Джон потом часто вспоминал это мгновение. Его палец медленно вдавливал курок, а все существо Джона превратилось в ружейный боек, который злым клювиком ударит сейчас в капсюль. И капсюль даст искру, а она подожжет порох, и тот своими газами вытолкнет на свет Божий свинцовую смерть.
В следующее мгновение Джон не выстрелил, потому что прямо перед собой увидел лицо Найта.
Плохие известия
Скарлетт ехала в Нью-Йорк.
Поездка в Вашингтон ничего не дала. Она побывала на нескольких приемах у видных конгрессменов, встретилась с некоторыми старыми друзьями Ретта, даже проконсультировалась с одним виднейшим адвокатом по такого рода делам, стараясь, правда, скрыть это от Доста, чтобы не ущемлять его самолюбие, но никто всерьез не вник в ее проблемы, никто не дал ей по-настоящему ценного совета. Более того, знакомые искренне удивлялись, когда Скарлетт говорила, что у нее неприятности.
Все считали, что Скарлетт и неприятности — понятия несовместимые. Поэтому, пробыв в Вашингтоне почти месяц, Скарлетт решила, не заезжая домой, отправиться в Нью-Йорк. Собственно, этот совет ей только и дали. Дескать, все дела решаются там, здесь, в Вашингтоне, только подписываются.
У Скарлетт не было особого плана действий. Так, несколько влиятельных знакомых, с которыми она и собиралась повстречаться. Ну и, конечно, с Джоном и Бо. Кэт была во Франции.
Она дала телеграмму и Бо и Джону, надеясь, что хоть кто-то из них встретит ее.
Вся эта история с документами и судами уже порядком утомила Скарлетт. Она только руками разводила, как это вышло, что именно на нее свалилась такая напасть. Всю жизнь ее мысли и дела были далеки от судебных канцелярий и присутственных мест. Ее мысли вообще были далеко от мелочей жизни, она жила в других масштабах, в другом измерении. Любовь и ненависть, доброта и верность, дружба и одиночество — вот те незыблемые вехи, по которым шла ее жизнь. Только во время войны она думала о хлебе насущном, но тогда об этом думали все. И даже та давняя забота была окрашена багровыми красками трагизма, борьбой за жизнь. А теперь она сама себе вдруг стала напоминать старую скрягу, которая дрожит над куском земли, интригует, мелко злобствует.
Да, обстоятельства изменили ее, ход ее мыслей, мечтаний, надежд. Если раньше она мечтала о любви, то теперь о благоприятном решении суда. Если раньше надеялась на возвращение любимого, то теперь на благосклонность присяжных. Если раньше думала легко и весело, то теперь логично и скучно.
«А может, бросить все это? — иногда вдруг озарялась она захватывающей идеей. — Оставить и все эти суды, и все эти тяжбы. Денег хватит, а тратить жизнь на залы заседаний — стоит ли?»
Но идея эта уступала одному очень простому аргументу. Речь идет не о куске земли, а о Таре, о месте для нее почти что святом, как земля обетованная для иудеев. Там был для нее и рай и ад, там она рожала и хоронила, там любила и ненавидела, там родилась сама и там умрет. Одним словом, там была ее родина.
На вокзале Скарлетт никто не встретил. Она спросила у проводника, вовремя ли пришел поезд? Оказалось, что даже опоздал на десять минут. Она все-таки еще немного подождала, но никто так и не появился.
Некий джентльмен из соседнего вагона предложил ей помощь, и она согласилась. Он вызвал носильщика, нанял карету и, отправив Скарлетт в гостиницу, пожелал счастья и удачи.
Переезд страшно утомил Скарлетт, и поэтому она до вечера пролежала в гостинице, отдыхая после дальней дороги.
Утром она отправила боя в редакцию, где работал Джон, и на квартиру Бо с записками, в которых мягко укоряла обоих за невнимание.
Бой вернулся через два часа и сообщил, что в доме Бо никого нет, консьержка сказала, что Бо уехал со своей театральной труппой в Европу. А из редакции он принес конверт. В нем было небольшое письмо, подписанное главным редактором:
«Уважаемая миссис Скарлетт О’Хара. Имею честь пригласить Вас посетить редакцию газеты сегодня в три часа пополудни по весьма интересующему Вас неотложному делу. За Вами будет выслан автомобиль, который будет ждать Вас у гостиницы в половине третьего.
С уважением главный редактор Хьюго Рескин».
Письмо это встревожило Скарлетт не на шутку. Со слов боя она поняла, что Джона в редакции нет. С какой стати редактору просить ее о встрече? Тут могут быть только две причины — в газете очень довольны Джоном и собираются наговорить ей кучу комплиментов или, что вероятнее, с Джоном что-то случилось.
Скарлетт взглянула на часы — было двенадцать часов. У нее еще было два с половиной часа в запасе. Но куда девать этот запас, куда девать себя, если сердце вдруг тягостно заныло от предчувствия какой-то страшной беды.
Скарлетт попыталась отвлечься, вышла на улицу и прошлась по магазинам, но это занятие ей никак не помогло. Более того, она вся извелась, потому что во всех магазинах смотрела не на платья, шляпки, зонтики или меха. Она везде искала настенные часы. Получалось, что именно за этим она и заходила в шикарные магазины. Хотя ее собственные часы шли отлично.
На ланч она не пошла, потому что понимала — кусок ей в горло сейчас не полезет.
