Размерами пещера была сравнима с храмовым залом собора Святого Людовика на площади Джексон. Стены подсвечивались зарослями люминесцентного мха – зеленого, красного и фиолетового. Все пространство вибрировало от переполняющей его энергии, от раскатистых «бум, бум, бум», напоминающих сердцебиение. Может, это просто накатывающие на остров волны, но она так не думала. Это место было живым. Земля спала, но пульсировала силой, а ее сны были такими злыми и прерывистыми, что Хейзел боялась потерять связь с реальностью.
Гея хотела поглотить ее, как поработила ее маму. Она хотела поглотить всех людей, богов и полубогов, кто осмелился ходить по ее поверхности.
«Ты принадлежишь мне, – нараспев, как колыбельную, мурлыкала Гея. – Сдавайся. Вернись к земле».
«Нет, – думала Хейзел. – Я Хейзел Левеск. Ты меня не получишь».
Мари Левеск стояла у края ямы. За эти шесть месяцев ее волосы поседели и стали похожи на корпию[26]. Она похудела. Пальцы огрубели от тяжелой работы. На ней были зимние сапоги, непромокаемый комбинезон и вся в пятнах белая рубашка из закусочной. Теперь уже никогда и никто не увидел бы в ней королеву.
– Слишком поздно, – разнесся по пещере слабый мамин голос. Хейзел не поверила своим ушам – это действительно был ее голос, не Геи.
– Мама?
Мари повернулась. Глаза у нее были открыты, и она была в сознании. Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением, Хейзел забеспокоилась: Голос еще ни разу не отпускал мать, пока они были на острове.
– Что я наделала? – беспомощно спросила мама. – О, Хейзел, что я с тобой сделала?! – Она с ужасом уставилась на ту штуку в яме.
Много месяцев они приходили сюда по ночам по приказу Голоса, четыре или пять раз в неделю. Хейзел плакала, падала в изнеможении, умоляла, впадала в отчаяние. Но Голос, подчинивший себе маму, не успокаивался: «Тяни из земли ценности. Воспользуйся своими силами, дитя. Верни мне мое самое ценное имущество».
Поначалу ее усилия выглядели смехотворными. Расщелина в земле заполнилась густым булькающим супом из нефти, золота и драгоценных камней, словно кто-то высыпал в яму с дегтем драконьи сокровища. Затем в ней постепенно начал формироваться каменный шпиль, похожий на огромную луковицу тюльпана. Он так медленно поднимался из недр, что Хейзел почти не замечала прогресса. Часто она целыми ночами концентрировалась, вытягивая его вверх, пока у нее не кончались душевные силы, но особой разницы не видела. И все же шпиль рос.
Сейчас Хейзел уже могла оценить, как многого успела добиться. Из нефтяного болота торчал скрученный из каменных щупалец наконечник высотой в два этажа, светящийся внутренним жаром. Хейзел знала, что там внутри, хотя и не могла с точностью разглядеть: под скальной оболочкой формировалось тело из серебра и золота с алмазами на месте сердца и нефтью взамен крови. Хейзел воскресила сына Геи. И вскоре он должен проснуться.
Мама упала на колени и заплакала:
– Прости меня, Хейзел! Мне очень жаль.
Она выглядела такой беспомощной и одинокой, такой опечаленной. Хейзел должна была разозлиться. Ей жаль?! Хейзел годами боялась своей матери. Та бесконечно ругала ее и винила за свою несчастную судьбу, обращалась с ней как с каким-то уродом, увезла из родного Нового Орлеана в эту ледяную пустыню и заставила вкалывать как рабыню в угоду беспощадной злой богине. Одними извинениями тут не отделаешься. Хейзел должна была презирать мать.
Но злости не было.
Хейзел опустилась рядом с ней на колени и обняла ее одной рукой. От мамы почти ничего не осталось – кожа да кости под грязной рабочей формой. Несмотря на теплый воздух пещеры, она дрожала.
– Что мы можем сделать? – спросила Хейзел. – Скажи мне, как это остановить.
Мама помотала головой:
– Она отпустила меня. Она знает, что уже слишком поздно. Мы ничего не можем сделать.
– «Она»… ты про Голос? – Хейзел не смела надеяться, но если мама действительно свободна, все остальное не имеет значения. Они могут уехать. Сбежать назад в Новый Орлеан. – Она ушла?
Мама окинула пещеру испуганным взглядом:
– Нет, она здесь. Ей еще кое-что нужно от меня. Но я должна сделать это добровольно.
Хейзел это не понравилось.
– Бежим отсюда! – взмолилась она. – Эта штука в камне… оно скоро вылупится.
– Да, – кивнула мама и с нежностью посмотрела на Хейзел.
Та уже и забыла, что когда-то эти глаза были полны материнской любви. В горле у нее встал комок.
– Плутон предупреждал меня, – сказала мама. – Он говорил, что мое желание слишком опасно.
– Твое… твое желание?
