«Это с тебя все началось! – сказал Финей. – Если бы не ты, Алкионей бы не возродился!»
Лодка неслась по водам Колумбии, и Хейзел постаралась выбросить из головы эти мысли. Она помогла Элле соорудить гнездо из старых книг и журналов, которые они «реквизировали» из библиотечного мусорного бака.
Они не собирались брать с собой гарпию, но Элла вела себя так, будто это было делом решенным.
– «Друзья», – пробормотала она. – Десять сезонов, с тысяча девятьсот девяносто четвертого по две тысячи четвертый. Друзья растворили Финея и дали Элле говядину! Элла отправится со своими друзьями.
Теперь она с комфортом устроилась на корме, жевала кусочки вяленого мяса и декламировала отдельные строчки из Чарльза Диккенса и «Пятидесяти хитростей для дрессировки вашей собаки».
Перси, стоя на коленях на носу лодки, вел их назад в море с помощью своей умопомрачительной способности управлять водой одной лишь силой мысли. Хейзел и Фрэнк сидели на центральной скамейке, соприкасаясь плечами, из-за чего ее нервы закоротило не хуже, чем у гарпии.
Она вспомнила, как Фрэнк встал на ее защиту в Портленде, как он закричал: «Она хороший человек!», готовый бросить вызов любому, кто посмеет возразить. И как он стоял на склоне холма в Мендоцино посреди поляны отравленной травы, совершенно один, с копьем в руке – островки огня вокруг и пепел от трех василисков у него под ногами.
Неделю назад, если бы кто-то предположил, что Фрэнк – сын Марса, Хейзел рассмеялась бы. Фрэнк был слишком милым и добрым. Из-за своей неуклюжести и таланта попадать в неприятности он пробуждал в ней желание его защитить.
Но с тех пор как они покинули лагерь, она увидела его в ином свете. Он оказался намного отважнее, чем она думала. И это он теперь присматривалза ней. Хейзел не могла не признать, что эта перемена была в чем-то приятной.
Река расширилась, и они вышли в море. «Pax» свернул на север. Фрэнк подбадривал ее глупыми шутками: «Зачем Минотавр пересек дорогу? Сколько фавнов нужно, чтобы заменить лампочку?» Он показывал ей здания на берегу, напоминающие ему разные места в Ванкувере.
Небо начало темнеть, море приобрело такой же ржавый оттенок, как крылья Эллы. Двадцать первое июня почти подошло к концу. До Пира Фортуны оставалось ровно семьдесят два часа.
Наконец Фрэнк раздал им газировку и кексы, взятые со стола Финея.
– Все нормально, Хейзел, – тихо сказал он. – Как говорила моя мама, не пытайся решить все проблемы в одиночку. Но если ты не хочешь это обсуждать, то ничего страшного.
Хейзел нервно вздохнула. Открыться было страшно – и не только потому, что ей стыдно. Она боялась отключиться и провалиться в прошлое.
– Ты правильно догадался, что я вернулась из Царства Мертвых. Я… Я сбежала. Меня не должно быть среди живых.
Ее как прорвало – внутри словно обрушилась плотина. Она рассказала им, как ее мать призвала Плутона, влюбилась в него и пожелала все богатства земли, что для Хейзел обернулось проклятием. Описала жизнь в Новом Орлеане – умолчав лишь о своем друге Сэмми. Глядя на Фрэнка, она просто не смогла о нем заговорить.
Затем она объяснила, как Голос – Гея – постепенно поработил разум ее мамы. Как они переехали на Аляску, где Хейзел помогла возродить гиганта Алкионея, и как она умерла, опустившись вместе с островом на дно Воскресенского залива.
Конечно, Перси и Элла тоже ее слышали, но по большей части она обращалась к Фрэнку, и когда ее рассказ подошел к концу, она боялась на него взглянуть. Все ждала, что он отодвинется – может, скажет, что она и правда монстр.
Вместо этого он взял ее за руку:
– Ты пожертвовала жизнью, чтобы не дать гиганту пробудиться. Мне бы точно не хватило смелости.
Она почувствовала, как в шее быстро забился пульс:
– В этом не было ничего смелого. Я позволила маме умереть. Я так долго помогала Гее… и она почти победила.
– Хейзел, – вмешался Перси, – ты в одиночку пошла против богини. Ты поступила правильно… – Он осекся, будто ему в голову пришла неприятная мысль. – Что произошло в Царстве Мертвых? В смысле после твоей смерти? Ты должна была отправиться в Элизиум. Но раз Нико вернул тебя…
– Я не попала в Элизиум. – У нее резко пересохло в горле. – Пожалуйста, не спрашивай… – Но было уже поздно. Она вспомнила свое погружение во тьму, берег Стикса, и сознание начало ее покидать.
– Хейзел? – позвал Фрэнк.
– Ускользаете, – пробормотала Элла. – Пятое место в хит-парадах США. Пол Саймон. Фрэнк, иди с ней. Саймон говорит, Фрэнк, иди с ней.
Хейзел не понимала, о чем говорит Элла, но даже когда перед глазами потемнело, она не выпустила руки Фрэнка.
Затем она снова оказалась в Царстве Мертвых, и в этот раз она была не одна.
Они пересекали Стикс на лодке Харона. В темных водах кружил мусор – сдувшийся шарик со дня рождения, детская соска, маленькие пластмассовые жених с невестой со свадебного торта. Все, что осталось от человеческих жизней, оборвавшихся слишком рано.
– Г-где мы? – Стоящий рядом с ней Фрэнк мерцал призрачным фиолетовым светом, напоминая лара.
