Сын Нептуна — страница 64 из 74

Перси и Фрэнк сыпали проклятиями покруче коней, отчаянно пытаясь удержаться на спине Ариона, а Хейзел обхватила жеребца за шею. Ребята каким-то образом умудрялись держаться, а Арион скакал по скалам, перемахивал с одного карниза на другой с невероятной скоростью и ловкостью. Это было похоже на падение с горы… но только не вниз, а вверх.

Потом все закончилось. Арион гордо замер на вершине ледяного кряжа над пропастью. Море теперь находилось в трехстах футах внизу.

Жеребец торжествующе заржал, и звук эхом разнесся по горам. Перси не стал переводить, но Хейзел была абсолютно уверена, что Арион бросает вызов всем другим лошадям, которые могут находиться в заливе: «Ну-ка, попробуйте повторить то, что сделал я, слабаки!»

Потом конь развернулся и сиганул в сторону от моря через вершину ледника, перепрыгнув через пропасть шириной в пятьдесят футов.

— Вон там! — указал Перси.

Конь остановился. Перед ними лежал замерзший римский лагерь — увеличенная в размерах копия лагеря Юпитера. Траншеи щетинились ледяными пиками. Снежные бастионы переливались ослепительной белизной. Со сторожевых башен свисали знамена из замерзшей голубой материи, сверкающей на арктическом солнце.

Никаких признаков жизни ребята не увидели. Ворота были распахнуты. Стены не охранялись часовыми. И все же Хейзел нутром чуяла какую-то беду. Она вспомнила пещеру в заливе Воскресения, где она выращивала Алкионея, — угнетающее присутствие зла и не стихающее бум-бум-бум, словно биение сердца Геи. Это место казалось ей знакомым, словно земля здесь пыталась проснуться и поглотить все, словно горы по обе стороны хотели раздавить их и весь ледник.

Арион норовисто перебирал ногами.

— Фрэнк, — сказал Перси, — что, если мы отсюда пойдем пешком?

— Я думал, ты никогда этого не предложишь, — облегченно вздохнул Фрэнк.

Они вдвоем спешились и сделали несколько осторожных шагов. Лед казался прочным, он был покрыт тонким ковром снега, а потому не скользил.

Хейзел верхом двинулась вперед, а Перси и Фрэнк шли по бокам, держа наготове оружие. Они беспрепятственно подошли к воротам. Хейзел умела чувствовать ямы, силки, петли и всякого рода ловушки, с которыми на протяжении многих веков сталкивались римские легионы на территории противника, но здесь она ничего не видела — только раскрытые обледенелые ворота и замерзшие знамена, тихо потрескивавшие на ветру.

Виа Преториа просматривалась до самого конца. На перекрестке, перед сложенной из снежных кирпичей принципией стояла высокая, закованная в ледяные цепи фигура в темном одеянии.

— Танатос… — выдохнула Хейзел.

Ей показалось, что душа ее вытягивается из тела, увлекается к Смерти, как пыль в сопло пылесоса. Перед глазами у нее потемнело. Она чуть не свалилась с Ариона, но Фрэнк поддержал ее, не дал упасть.

— Ты с нами, — напомнил он. — Никто тебя не заберет.

Хейзел ухватилась за его руку. Она не хотела его отпускать. Фрэнк был такой надежный, такой уверенный, но вот от Смерти он не мог ее защитить. Его собственная жизнь висела на волоске — зависела от обгоревшей деревяшки.

— Я в порядке, — солгала она.

— Никаких защитников? — Перси беспокойно озирался. — Никаких гигантов? Это наверняка какая-то ловушка.

— Судя по всему, — согласился Фрэнк. — Но, думаю, у нас нет выбора.

Хейзел поспешно, чтобы не передумать, направила Ариона в ворота. План лагеря был им хорошо знаком — казармы когорт, бани, арсенал. Точная копия лагеря Юпитера — только в три раза больше. Даже сидя на коне, Хейзел чувствовала себя маленькой и незначительной, словно они двигались по городу, созданному богами.

Они остановились в десяти футах от фигуры в черном.

Теперь, оказавшись здесь, Хейзел испытала бесшабашное желание поскорее закончить этот поиск. Она знала, что подвергается большей опасности, чем когда сражалась с амазонками, или отбивалась от грифонов, или скакала на спине Ариона по леднику. Хейзел инстинктивно чувствовала, что стоит Танатосу прикоснуться к ней — и она умрет.

Но еще она знала, что если этот поиск не будет закончен, если она смело и гордо не пойдет навстречу судьбе, то все равно умрет, но только как трусиха, потерпевшая неудачу. Судьи в Царстве Мертвых на этот раз не будут к ней снисходительны.

Арион бил копытами, чувствуя ее беспокойство.

— Привет, — выдавила из себя Хейзел. — Мистер Смерть?

Фигура в капюшоне подняла голову.

И весь лагерь мгновенно ожил. Из казарм, принципии, арсенала и кухни появились фигуры в римских доспехах… но это были не люди. Это были тени — бормочущие призраки, с которыми Хейзел столько десятилетий провела в Полях асфоделей. Их тела состояли из черного дыма, но тем не менее они несли на себе доспехи, ножные латы и шлемы. На поясах у них висели покрытые инеем мечи. В их призрачных руках парили копья и помятые щиты. Перья на шлемах центурионов смерзлись и истрепались. Большинство теней шли пешком, но два легионера выскочили из конюшни на золотой колеснице, запряженной черными призраками лошадей.

Увидев коней, Арион гневно ударил по земле копытом.

Фрэнк схватился за лук.

— Да, это ловушка!