– Все подземные богатства. Он владеет ими. А я захотела их себе. Я так устала от бедности, Хейзел. Так устала. Сначала я призвала его… просто чтобы проверить, смогу ли. У меня и в мыслях не было, что старое заклинание гри-гри сработает на боге. Но он начал за мной ухаживать, говорил, что я смелая и красивая… – Она уставилась на свои мозолистые руки с узловатыми пальцами. – Когда ты родилась, он был так рад и горд. Обещал мне все на свете. Поклялся водами реки Стикс. А я попросила все его богатства. Он предупреждал, что алчные желания приносят величайшую скорбь. Но я настояла. Я представляла, что буду жить как королева – как супруга бога! И ты… ты была проклята.
Хейзел чудилось, что ее саму распирает изнутри, прямо как шпиль в яме. В ней скопилось столько боли и горя, что вскоре она уже не сможет их сдержать и они разорвут ее, прорываясь наружу.
– Поэтому я могу находить под землей разные вещи?
– И поэтому они приносят одни лишь страдания. – Мама вяло махнула рукой, обводя пещеру. – Так она меня нашла и смогла подчинить себе. Я злилась на твоего отца. Винила его в своих проблемах. Винила тебя. Во мне было столько ненависти, что я прислушалась к голосу Геи. Я была глупа.
– Но должно же быть что-то, что мы можем сделать, – настаивала Хейзел. – Скажи мне, как ее остановить!
Земля задрожала. По пещере загремел бестелесный голос Геи:
– Мой старший сын вернулся, он величайшее сокровище всей земли – и это ты призвала его из недр, Хейзел Левеск. Ты возродила его. Его пробуждение уже не остановить. Осталась одна маленькая деталь.
Хейзел сжала кулаки. Она была насмерть перепугана, но теперь, когда мама свободна, у нее наконец появился шанс дать отпор. Она не позволит победить этому существу, этой злой богине, разрушившей их жизни.
– Я не стану больше тебе помогать! – закричала она.
– Но мне больше не нужна твоя помощь, дорогая. Я привела тебя сюда по одной причине. Твоей маме требовался… стимул.
У Хейзел перехватило горло:
– Мама?
– Прости меня, Хейзел. Если сможешь, пожалуйста, прости – знай, я делаю это только потому, что люблю тебя. Она обещала сохранить тебе жизнь…
– В обмен на твою, – догадалась Хейзел. – Ты должна добровольно принести себя в жертву, чтобы пробудить этого… это существо.
– Алкионея, – подсказала Гея. – Старшего из гигантов. Он должен восстать первым, и здесь будет его новая родина – вдали от богов. Эти ледяные горы и леса станут его владениями. Он созовет армию монстров. Пока боги разобщены и сражаются друг с другом в мировой войне смертных, он отправит свои войска уничтожить Олимп.
Сны богини земли было столь плотными, что отражались на скальных стенах – жуткие сменяющиеся образы марширующих по Европе фашистских армий и японских самолетов, летящих бомбить американские города. И тут Хейзел поняла. Боги Олимпа вмешаются в эту битву, как они всегда делали во время человеческих войн. И пока они будут заняты кровавым, но тупиковым противостоянием, на севере соберется армия чудовищ. Алкионей вернет к жизни своих братьев-гигантов и отправит их завоевывать мир. Ослабевшие боги падут. Война между смертными затянется на десятилетия, пока всей цивилизации не придет конец, и богиня земли окончательно проснется. Гея будет править вечно.
– А все потому, – промурлыкала богиня, – что твоя мать была такой жадной, что прокляла тебя, наделив даром находить спрятанные богатства. В моем дремлющем состоянии у меня бы ушли целые десятилетия или даже столетия, чтобы накопить силы и самой возродить Алкионея. Но теперь он проснется, и скоро, а затем и я!
Хейзел с ужасом осознала, что будет дальше. Гее не хватало одного – добровольной жертвы, души, необходимой Алкионею для пробуждения. Ее мама шагнет в расщелину, коснется этого мерзкого шпиля – и он ее поглотит.
– Хейзел, уходи отсюда. – Мама с трудом встала. – Она сохранит тебе жизнь, но тебе нужно спешить.
Хейзел верила ей. И это было хуже всего. Гея сдержит обещание и отпустит Хейзел, чтобы та увидела конец света, зная, что она послужила ему причиной.
– Нет, – Хейзел приняла решение. – Я не стану жить. Не такой ценой.
Она потянулась в глубь своей души и, мысленно обратившись к отцу, Повелителю Царства Мертвых, призвала к себе все богатства его бескрайнего королевства. Пещера затряслась.
Нефть забулькала вокруг шпиля Алкионея, затем забурлила и заплескала через края расщелины, как вскипевшая вода из кастрюли.
– Не глупи, – сказала Гея, но Хейзел уловила в ее тоне беспокойство, возможно даже страх. – Ты погубишь себя – и ради чего? Твоя мать все равно умрет!
Хейзел на секунду заколебалась. Она вспомнила отцовское обещание: что когда-нибудь проклятие с нее спадет, что потомок Нептуна принесет ей покой. Он даже сказал, что у нее будет своя лошадь. Может, тот таинственный жеребец, встреченный ею на холмах, предназначался ей. Но ничего этого не случится, если она сейчас умрет. Она никогда больше не увидит Сэмми, не вернется в Новый Орлеан. Какие-то жалкие тринадцать лет жизни – да и те полные горестей и страданий, без надежды на счастливый конец.
Она поймала мамин взгляд. Впервые за долгое время мама не выглядела грустной или сердитой. Ее глаза сияли от гордости.