— Спасибо, сэр, но…
— Как хотите, Джон. Я вас понимаю. Ретт тоже не стал бы пользоваться рекомендациями. А вы его сын в самом высоком смысле этого слова…
До Аляски добрались довольно легко, без особых приключений, если не считать приключением то, что в дороге Цезарь простудился и несколько дней температурил.
Но Найт проявил настоящие лекарские способности и поставил мальчишку на ноги. Поэтому уже на пароходе Цезарь успел облазить все уголки и сообщить Найту и Джону, что здесь припасена огромная партия разнообразнейшего товара, начиная с мороженого мяса и заканчивая ружьями и даже платьями. В первом классе едут бизнесмены, несколько артистов и даже губернатор. Во втором расположились коммивояжеры, очень шумная компания, несколько военных, несколько инженеров и одна дама, неизвестной профессии. В третьем классе — работяги. С семьями и без семей. Все мечтают найти на Аляске золото, кое-кто хочет наняться землекопом, кое-кто собирается охотиться на пушных зверей. Словом, компания подобралась вполне обычная для таких рейсов.
Найт познакомился с капитаном, который подробно рассказал о маршруте, о пароходе, о своей команде и даже о достопримечательностях порта Уиттиер, куда пароход держал путь.
Найт отчаянно скучал, хотя каждый вечер его приглашали то в одну, то в другую компанию. Но эти вечера его не привлекали, и все из-за того, что он сразу становился центром всеобщего внимания: он не любил отвечать на вопросы, он любил вопросы задавать. Поэтому вскоре Найт стал отказываться от приглашений и предпочитал проводить время в собственной каюте. Джон тоже обследовал корабль и нашел его вполне надежным и даже современным.
Но и это вскоре не развлекало его. И тогда он спустился в третий класс и стал знакомиться с работягами. О, сколько здесь было интересных ребят! В основном бывшие ранчеро или рабочие. Были и разноязычные жители Америки, и индейцы, державшиеся обособленно и даже с некоторым вызовом.
Встретил Джон и своих земляков. Он даже знал те места, откуда ехали эти парни. Из разговоров с ними Джон понял, что ничего особенного за время его отсутствия в Джорджии не случилось, та же размеренная, спокойная жизнь, те же простые радости и труд, труд до седьмого пота.
Одна только новость будоражила сейчас этих ребят: некая вашингтонская шишка попыталась оттяпать у леди из Джорджии ее землю, да села в лужу, леди оказалась на высоте. Ни имени леди, ни имени шишки парни не знали, говорили только, что дамочка была что надо! При всем честном народе надавала губернатору пощечин.
При чем тут губернатор, они объяснить не могли. Джон никак не связывал эту почти фантастическую историю со своей матерью. В письмах она и словом не обмолвилась о своих бедах.
Но самая интересная встреча, которая потом не раз еще аукнулась в жизни Джона и Найта, произошла с эскимосом Нагом.
Джону не сразу удалось разговорить парня. Тот все больше сидел в углу и, покуривая свою трубку, отмалчивался, когда остальные бурно обсуждали то или иное событие. Надо сказать, что многие из парней уже бывали на Аляске и даже заработали немалые деньги, но, вернувшись, как они говорили, на «материк», в короткий срок спускали все деньги по кабакам и теперь возвращались опять нищими.
Жизнь на Аляске они знали досконально, хорошо представляя себе, что их ждет. Зеленым новичкам советовали сначала присмотреть, а только потом столбить тот или иной участок, вообще, они давали дельные советы: куда вложить добытые средства, как выгоднее распорядиться золотым песком, — жаль, правда, что сами они своими советами воспользоваться не сумели.
Джон долго присматривался к эскимосу и наконец подсел к нему и спросил:
— Ты тоже ищешь золото?
Эскимос молчал минут десять. Джон уже решил было, что тот просто не понял вопроса, но тот вдруг ответил:
— Моя золото не исцет. Моя думает, золото нельзя кусать.
— Значит, ты охотник?
— Моя стреляет белка, песец, соболь, моя не охотник.
— А на материк зачем ездил?
На этот раз эскимос молчал минут пять.
— Твоя не полисейский? — наконец спросил он.
— Нет, я репортер.
— Тогда сказу. Моя больсе не хосет зить дома, моя хосет на материк.
— А почему?
— Твоя тоцно не полисейский?
— Нет-нет, успокойся. Я из газеты.
— Тогда сказу. Мистер Ридер плохая, его каздая боится. Моя не хоцет зить дома. Никто эскимоса не хоцет зить там, где мистер Ридер.
— Он кто? Полицейский? — спросил Джон.
— Он хузе любой полисейский. Он нехоросий человека.
На следующий день Найт и Джон привели Нага к себе, угостили виски и подробно расспросили о страшном человеке мистере Ридере, который хуже полицейского.
Картинка вырисовывалась весьма интересная.