Потом решила, что не будет дожидаться, а прямо сейчас отправится в редакцию. Но теперь оказалось, что уже два часа и автомобиль за ней придет очень скоро.
К парадному входу гостиницы она спустилась за пятнадцать минут до назначенного времени и только мешала входившим и выходившим из гостиницы людям.
Ровно в половине третьего подъехал автомобиль.
Скарлетт уже было бросилась к нему, но из автомобиля вышел тот самый джентльмен, который помог ей на вокзале.
— Добрый день, миссис…
— Скарлетт О’Хара, — представилась Скарлетт, заглядывая джентльмену за плечо.
— Миссис Скарлетт. Очень приятно. Разрешите в таком случае и мне представиться: Тимоти Билтмор. У вас какие-то сложности? Может быть, я чем-нибудь смогу вам помочь?
— Нет-нет, спасибо, мистер Билтмор.
Скарлетт увидела, что к гостинице подъехал другой автомобиль, и оттуда вышел водитель с листком бумаги в руках.
— Простите, сэр, вы не из редакции? — остановила его Скарлетт.
— Да. А вы не миссис Скарлетт О’Хара? Я за вами. Садитесь, пожалуйста.
— Всего доброго, мистер Билтмор, — попрощалась Скарлетт и не без опаски села в автомобиль.
Билтмор стоял на улице, провожая взглядом автомобиль, пока тот не скрылся за поворотом.
— Скарлетт… Скарлетт О’Хара… Что-то знакомое, — сказал он.
Редактор встретил ее настолько радушно, насколько это вообще возможно.
И от этого предчувствия Скарлетт еще больше утвердились.
— Как поживаете, что нового в Джорджии? — сыпал вопросами редактор, не очень, впрочем, дожидаясь ответов. — Слышал, у вас в этом году довольно холодная зима. А сколько времени поезд идет до Нью-Йорка? Впрочем, это все равно быстрее, чем лошадьми, правда? Хотя мне, миссис О’Хара, немного жаль, что лошади пропадают с наших улиц. Они придавали им какую-то романтичность и теплоту…
— Мистер Рескин, пожалуйста, скажите мне, что случилось с Джоном? — перебила его Скарлетт довольно грубо.
Редактор вздохнул.
— А когда вы получили нашу телеграмму? — спросил он.
— Телеграмму?! — сердце Скарлетт упало. — Но я не получала телеграммы.
— Странно, мы послали ее уже давно…
— Меня не было дома… Но что случилось, скажите же ради Бога? — вскричала Скарлетт. — Он?.. Он?..
— Нет-нет, что вы! Что вы! — замахал на нее руками редактор. — Нет-нет! И не смейте даже об этом думать! Что вы!
— Тогда зачем же вы вызвали меня? Зачем посылали телеграмму?! Ответьте же, наконец!
— Дело в том, миссис О’Хара, что ваш сын… От него очень давно нет никаких известий.
— Известий?! А… А он что, пропал? — спросила Скарлетт и поняла, как глупо прозвучал ее вопрос.
— Ну не совсем… Просто от него нет известий уже два месяца.
— Но можно было послать к нему домой… Он, может быть, работает в другом месте…
— Да-да, вы же ничего не знаете… Джон уехал на Аляску. Это было редакционное задание. Но…
— На Аляску? Зимой?
— Летом там невозможно передвигаться с места на место… Только зимой. Понимаете, там можно передвигаться только по снегу… А летом там все тает и передвигаться невозможно… А по снегу, зимой…
— К черту этот снег! К черту Аляску! — закричала Скарлетт. — Где мой сын?!
— Только не волнуйтесь так! Его ищут. Мы подняли на ноги полицию. Его ищут, его обязательно найдут.
В дверь постучали.
— Нельзя! — заревел редактор. — Я занят!
— Значит, уже два месяца… — сказала Скарлетт.
— Ну, не совсем два. Полмесяца надо отбросить на дорогу. Получается полтора, хотя тоже немало.
В дверь снова постучали.
— Убирайтесь! Я занят! — закричал редактор.
— Но, может быть…
— Вот-вот, я тоже думаю, что причин для беспокойства нет, — подхватил редактор. — Хотя они могли бы сообщить, что задерживаются. Слава Богу, у нас теперь есть телеграф… Да я же сказал, вон!!! — снова закричал он, потому что в дверь снова постучали. — Простите. Это редакция. У всех дела. Мы готовим вечерний выпуск…
— Он жив? — напрямик спросила Скарлетт и так взглянула в глаза собеседнику, что тот, готовый уже высыпать кучу утешительных слов, промолчал и только развел руками.
— Нам остается только ждать и надеяться, — сказал он. — Только ждать и надеяться.
— Нет, — сказала Скарлетт, помолчав. — Ждать я не умею. Я не могу ждать. И не буду.
— Вы хотите?..
— Да, я сама отправлюсь за ним. Узнайте, пожалуйста, когда ближайший рейс на Аляску.
— Но это… Это имеет мало… Мне, кажется, миссис Скарлетт, что это не очень хорошая мысль, — нашел самую мягкую форму редактор. — Чем вы сможете быть полезной в его поисках?
— Не знаю. Но здесь я сидеть тоже не могу…
— Хорошо. Я сейчас же узнаю расписание. Это быстро, уверяю вас. — Он поднял трубку телефона и попросил соединить его с пароходной компанией. — Вы остановились в гостинице? — спросил он, пока телефонистка соединяла.