XLIVХейзел

Призраки построились в ряды и окружили перекресток. Их было около сотни — не весь легион, но больше когорты. Некоторые держали видавшие виды знамена с молнией — знамена пятой когорты Двенадцатого легиона, войска Майкла Варуса, погибшего в тысяча девятьсот восьмидесятых. В руках других были штандарты и эмблемы, незнакомые Хейзел, словно они умерли в другие времена, в других поисках и, может быть, даже не имели ничего общего с лагерем Юпитера.

Большинство призраков несли на себе оружие из имперского золота — здесь было больше имперского золота, чем у всего Двенадцатого легиона. Хейзел чувствовала объединенную мощь всего этого золотого гудения вокруг… это даже страшнее, чем гром ледника! Она подумала: возможно, она могла бы воспользоваться своим даром и повлиять на золото, чтобы обезоружить этих призраков. Но Хейзел боялась пробовать. Имперское золото не просто драгоценный металл. Оно смертельно для монстров и полубогов. Попытаться воздействовать на такое количество золота одновременно равносильно попытке воздействовать на плутоний в реакторе. Если ее постигнет неудача, то это может закончиться тем, что ледник Хаббард вообще исчезнет с карты, а ее друзья погибнут.

— Танатос! — Хейзел повернулась к облаченной в черное фигуре. — Мы пришли спасти тебя. Если эти тени подчиняются тебе, скажи им…

Голос ее замер. Капюшон упал с головы бога, упали и его одежды, когда он распростер крылья и остался только в черной безрукавке, схваченной ремнем на поясе. Существа прекраснее, чем он, Хейзел в жизни не видела.

Кожа у него была цвета тикового дерева, темная и блестящая, как старая столешница у Королевы Мари. Глаза напоминали глаза Хейзел — того же медово-золотистого цвета. Гибкий и мускулистый, с царственным лицом и черными волосами, ниспадающими на плечи, а крылья его переливались синими, черными и алыми цветами.

Хейзел напомнила себе, что неплохо бы все-таки и дышать.

«Прекрасный» — вот точное слово для характеристики Танатоса, не красивый, не классный и не что-нибудь в таком роде. Он был прекрасен, как ангел, — идеальный, недосягаемый, не подвластный времени.

— Ой, — тихонько всхлипнула она.

Запястья бога сковывали ледяные кандалы, цепь от них уходила прямо в лед. Ноги были босы, кандалы обхватывали лодыжки, а цепь от них тоже терялась подо льдом.

— Он как Купидон, — сказал Фрэнк.

— Купидон в хорошей физической форме, — согласился Перси.

— Вы мне льстите, — проговорил Танатос. Голос его был так же великолепен, как и он сам: низкий, мелодичный. — Меня часто принимают за бога любви. Смерть имеет больше общего с любовью, чем вы можете себе представить. Но я — Смерть. Можете мне поверить.

Хейзел не сомневалась в этом. У нее было такое ощущение, что она состоит из праха. В любую секунду Хейзел могла рассыпаться в пыль, исчезнуть, быть затянутой в никуда… Она подумала, что Танатосу даже не нужно прикасаться к ней: он может просто приказать ей умереть. И она рухнет навзничь: ее душа подчинится этому прекрасному голосу и этим прекрасным глазам.

— Мы… мы пришли, чтобы спасти тебя, — сумела выговорить она. — Где Алкионей?

— Спасти меня?.. — Танатос прищурился. — Ты понимаешь, что говоришь, Хейзел Левеск? Ты понимаешь, что это будет означать?

Перси вышел вперед.

— Мы теряем время.

Он ударил мечом по цепям, сковывавшим бога. Небесная бронза со звоном ударилась о лед, но Анаклузмос прилип к цепи, как приклеенный. По клинку пополз иней. Перси отчаянно дернул меч. Фрэнк ринулся ему на помощь. Вдвоем они с трудом, но оторвали Анаклузмос, прежде чем мороз сковал их руки.

— Так ничего не получится, — просто сказал Танатос. — А что касается гиганта, то он рядом. Эти тени подчиняются не мне — ему.

Танатос обвел взглядом солдат-призраков. Они переступали с ноги на ногу и ежились, словно арктический ветер пробирал и их ряды.

— Так как же нам освободить тебя? — спросила Хейзел.

— Дочь Плутона, дитя моего хозяина, уж тебе-то меньше всего нужно желать моего освобождения, — снова обратился к ней Танатос.

— Ты думаешь, мне это неизвестно? — Глаза Хейзел жгло, но она уже устала бояться.

Семьдесят лет назад она была испуганной маленькой девочкой. Она потеряла мать, потому что начала действовать слишком поздно. Теперь Хейзел была римским воином. Она не хотела еще раз потерпеть поражение. И не хотела подвести своих друзей.

— Послушай, Смерть, — сказала Хейзел, обнажая спату. Арион наперекор ей встал на дыбы. — Я вернулась из Царства Мертвых и преодолела тысячи миль не для того, чтобы услышать, что я слишком глупа, а потому не могу тебя освободить. Если мне суждено умереть, я умру. Если нужно, я буду сражаться со всей этой армией. Скажи нам, как разрубить твои цепи.

— Любопытно. — Танатос несколько мгновений разглядывал ее. — Ты ведь понимаешь, что эти тени когда-то были полубогами, как вы. Они сражались за Рим. Они умерли, не завершив свой героический поиск. Они, как и ты, были отправлены в Поля асфоделей. Теперь Гея пообещала им вторую жизнь, если они будут сражаться за нее. Конечно, если ты освободишь меня и одержишь победу над ними, то им придется вернуться в Царство Мертвых, откуда они пришли. За то, что они предали богов, их ждут вечные мучения. Они такие же, как ты, Хейзел Левеск. Ты уверена, что хочешь освободить меня и навсегда проклясть эти души?