Поселок, в котором обосновался этот мистер, находился рядом со стоянкой эскимосов. Наг помнил все шаги пришельца с первого дня. Он тоже начинал как простой золотоискатель. Особых успехов у него, правда, не было. Но как-то так получилось, что вскоре весь поселок ходил у Ридера в долгах. И это бы еще ничего. Вскоре Ридер прибрал власть в городке в свои руки так крепко, что все только ахнули. Шериф был у Ридера на побегушках, но этого мистеру показалось мало. Он сколотил команду головорезов, которые в любое время дня и ночи могли ворваться в дом, избить хозяина, просто ограбить или в лучшем случае нагадить. Несколько человек рванулись было за помощью, но пропали бесследно. Все дело в том, что поселок располагался в ущелье, а доступ к нему был один — через узкий проход в горах. Перекрыть его Ридеру ничего не стоило. Из поселка человек уйти не мог, а если уж такая необходимость возникала, в заложниках оставалась его семья.
Когда эскимосы, которым доставалось от Ридера больше всего, попытались вырваться из его цепких лап, тот просто перестрелял всех их упряжных собак. Нагу удалось вырваться только потому, что он отправился за охотничьими ружьями. В самом деле Наг решил остаться на материке, но в поселке были его родные — мать, жена, дети. Ридер просто уничтожил бы их, не вернись Наг обратно.
— И что, никто не пытался остановить негодяя? — спросил Найт.
— Приходили два целовека, хоросие люди, они пропали, — сказал Наг.
— Понятно. — Найт задумался на минуту, а потом сказал: — Решено, Наг, мы идем с тобой.
Джон был не в восторге от этого решения. Они даже крепко поспорили с Найтом.
— Постой, мы же составили подробный план, у нас столько важных дел, а ты бросаешься на первый попавшийся кусок, словно собака, которая не ела неделю.
— Работа в газете не пошла тебе на пользу, — отшучивался Найт. — Ты стал выражать простые мысли слишком витиевато.
— Да я не шучу, Найт! Да, конечно, рассказ эскимоса очень захватывающий, прямо как в авантюрном романе, но тебе не кажется, что таких историй мы знаем сотни? Это дело не для репортера, а для хорошего отряда полиции. В порту мы сообщим шерифу штата, и мистера Ридера приведут в тюрьму в стальных наручниках…
— …которые надолго прикуют преступника к позорному столбу. Нет, Бат, ты положительно сбиваешься на пафос газетной передовицы.
— Ну, хорошо, мне это дело просто неинтересно. Можешь отправляться к Ридеру сам. Я займусь делами по намеченному плану.
— А жизнь, Бат, ты тоже хочешь прожить по намеченному плану?
— Нет, жизнь богаче любых планов, во всем ее многообразии и непредсказуемости! — в свою очередь передразнил Найта Джон. — У нас с тобой общая болезнь. Только у тебя в хронической форме, а я еще имею шанс излечиться.
— Конечно, имеешь, если бросишь репортерство.
— Я не готов к этому разговору.
— Ба! Да ты заговорил, как дипломат! У нас что, переговоры по панамской проблеме? Он не готов! Зато я готов. Ну, еще месяц-два, тебе самому станет скучно, Бат. Бросай эту профессию, пока не поздно.
— Слушай, я говорю, как дипломат, а ты вполне дипломатически выкручиваешься. Мы сейчас говорим не о моем будущем. Я уж не напоминаю тебе об обязательствах перед газетой, но передо мной у тебя есть обязательства?
— Нет. Теперь нет. Знаешь, Бат, наступает момент в жизни любого человека, когда он должен наплевать на все обязательства. У меня такой момент настал. Я хочу поехать в гости к Нагу.
— А я не хочу туда ехать.
— Ну и не надо. Ладно, это не тема для обсуждения. Лучше поговорим о твоем будущем. Мне так нравится выступать пророком, мудрым старшим товарищем, этаким слегка циничным жизневедом. Ну дай мне потешить свое самолюбие, Бат!
Джон рассмеялся. Действительно, Найту очень нравилось говорить о будущем Джона. Да и Джону, если быть честным, нравилось его слушать.
Но на этот раз Джон сказал:
— Найт, а давай-ка лучше поговорим о твоем будущем.
— Моем? Это ты предлагаешь тридцатилетнему старику? Какое у меня будущее, Бат! Мое будущее — это мое настоящее. Я помру репортером. Старым пронырой, всезнайкой, язвительным и насмешливым. Нет, Бат, мое будущее меня не интересует. А вот твое…
— Знаешь, мать мне когда-то запретила слушать гадалок, — сказал Джон. — Не потому, что это все полная чепуха, а потому, что это может быть правдой.
— Не понял.
— Очень просто. Всякие гадания и предсказания искушают будущее. Оно становится определенным, и ты вольно или невольно будешь идти по предначертанному, а так у человека всегда есть выбор.
— Твоя мать — мудрейшая женщина. Однако я не гадалка. Я советчик. И я советую тебе — брось репортерство. Займись другим.
— Чем, Найт?
— Синематографом, — вдруг ни с того ни с сего сказал Найт.
Джон рассмеялся. Ничего абсурднее и смешнее он себе представить не мог. Это то же самое, если бы Найт предложил ему вырезать силуэты из черной бумаги, что так ловко делают на разных ярмарках потасканного вида немолодые люди.
— Синематографом, Найт? Что это тебе взбрело в голову?
— Это не взбрело, Джон. Я долго думал об этом.
— У меня создалось впечатление, что долго думать ты вообще не умеешь.
— Правильно, но на этот раз получилось именно долго, — не обиделся Найт. — Знаешь, это даже не умственное наблюдение, а чувство. Вернее, предчувствие…