– В моем прошлом. – Странно, но Хейзел была совершенно спокойна. – Это просто эхо. Не волнуйся.
Лодочник обернулся и улыбнулся. Одну секунду он был красивым афроамериканцем в дорогом шелковом костюме. В следующую – стал скелетом в темной мантии.
– Конечно, тебе не из-за чего волноваться, – произнес он с британским акцентом. Он говорил с Хейзел, будто совсем не видел Фрэнка. – Я же обещал тебя перевезти – разве нет? Хоть у тебя и не было монеты. Нехорошо оставлять дочь Плутона не на той стороне реки.
Лодка скользнула на темный берег. Хейзел провела Фрэнка к черным вратам Эреба. Души расступались перед ними, узнав в ней дитя Плутона. Гигантский трехголовый пес Цербер зарычал из мрака, но позволил им пройти в просторный павильон за вратами. Они остановились перед трибуной судей. Три фигуры в черных мантиях и золотых масках уставились на Хейзел.
Фрэнк пискнул:
– Кто…
– Они решат мою судьбу, – пояснила она. – Смотри.
Как и тогда, судьи ничего у нее не спрашивали. Они просто заглянули в ее разум, вытянули из ее головы мысли и изучили их как коллекцию старых фотографий.
– Помешала Гее, – сказал первый судья. – Не дала Алкионею проснуться.
– Но это она его возродила, – заспорил второй судья. – Виновна в трусости, слабости.
– Она юна, – напомнил третий судья. – На кону была жизнь ее матери.
– Моя мама… – осмелилась заговорить Хейзел. – Где она? Что ее ждет?
Судьи повернулись к ней своими золотыми масками, застывшими в жутковатых улыбках.
– Твоя мать…
В воздухе над ними возник образ Мари Левеск, запечатленный в ту секунду, когда она с закрытыми глазами обнимала Хейзел, пока вокруг них рушилась пещера.
– Интересный вопрос, – сказал второй судья. – Разделение вины.
– Да, – поддержал первый судья. – Девочка умерла во имя благородной цели. Отсрочив пробуждение гиганта, она предотвратила многие смерти. Ей хватило храбрости пойти против Геи.
– Но она слишком долго ждала, – с грустью заметил третий судья. – Она виновна в помощи и пособничестве врагу богов.
– На нее повлияла мать, – возразил первый судья. – Девочка может отправиться в Элизиум. Мари Левеск обрекается на вечные муки.
– Нет! – закричала Хейзел. – Нет, пожалуйста! Это нечестно!
Судьи синхронно склонили головы набок.
«Золотые маски, – подумала Хейзел. – Золото всегда было для меня проклято. А вдруг оно каким-то образом отравляет их мысли и на справедливый суд можно не надеяться?»
– Осторожнее, Хейзел Левеск, – предостерег первый судья. – Хочешь взять на себя всю ответственность? Ты можешь сложить вину на душу своей матери. И обоснованно. Тебе было предназначено свершить великие дела, но твоя мать увела тебя с этого пути. Узри, кем ты могла стать…
Изображение над судьями сменилось. Хейзел увидела себя маленькой девочкой, счастливо улыбающейся, все пальцы в краске. Время ускорилось. Хейзел росла, ее волосы стали длиннее, а глаза печальнее. Ее тринадцатый день рождения: она скачет по полям на взятой без спроса лошади. Сэмми догоняет ее и со смехом спрашивает: «От чего бежишь? Я же не настолько страшный?» Хейзел на Аляске, бредет по Третьей авеню по дороге из школы, вокруг темно и идет снег.
Время опять перескочило вперед. Хейзел двадцать – она так похожа на маму, волосы заплетены в косы и убраны назад, глаза сияют. На ней белое платье – подвенечное? В ее улыбке столько нежности, что Хейзел инстинктивно поняла, что она смотрит на кого-то особенного – на любимого человека.
Но ей совсем не было обидно. У нее даже мысли не возникло, за кого она могла выйти замуж. Вместо этого она подумала: «Мама выглядела бы так же, если бы отпустила свой гнев, если бы Гея не заморочила ей голову».
– Ты потеряла шанс на эту жизнь, – спокойно и ровно, как о свершившемся факте, сказал первый судья. – Особые обстоятельства. Элизиум для тебя. Муки для твоей матери.
– Нет, – заявила Хейзел. – Нет, случившееся не было целиком ее виной. Ее склонили. Она любила меня. В конце она пыталась меня защитить.
– Хейзел, – прошептал Фрэнк, – что ты делаешь?!
Она сжала ему руку, призывая молчать. Судьи в его сторону даже не взглянули.
Наконец второй судья вздохнул:
– Вердикта нет. Недостаточно добра. Недостаточно зла.
– Наказание придется поделить, – согласился первый судья. – Обе души отправятся в Поля асфоделей. Мне жаль, Хейзел Левеск. Ты могла стать героем.
Потянув за собой Фрэнка, она вышла из павильона на бескрайние желтые поля и провела его через толпу духов к роще черных тополей.
– Ты отказалась от Элизиума, – восхищенно выдохнул Фрэнк, – чтобы твоей маме не пришлось страдать?
– Она не заслужила такого наказания, – отозвалась Хейзел.
– Но… что будет теперь?
– Ничего. Ничего… и так целую вечность.
Они бесцельно брели куда-то. Души вокруг болтали подобно обитателям сумасшедшего дома – потерянные и сбитые с толку, не помнящие прошлого, забывшие даже свои имена.