— Джон, позволь уж мне судить о том, ерунда это или нет.
— Да, но мне снимать эту… как бы помягче выразиться… глупость.
— Согласен. Это глупость. Но тебе только снимать, а мне ее продавать. А я точно знаю, чего хочет наш зритель.
— И что, он хочет вот этого?
— Скажу тебе больше, Джон, я иду на страшный риск. История слишком уж заумная. Наш зритель этого не терпит. Ему надо кашку не только разжевать, не только в рот положить, но и пропихнуть еще хорошей палкой.
— Тео! Но это сплошное вранье!
— Нет, Джон, это искусство! Кто тебе сказал, что искусство должно быть правдивым? Впрочем, если ты отказываешься снимать «Любовь монашки», я найду другого режиссера, — закончил директор.
— Но это моя история! Я рассказал ее тебе!
— За это мы выплатим тебе гонорар. Сто франков тебя устроят?
— Тео! Подожди. А если я откажусь давать вам этот сюжет?
— Тогда мы не заплатим тебе сто франков.
— Ты негодяй? — спросил Джон с удивлением.
— Нет. Я порядочный человек. На другой студии тебя бы назавтра просто не пустили на порог, а твои сюжеты использовали по собственному усмотрению.
— Значит, ты чуть ли не пример добродетельности? Тео, что ты говоришь?
— Так. Ты подписываешь или нет? У меня нет времени спорить с тобой.
— Я могу подумать?
— Полминуты.
— Если я внесу кое-какие поправки?
— Все должно согласовываться со мной.
— Хорошо. Я подписываю.
Джон уже склонился над контрактом, но снова выпрямился.
— Подожди. Здесь написано, что режиссер обязан взять псевдоним…
— Антуан Комильфо, — подтвердил Тео.
— А чем тебе не нравится мое имя?
— Во-первых, оно американское, а французы терпеть не могут Америку. Во-вторых, оно не звучное. Имя должно запоминаться.
— Но кто тогда узнает, что этот фильм снял именно я?
— Ты честолюбив, Джон?
— Да, я честолюбив, потому что надеюсь снять хороший фильм.
— Ладно, поправим этот пункт таким образом — «вопрос о псевдониме решается после завершения съемок по согласованию сторон». Теперь устраивает?
Джон взял ручку и поставил свою подпись.
— Ну, поздравляю! — пожал ему руку Тео. — Приступай к работе.
— А когда начнем снимать?
— Я же сказал — приступай. Актеры уже ждут.
— Как?! — опешил Джон. — Прямо сейчас?
— Конечно! Все готово! Через неделю фильм должен идти на экране!
— Через неделю? — еще больше удивился Джон.
— Да, поэтому за три дня ты должен все сделать.
— Но я… А… — пролепетал Джон.
— Вперед, парень, тебя ждет слава! — вполне серьезно сказал Тео.
Бьерн ждал Джона в коридоре.
— Ты что?! — испугался он. — Тебе плохо?!
— Мне — хорошо, — сказал Джон.
И это было правдой.
Все в первый раз
Не будем останавливаться на первом дне работы Джона, потому что был этот день сплошным сумасшествием. Джон ничего не понимал, кроме одного — после подписания контракта он запросто мог отправиться в свою гостиницу, потому что все делалось без него. Собственно, главным на съемочной площадке был человек, который крутил ручку кинокамеры. Он давал распоряжения, он командовал актерами, он разводил мизансцены — он снимал кино.
Когда Джон попытался что-то сказать, оператор, которого звали Тома, только с удивлением оглянулся, словно мышь пробежала некстати.
За первый день весь сюжет был снят.
Артисты заламывали руки, делали страдальческие лица, душили друг друга в объятиях, томно вздыхали и падали в обмороки.
Вечером у Джона впервые в жизни возникло желание напиться в стельку.
— Я поддерживаю, — сказал Бьерн, который еще не приступил к съемкам, потому что студия не смогла арендовать аэроплан. — Тебе надо отвлечься. Завтра, правда, наступит тяжкое похмелье, но это будут чисто физические муки. Твое сегодняшнее похмелье — другого рода. Это душевная травма, которую, кстати, я предвидел.
— Я и подумать не мог, что все это делается так халтурно! Представляешь, они за шесть часов сняли весь фильм.
— Они? А ты где был?
— Меня не замечали. Только один раз ко мне обратились, попросив пересесть куда-нибудь в другое место.
— Интересно. У меня было несколько иное представление о профессии режиссера. А что же вы будете делать завтра?
— Завтра выходной. Делать нечего.
— Тогда можно напиться. Так сказать, отметить благополучное окончание работы. — Бьерн вызвал горничную и попросил принести им в номер вина и фруктов.
— Нет-нет, — сказал Бьерн. — Лучше уж снимать виды. Я и это угадал. Впрочем, я не позволю отодвинуть себя. Они будут снимать то, что я прикажу. А ты не отчаивайся. Начнешь новый фильм — все возьмешь в свои руки.
— Отмени заказ, — вдруг сказал Джон. — Я не хочу напиваться. Я передумал.
На следующий день он пришел на студию пораньше и отослал посыльного по адресам оператора, актеров, реквизиторов и костюмеров.
Не успел мальчик убежать, как примчался Тео.
— Что стряслось, Джон? Зачем ты вызываешь людей на студию?
