел только серые стены. Протиснуться сквозь прутья решетки было невозможно. Морил отодвинул скамью на прежнее место и снова уселся на нее.
А потом началось самое ужасное. Ему невыносимо было находиться в тесном помещении. Ему было жарко. Он ощущал себя загнанным в ловушку. С каждой секундой комната словно становилась все меньше и потолок наваливался на него сверху. Морил уже готов был закричать, но тут ему на глаза вовремя попалось пятно на противоположной стене, и он смог на нем сосредоточиться. Пятно очень походило на гору между Водяной Горой и Ханнартом.
Морил с облегчением скрылся в грезах. Он представил себе увенчанные снегом вершины и забыл о том, что ему слишком жарко. Он представил себе широкие долины и высокое небо над головой, и ему легче стало переносить тесноту. Он подумал о старинных зеленых дорогах Севера и о том, как по ним идут Осфамеров и Адон. Он сам стал Осфамероном. Он и его друг Адон направились в воображаемый Ханнарт. На горе на них напали враги, но они сражались и пробили себе дорогу. А потом они спустились в Ханнарт и бродили под рябинами, которые росли за стенами старого серого замка, и вместе сочиняли песню о своей победе.