От этих вопросов ему стало неуютно. Он вспомнил бабушкины глупые золотые статуэтки китайских бессмертных, ее суеверные убеждения, что мебель нужно ставить в определенных местах и что некоторых чисел стоит избегать, потому что они несчастливые. При слове «пророчества» перед глазами встали печенья с предсказаниями, хотя на самом деле они пришли вовсе не из Китая, но ребята в школе постоянно дразнили его из-за всякой подобной ерунды: «Как говорил Конфуций[19]…» – и все в таком духе. Фрэнк даже ни разу не был в Китае. Ему все это было безразлично. И конечно же, бабушка этого категорически не одобряла.
– Немного, бабушка, – ответил он. – Чуть-чуть.
– Большинство посчитали бы твою мать сумасшедшей. Но не я. Я знаю о пророчествах и богах. Греческие, римские, китайские – все они переплетены в нашей семье. Я никогда не сомневалась в ее словах о том, кем был твой отец.
– Погоди… что?
– Твой отец был богом, – просто сказала бабушка.
Будь у нее чувство юмора, Фрэнк решил бы, что она над ним смеется. Но бабушка никогда не шутила. Неужели у нее начался старческий маразм?
– Рот закрой! – повысила она голос. – Мой рассудок в полном порядке. Ты никогда не задавался вопросом, почему твой отец не вернулся?
– Он… – Фрэнк осекся. Ему и так было больно из-за смерти мамы. Он не хотел говорить еще и об отце. – Он служил, как и мама. И пропал во время миссии. В Ираке.
– Бха! Он был богом. Он влюбился в твою мать, потому что она была прирожденным воином. Как я – сильной и смелой, доброй и красивой.
В «сильную» и «смелую» Фрэнк еще мог поверить. А вот представить бабушку «доброй» и «красивой» фантазии не хватало.
Он все еще подозревал, что у нее поехала крыша, но все равно спросил:
– Каким богом?
– Римским, – ответила она. – Больше я ничего не знаю. Твоя мать не рассказывала, если вообще знала. Нет ничего удивительного, что он зацепился за нее взглядом – учитывая нашу семью. Он должен был знать, из какого она рода.
– Минутку… мы китайцы. С чего римским богам хотеть встречаться с канадскими китайцами?
Ноздри бабушки гневно раздулись:
– Если бы ты озаботился узнать свою семейную историю, Фай, ты бы не задавал таких вопросов. Китай и Рим не так уже сильно отличаются и связаны гораздо больше, чем может показаться. Наша семья родом из провинции Ганьсу, из города Лицянь. А до этого… как я уже сказала, наша кровь древняя. Кровь принцев и героев.
Фрэнк молча уставился на нее.
Она возмущенно выдохнула:
– Зачем я только трачу на тебя слова, юный ты вол! Сам узнаешь правду, когда отправишься в лагерь. Возможно, твой отец там тебя признает. А пока мне нужно объяснить тебе про этот волшебный кусочек дерева. – Она указала на большой каменный камин. – Вскоре после твоего рождения там появилась неожиданная гостья. Мы с твоей матерью сидели здесь, на диване, прямо как мы с тобой сейчас. Ты был таким крошкой, завернутым в голубое одеяльце, и она баюкала тебя на руках. – То, что должно было быть светлым воспоминанием, она описывала таким удрученным тоном, словно уже тогда знала, что Фрэнк вырастет в большого неуклюжего дуралея. – В огне возникла женщина, – продолжала она. – Белая женщина – гуай-по – в голубом шелковом платье и в странной накидке, кажется из козьей шкуры.
– Козьей? – ошарашенно пробормотал Фрэнк.
Бабушка нахмурилась:
– Да, прочисти уши, Фай Чжан! Я слишком стара, чтобы все тебе повторять! Женщина в накидке из козьей шкуры была богиней. Я сразу же это поняла. Она улыбнулась, глядя на малыша – на тебя, – и сказала твоей матери – заметь, на идеальном мандаринском: «Он завершит круг. Он вернет вашу семью к ее корням и принесет вам великую честь». – Она фыркнула. – Кто я, чтобы спорить с богинями, но, возможно, ее видение будущего было не столь ясным. Как бы то ни было, она сказала: «Он отправится в лагерь и восстановит там вашу репутацию. Он освободит Танатоса из его ледяных цепей…»
– Погоди, кого?
– Танатос, – нетерпеливо повторила бабушка, – греческое имя Смерти. И может, хватит перебивать?! Богиня сказала: «В этом ребенке сильна кровь Пилоса со стороны его матери. Он унаследует семейный дар Чжанов, но также будет обладать силами своего отца».
Внезапно семейная история перестала казаться Фрэнку такой уж скучной. В голове забурлили вопросы об этих силах, дарах, крови Пилоса, о загадочном лагере и о том, кем был его отец. Но ему не хотелось опять прерывать бабушку, не хотелось, чтобы она умолкала.
– У всякой силы есть цена, Фай, – продолжала она. – Прежде чем исчезнуть, богиня указала на огонь и сказала: «Он будет сильнейшим в вашем клане, величайшим. Но Судьбы решили, что он окажется и наиболее уязвимым. Пламя его жизни будет ярко и скоротечно. Как только этот кусочек дерева – эта деревяшка на краю – сгорит, твоему сыну предстоит умереть».
Фрэнк едва не задохнулся. Он посмотрел на сундучок у себя на коленях, на черный мазок на своем пальце. Чушь какая-то! Но почему-то от этого кусочка полена вдруг потянуло зловещим холодом, и он словно отяжелел.