— Я собираюсь снимать фильм.
— Но вы же вчера все сняли. Мне Тома сказал.
— Я ничего не снял вчера. А что там снимал Тома, меня мало интересует.
— Джон, но вы израсходовали всю пленку. Где я найду еще?
— Это ваша проблема, месье. Решите этот вопрос с Тома. В контракте черным по белому написано, что я режиссер и я снимаю фильм. Позволь мне выполнить условия контракта.
Тео внимательно посмотрел на Джона.
— Не слишком ли круто начинаешь, парень?
— Я еще и не начинал, Тео, — рассмеялся Джон. Он понял, что победил.
Съемочная группа собралась через час.
Когда Джон объяснил собравшимся, зачем он их позвал, начался настоящий скандал.
— И это ты нас будешь учить, как снимается кино?! — кричал Тома. — Да тебя еще на руках носили, когда я уже крутил ручку кинокамеры!
— А что вам не нравится в моей игре? — спрашивала актриса. — Меня любит публика!
— Костюмы уже отдали на другой фильм, — мрачно вставлял костюмер.
— А декорации разобрали.
— Я отказываюсь сегодня работать, — говорил актер. — У меня совсем другие планы.
— Ну, все сказали? — осведомился Джон, когда поток возражений начал иссякать. — А теперь прошу всех на съемочную площадку. Начинаем со сцены приезда.
Он поднялся и решительно направился в павильон.
«Пойдут или нет? Пойдут или нет? — стучало в его мозгу. — Если не пойдут, я проиграл».
Первым последовал за Джоном Тома, сказав:
— Ну что ж, посмеемся!
Остальные присоединились к нему.
Декорации стояли на месте, да и костюмы никуда не пропали.
Актеры пошли переодеваться и гримироваться, а Джон оглядел декорацию и сказал:
— Уберите всю мебель и принесите простой стол и два табурета.
— Позвольте спросить, зачем? — иезуитски улыбнулся реквизитор.
— Потому что в монастыре не может стоять мебель с амурчиками и обнаженными красавицами.
— Но будет слишком скучно, — сказал реквизитор.
— Месье, боюсь, что мы снимаем не комедию. Прошу исполнять.
Реквизитор вопросительно посмотрел на оператора, но тот только поджал губы.
Вскоре мебель поменяли.
— Где актеры? — спросил Джон.
— А что, уже можно снимать?
— Нет, я хотел бы на них посмотреть.
— Но вы же видели их.
— Будьте любезны, пригласите сюда актеров, — сказал Джон, стараясь говорить спокойно.
Актеры появились с явной неохотой.
— Месье звал нас? — спросила актриса. — Уже можно снимать?
— Нет, мадам, снимать нельзя ни в коем случае. Кто сделал вам этот грим?
— Я сделала его сама. Он вам не нравится?
Черной краской глаза были обведены так сильно, словно кто-то наставил бедной актрисе синяков.
— Тогда поставлю вопрос иначе — какой интриган заставил вас поверить, что это красиво? Он просто радуется, что вы так уродуете себя. Смойте, пожалуйста, все.
— Все?! — ахнула актриса.
— Да, все, причешитесь гладко. Соберите волосы на затылке в узел. И, пожалуйста, снимите ваши сережки. Монахини не носят украшений.
— Но тогда я… Но… На экране я буду выглядеть просто белой тенью! Вы хотите погубить мою карьеру? Это вы интриган! — закричала актриса.
— Мне очень жаль, что вы не понимаете, как прекрасно ваше лицо без всякого грима, — сказал Джон.
— Но это же кино! Здесь свои условия!
— Для хорошей актрисы не должно быть особых условий. Она остается таковой всегда, я прав, мадам?
— Но хотя бы чуть-чуть подвести глаза можно? — взмолилась актриса.
— Если совсем незаметно, — согласился Джон. Он повернулся к актеру. — Месье, это ваши волосы так вьются? Или это результат фантазии парикмахера?
— Парикмахера, — мрачно сказал актер.
— У него сумасшедшие фантазии, месье. Знаете, как люди завидуют чужой славе! Скажите, при помощи воды можно смыть эту фантазию? А заодно и тени вокруг ваших глаз.
— Я не буду делать ни того ни другого.
— В таком случае мне придется расторгнуть ваш контракт, — жестко сказал Джон.
Актер изящным жестом поправил прядь своих кудряшек и сказал:
— Попробуйте.
— Без особого удовольствия, — ответил Джон.
Он послал за Тео, и тот явился моментально.
— Тео, как я должен поступать с человеком, который нарушает условия контракта? Имею ли я право расторгнуть соглашение?
— Вполне, — сказал Тео. — А что случилось? Кто-то отказывается работать?
— Это уже детали, — сказал Джон. — Я хочу расторгнуть контракт с актером, потому что он…
— Нет, — сказал Тео. — Это невозможно.
Актер победно улыбался.
— В таком случае я прошу принести мой контракт. Я выбываю из игры.
— Ну что ж, Джон, нам, конечно, будет очень жаль, — сказал Тео, — но раз ты настаиваешь…
— Нет, ты еще не знаешь, Тео, насколько вам будет жаль, — сказал Джон. — Завтра же я начну судебный процесс против твоей студии. Мои адвокаты добьются выплаты такой неустойки, что вам придется всю оставшуюся жизнь расплачиваться со мной.