Но угнать лошадей было делом нелегким. Наши лошади ночь проводили в сараях, а паслись только днем и за последний месяц сильно отощали. Обессиленные, они не могли бежать от загонщиков; многие отставали и, словно кролики, бросались в кусты, а навахам приходилось возвращаться и подгонять их. Наконец мы подошли к неприятелю, и наши воины начали стрелять.
Я поднял ружье, прицелился в одного из навахов, но почувствовал, что не могу нажать спуск. Оглянувшись на брата, я увидел, что он опустил лук. Тогда я крикнул на языке навахов:
— Друзья! Не угоняйте лошадей! Не обижайте тэва и возвращайтесь к себе домой!
Долго я кричал и от волнения забыл о том, что шум и топот лошадей заглушает мой голос.
Три всадника-наваха отстали от своего отряда, чтобы угнать отбившуюся от табуна лошадь. Один из них оглянулся и натянул тетиву своего лука. Я узнал его: это был Белый Ястреб, младший брат моей покойной матери.
Я высоко поднял ружье и стал размахивать им, чтобы привлечь его внимание. Я закричал, назвал его по имени, побежал к нему, но он даже не взглянул на меня, выстрелил из лука и ускакал.
— Это наш дядя! — воскликнул брат. — Наш дядя Белый Ястреб! О, если бы мы могли с ним поговорить!
Между тем навахи решили бросить отбившихся лошадей. Быстро погнали они табун в горы, а тэва грустно смотрели им вслед, размышляя о том, что теперь всем придется таскать на спине дрова из леса, так как в пуэбло почти не осталось лошадей. Огоуоза велел нам подобрать убитых и раненых, но в эту минуту к нему подбежал Огота.
— Вождь, выслушай меня! — крикнул он.
Указывая пальцем на меня и моего брата, он продолжал:
— Я требую, чтобы ты позволил нам убить этих двоих! Они изменники! Они не хотели драться с нашими врагами. Мы видели, что делал Уампус: он кричал своему родственнику-наваху, чтобы тот нас не щадил! Он размахивал ружьем и уговаривал наваха перебить всех нас. Я это видел! Да и не я один.
— Ложь! Мой сын так не поступит! — крикнул Начитима.
— А ты, Огота, что делал ты во время боя? Я видел, что ты отстал и спрятался в кустах, — сказал Потоша.
— Да, спрятался, потому что не мог сражаться. Тетива лука порвалась, — ответил Огота, поднимая лук, чтобы все видели разорванную тетиву.
— Да уж не ты ли ее перерезал?
— Говорю тебе, она порвалась. Вождь, отдай нам изменников, мы их убьем!
Огоуоза повернулся ко мне:
— Уампус, что скажешь ты?
Нас обступили воины и женщины, прибежавшие из пуэбло. Я заметил, что многие с ненавистью смотрят на меня и брата.
— Вождь, — сказал я, — правда, мы не стреляли в этих грабителей. Увы! Это люди одной с нами крови! Я пытался стрелять, но не мог. Тогда я стал кричать: «Друзья! Не угоняйте лошадей! Не обижайте тэва!» Одного из них я узнал. Это был Белый Ястреб, брат нашей матери, наш дядя. Я размахивал ружьем, чтобы привлечь его внимание, я побежал к нему умоляя оставить нас в покое, но он меня не видел, а если видел, то не узнал...
— Вот! Слышите! Он сам говорит, что не стал стрелять! Вождь, разреши нам убить Уампуса и его изменника брата! — крикнул Огота.
— Да! Убьем навахов! Мы приютили изменников! — раздались возгласы в толпе.
И я увидел, что многие из тех, кого я считал своими друзьями, смотрят на меня злобно.
— Нет! Раньше вам придется убить меня! — крикнул Начитима.
— И меня! И меня! — подхватили Кутова и Потоша.
Келемана, Чоромана и другие женщины бросились к нам. Тогда заговорил старый летний кацик.
— Замолчите! — приказал он. — Всем вам известно, что только мы, члены Патуабу должны решать, как следует поступить с этими двумя юношами. Через пять дней мы соберемся в южной киве, обсудим этот вопрос и вынесем решение.
Никто не посмел возражать кацику. Люди разбрелись по полю, отыскивая убитых и раненых. Убитых было пятеро: два мальчика и трое мужчин; раненых двое: мальчик и воин. Родственники оплакивали убитых, а мы не могли их утешить. В тот день никто не работал в полях. Мы вернулись домой вместе с Начитимой, Келеманой, Кутовой и его семьей. Женщины приготовили для нас сытный обед, но мы с братом были так огорчены враждебным отношением тэва, что ничего не могли есть. Спустившись на площадь, мы заметили, что многие мужчины и юноши, всегда относившиеся к нам дружелюбно, сейчас нас избегают.
Грустные, побрели мы домой. У подножия лестницы нас ждал один из наших друзей. Сначала он осмотрелся по сторонам, словно боясь, как бы кто не увидел, что он разговаривает с нами. Но на площади никого не было. Тогда он прошептал.
— Огота и его друзья обходят одного за другим всех членов Патуабу и стараются восстановить их против вас. Они настаивают на том, чтобы вас убить. Через пять дней члены Патуабу соберутся в киве. Сейчас за вами следят. Сегодня ночью вы можете уйти из Покводжа и вернуться к родному племени. Я хотел вас предупредить, потому что люблю вас обоих.
— Дорогой друг, ничего плохого мы не сделали и не хотим бежать из Покводжа, — ответил я. — Если Патуабу решит, что мы должны умереть... ну, что ж, тогда мы умрем!