– Это… это…
– Да, мой тупоголовый вол, – подтвердила бабушка. – Это та самая деревяшка. Богиня исчезла, и я тут же выхватила ее из огня. С тех пор мы храним ее.
– Если она сгорит, я умру?
– Это не такая уж неожиданность, – заметила бабушка. – И римляне, и китайцы верили, что конец многих судеб можно предсказать и порой даже уберечься от него, по крайней мере на какое-то время. Теперь этот волшебный кусочек дерева твой. Держи его при себе. Пока он цел, ты тоже в безопасности.
Фрэнк помотал головой. Ему хотелось возразить, что все это просто глупая легенда. Может, бабушка пыталась его напугать, таким необычным образом отомстив за разбитый фарфор?
Но в ее взгляде стоял вызов, словно она подначивала Фрэнка: «Не веришь? Так сожги его».
Фрэнк закрыл сундучок:
– Если он так уязвим, почему не покрыть его каким-нибудь невоспламеняющимся материалом – пластиком, например, или сталью? Почему не поместить в сейф?
– Что будет, – задумчиво произнесла бабушка, – если мы заключим его внутри какого-то вещества? Задохнешься ли ты тоже? Я не знаю. Твоя мать не решилась пойти на такой риск. Она никогда с ним не расставалась – боялась, что-то может пойти не так. Банки обворовывают. Здания могут сгореть в пожаре. Чего только не случается с теми, кто пытается обмануть судьбу! Твоя мать верила, что с ней деревяшка будет в безопасности, но потом она ушла на войну. И отдала ее мне. – Бабушка горько вздохнула. – Эмили поступила глупо, отправившись воевать, хотя, кажется, я всегда знала, что такова ее судьба. Она надеялась вновь встретить твоего отца.
– Она думала… она думала, что он в Афганистане?
Бабушка развела руками, будто говоря, что это за пределами ее понимания:
– Она ушла. И погибла, доблестно сражаясь. Она думала, что семейный дар защитит ее. Не сомневаюсь, что именно благодаря ему она спасла тех солдат. Но наш дар никогда не помогал нам самим. Он не помог моему отцу и его отцу. Он не помог мне. А теперь ты стал мужчиной. Ты должен следовать своему пути.
– Но… какому пути? Что у нас за дар – стрельба из лука?
– Опять ты со своей стрельбой! Бестолочь. Скоро узнаешь. Сегодня вечером, после похорон, ты отправишься на юг. Твоя мать сказала, что, если она не вернется с войны, Лупа пришлет гонцов. Они проводят тебя в то место, где дети богов тренируются, чтобы исполнить свое предназначение.
У Фрэнка было такое чувство, будто это его расстреляли из лука и это его сердце разбилось на фарфоровые осколки. Он мало что понял из слов бабушки, но одно было очевидно: она выгоняет его из дома.
– И ты так просто меня отпустишь? – спросил он. – Последнего из своей семьи?
Бабушкины губы дрогнули. Глаза заблестели. Фрэнк поверить не мог – она была на грани слез! Много лет назад она потеряла мужа, затем дочь, а теперь отправляет куда-то единственного внука. Но она встала и расправила плечи, непоколебимая как всегда.
– Когда прибудешь в лагерь, – проинструктировала она, – поговори с претором наедине. Скажи ей, что твоим прадедушкой был Шэнь Лунь. С того инцидента в Сан-Франциско прошло много лет. Надеюсь, они не убьют тебя за то, что он сделал, но все же я бы посоветовала тебе попросить за него прощения.
– Чем дальше, тем лучше, – пробормотал Фрэнк.
– Богиня обещала, что с тобой наша семья завершит полный круг. – В бабушкином голосе не было ни намека на сочувствие. – Она предопределила твой путь много лет назад, и он не будет легким. Но сейчас нам пора заняться похоронами. У нас есть обязательства. Идем. Машина ждет.
Церемония осталась в памяти расплывчатой мозаикой из скорбных лиц, стуком дождевых капель по натянутому рядом с могилой навесу, залпом ружей почетного караула и опускающимся в землю гробом.
Позже, ночью, пришли волки. Они завыли на крыльце, и Фрэнк вышел к ним. Он взял с собой дорожный рюкзак, теплую одежду, лук и колчан. Мамину медаль за самопожертвование он убрал в рюкзак. Обгоревший кусочек дерева, аккуратно завернутый в три слоя ткани, лежал во внутреннем кармане пальто, рядом с сердцем.
Так началось его путешествие на юг – в Волчий дом в Сономе, а затем в Лагерь Юпитера, где он, как и наставляла бабушка, поговорил с Рейной наедине. Он попросил прощения за прадедушку, которого знать не знал. Рейна разрешила ему вступить в легион. Она ни словом не обмолвилась о деяниях его прадедушки, хотя ей наверняка все было известно и это явно означало что-то нехорошее.
– Я сужу людей по их личным качествам, – сказала ему Рейна. – Но не упоминай ни с кем в разговоре имя «Шэнь Лунь». Пусть это останется нашим секретом, иначе к тебе будут плохо относиться.
К сожалению, Фрэнк не мог похвастаться большим количеством положительных качеств. Свой первый месяц в лагере он провел, обрушивая груды оружия, ломая колесницы и сбивая с ног целые когорты во время маршей. Больше всего ему нравилось заботиться о слоне Ганнибале, но и тут он умудрился напортачить: угостил Ганнибала арахисом, вызвав у него несварение. Кто же знал, что у слонов непереносимость арахиса? Фрэнк подозревал, что Рейна сожалеет о своем решении насчет его вступления.