— Да, мы не хотим жить, если Патуабу будет так несправедлив к нам! — воскликнул брат.
Наш друг молча ушел, а мы вернулись домой.
Так как навахи угнали почти всех наших лошадей, то мы считали, что теперь можно не опасаться новых набегов. Но Огоуоза не был в этом уверен и вечером назначил караульных на следующий день.
Рано утром Начитима, Одинокий Утес и я вышли на работу в поле. Прикрывая влажной землей маленькие твердые зернышки маиса, я думал о том, суждено ли мне увидеть первые зеленые ростки. Вечером, когда мы вернулись домой, нас встретили Келемана и Чоромана; у обеих глаза были заплаканы. Молча поставили они перед нами миски с похлебкой. Начитима вопросительно посмотрел на жену, но она повернулась к нему спиной.
— Ну-ну, говори, что случилось, — сказал он.
Келемана заплакала и ничего не сказала; за нее ответила Чоромана:
— Уампус, мой будущий муж! Мы узнали, что Огота со своими друзьями побывал у членов Патуабу и склонил на свою сторону советников, выдвинув против тебя новое обвинение. Он утверждает, что тебе известно какое-то заклятие, и вчера по твоей вине навахи ушли целыми и невредимыми: тэва не могли их ни убить, ни ранить.
— Начитима, многие этому верят или притворяются, будто верят, всхлипывая, заговорила Келемана. — Я знаю, что через четыре дня — да, осталось только четыре дня! — Патуабу осудит наших сыновей. Что нам делать? Как их спасти?
— Начитима, я знаю, что нужно делать! — воскликнула Чоромана. Они должны отсюда уйти раньше, чем члены Патуабу вынесут решение. Они должны уйти к своему народу и никогда не возвращаться в Покводж. А я уйду с ними! Я нарушу клятву, которую дала деду, я буду женой Уампуса и буду следовать за ним, куда бы он ни пошел.
— Нет, нет! — громовым голосом крикнул Начитима.
Отодвинув миску с едой, он вскочил и стал ходить по комнате.
— Они не уйдут отсюда, а ты не нарушишь клятвы! Разве я не член Патуабу? Огоуоза, Поаниу, летний кацик — верные наши друзья. Мы заставим образумиться легковерных советников. Члены Патуабу никогда не приговорят к смерти наших детей, ни в чем неповинных!
— Но кое-кто из них, даже сам зимний кацик, входит в клан Оготы, клан Огня, — сказала Келемана.
— Довольно! Мы им докажем, что Огота — трус и лжец. Мы им напомним, что наш сын убил бурого медведя и двух утов. Не бойся! Патуабу не тронет наших сыновей.
Потоша, никем не замеченный, вошел в комнату и остановился в дверях, прислушиваясь к разговору. Все мы вздрогнули и оглянулись, когда он воскликнул:
— Начитима! Помнишь, вчера я обвинил Оготу в том, что он перерезал тетиву? Так оно и было! Один из мальчиков-пастухов, Волчий Хвост из клана Олень, видел, как Огота спрятался в зарослях, опустился на колени, достал нож и перерезал тетиву. Я это знал еще вчера, когда бросил ему обвинение: у разорванной тетивы концы всегда бывают растрепаны. Вместе с Волчьим Хвостом я приду на совещание членов Патуабу и расскажу все, что знаю.
— Да, ты должен это сделать. А теперь ступай к мальчику и предупреди его, чтобы он не проболтался, — сказал Начитима.
Поужинав, Начитима ушел, сказав нам, что хочет повидаться с летним кациком и другими членами Патуабу.
Келемана и Чоромана вымыли чашки и миски, поставили их на место и молча уселись возле очага. Мне хотелось сказать Чоромане, как я ей благодарен за то, что ради меня она готова нарушить клятву, покинуть родных и следовать за мной, но сейчас, при Келемане, я не мог выговорить ни слова. Вскоре за Чороманой пришла ее мать. Когда Чоромана проходила мимо меня, я коснулся ее руки. Друг мой, часто одним прикосновением можно выразить то, чего не скажешь словами!
Потом послышались шаги, и в комнату вошла одна из близких подруг Келеманы, Побези — Белый Цветок, из клана Белый Маис. Это был клан зимнего народа.
— Келемана! — воскликнула она. — Поаниу пришла на нашу площадь и зовет Уампуса. Она хочет, чтобы он раздобыл корм для ее священной змеи.
— Но почему она ищет меня там, где я никогда не бываю? — спросил я.
— Да, я тоже задала ей этот вопрос, но она зажала мне рот рукой и сердито прошептала: «Молчи! Я знаю не хуже тебя, что его здесь нет. Но пусть весь зимний народ слышит мои слова. Я — Поаниу — верю в Уампуса и хочу, чтобы он достал корм для моей змеи». Она обошла всю площадь и каждому встречному говорила, что ты должен принести живого кролика для священной змеи. Слышишь ее голос? Она пришла за тобой на южную площадь.
Действительно, мы услышали голос Поаниу. Келемана осушила слезы и улыбнулась.
— Уампус! — воскликнула она. — Поаниу — верный наш друг. Она тебя защитит, члены совета должны будут ей повиноваться.
Я хотел было пойти навстречу Поаниу, но женщины посоветовали мне остаться. Через минуту Поаниу поднялась по лестнице на крышу и вошла в комнату. Тяжело дыша и улыбаясь, она опустилась на скамью.
— Ты уже знаешь, Уампус, какое я хочу дать тебе поручение. Это все, что я могу для тебя сделать. До сих пор только членам Патуабу поручала я доставать пищу для священной змеи. Завтра ты принесешь мне кролика, живого кролика.