Ретт навсегда покидал родной дом. Ретт бежал в столицу мира — Нью-Йорк. Конечно, он мог сделать это и менее романтическим способом. Сказать брату, и тот обязательно его бы отпустил. Но Ретт должен был все сделать сам. Сейчас он добежит до станции и сядет в проходящий товарняк. И уже через несколько дней будет в Нью-Йорке.
Ретт бежал, не оглядываясь, поэтому не видел, что из окна грустно смотрит ему вслед его брат Джон.
Джон давно знал, что братишка собрался бежать, знал и ни словом не дал понять Ретту. Он просто положил в его дорожную сумку бритвенный прибор своего отца.
— Все-таки убежал? — спросила жена.
— Да, — сказал Джон. — Дай Бог тебе удачи, мальчик.
Уже пять лет после смерти Скарлетт Джон жил здесь. Здесь была и его студия. Хотя поначалу мало кто хотел ехать из Голливуда в такую глушь, но потом собрались отличные работники. Когда павильоны простаивали, Джон сдавал их другим съемочным группам. Скоро пришлось расширяться, потому что многие известные кинематографисты считали за честь поработать на студии Джона.
Скарлетт умерла легко. До последнего дня она чувствовала себя здоровой и полной энергии. Ее можно было увидеть днем в саду и на кухне, в кабинете и в столовой, она ездила в Тару к Уэйду, в Нью-Йорк к Бо и в Калифорнию к Джону. А в тот день она вдруг позвала к себе Доста и сказала:
— Пусть Джон вернется.
И ночью умерла во сне.
Ее похоронили рядом с Реттом Батлером. На похоронах было много людей, которых она любила и которые любили ее.
А Джон выполнил ее последнюю волю и вернулся домой.
Теперь они с женой жили здесь.
Билтмор умер в тюрьме через три года. Его сын, которого Скарлетт родила летом, так и не увидел отца. Впрочем, он считал, что отец его погиб. Скарлетт назвала мальчика Реттом, хоть этим пытаясь загладить свою вину перед вечной своей любовью.
Бо теперь владел театром на Бродвее. У него была и театральная студия, и несколько сценических площадок. Из Швейцарии, где он лечился после ранения, Бо съездил в Россию и познакомился с доктором Чеховым. На всю жизнь сохранил он память об этом тихом и мудром человеке.
Уитни все-таки развелась с мужем. Она жила теперь одна со своими детьми, работала у Бо в театре и очень дружила с Эльзой.
А Эльза стала организатором общества за равноправие женщин. Разъезжала по всему миру, выступала с пламенными речами, писала книги и статьи. Бо немного посмеивался над ней, но Эльза не обижалась на мужа.
— Я терплю твой деспотизм только потому, — шутила она, — что люблю тебя.
Одна беда омрачала их жизнь. У них не было детей. Впрочем, они взяли на воспитание двух малышей, с которыми в основном приходилось заниматься Бо, так как Эльза все время была в отъезде.
Бьерн приезжал в Америку. Он работал теперь в канцелярии кардинала и отвечал за международные связи католической церкви. Стал он совсем кругленьким, уютным, чуть медлительным, но остался таким же веселым и даже озорным. Он привез Джону предложение вновь снять фильм об Иисусе Христе. Но Джон отказался.
— Я уже снял этот фильм, Бьерн, — сказал он.
— Но ведь его никто не видел.
— Никто? — спросил Джон.
И Бьерн — а Джон никак не мог привыкнуть к новому имени друга, Серафим, — понял, что имеет в виду Джон.
Старый Джон передал все дела тому самому парню из Огайо, которого Джон когда-то устроил на работу. Он сделал это не без злорадства — пусть теперь сам покрутится с этими профсоюзами! Жил в особняке в самом центре Нью-Йорка и целыми днями принимал делегации из сиротских домов, щедро раздавая им деньги. С Джоном старик помирился. Джон сам попросил у старика прощения. Ведь тому действительно было чего бояться. Иногда старик звонил и спрашивал, не собирается ли Джон прислать в Нью-Йорк какого-нибудь молодого и честолюбивого парня. Старику есть о чем рассказать юноше.
Вот теперь, если старик повстречается с Реттом, у них может получиться беседа.
Диана стала социалисткой и собирала в Европе помощь для революции в России. Замуж она больше никогда не вышла.
Уэйд по-прежнему жил в Таре, теперь он был одним из самых известных в стране производителей табака. Каждая табачная фирма считала за честь сотрудничать с ним.
Дети его отправились учиться в Европу. А Сара долгое время болела, но теперь дела у нее пошли на поправку.
— Надо отправить телеграмму Бо, чтобы он присмотрел за Реттом, — сказал Джон жене.
— Ты хочешь, чтобы все повторилось? — спросила она.
— Нет, просто хочу, чтобы мальчик не пропал.
— Он не пропадет. У него ваш, батлеровский характер.
— Да. Вот уж в этом я теперь совершенно уверен.
— Отправишь завтра утром. А сейчас ложись. Тебе надо поспать.
Джон лег рядом с женой, но уснуть не мог.
— Сколько лет прошло с тех пор, когда мы увиделись впервые? — спросила жена.
— Семнадцать, — сказал Джон. — Тебе тоже не спится?
— Да. Разве можно уснуть…
Джон обнял жену.
— Ничего, мы еще не старики, — сказал он. — Грустно, конечно, что нельзя уже вот так взять дорожную сумку и бежать куда глаза глядят. Но каждый поступок для своего возраста.
— Ты правда так считаешь?
— Нет, я так не считаю, — признался Джон.
— И я, — сказала жена.
— Вот видишь, значит, мы еще не старики.
Жена пригрелась на его плече и скоро уснула. А Джон подумал, что она права. Он и сейчас готов бросить все и бежать на край света. Впрочем, нет, не все. И не всех…
Найт теперь был главным редактором вместо Хьюго, а лучшим его репортером стал Цезарь. Кроме того, Найт организовывал первую в Штатах радиостанцию, вкладывал в это дело огромные деньги. На его счету было много еще раскрытых безобразий в жизни страны. Доставалось и президентам, и конгрессменам, и губернаторам… Каждую зиму Найт приезжал к Джону. Он писал теперь книгу. Это Джон его заставил. Просто взял клятву, что тот будет на месяц бросать все дела и писать о своих приключениях в бытность репортером. Найту это занятие понравилось. Он наконец женился, и у него даже появился малыш. Найт привозил его к Джону. И тот, впервые в жизни, нетвердыми своими ножками топал по настоящей земле, не залитой асфальтом и не забитой камнями.
Нет, всех Джон никогда бы не бросил. Не для того он так долго искал своих друзей. Не для того он так долго искал свою жену.
Эйприл болела почти год. Но когда вышла из больницы, уехала, не оставив ни адреса, ни просто письма. Джон искал ее на Кубе, в Африке, в Южной Америке. Ее не было нигде.
Он снова начал снимать в это время кино. Его фильмы выходили небольшими тиражами, но имя Джона было хорошо известно всем, кто любит кино не как развлечение, а как искусство.
Теперь он постоянно работал с Тома, который перебрался из Европы в Америку. Они снимали документальное кино, они снимали игровые фильмы, видовые, большие и маленькие…
В то время они искали актеров для экранизации рассказа Мопассана «Пышка».
Собственно, актеров они нашли, только возникла одна курьезная проблема — актриса отказывалась сниматься обнаженной. А для Джона очень важная была сцена, в которой Пышка, доведенная до отчаяния своими спутниками, вынуждающими ее уступить офицеру, срывает с себя одежду и бросает ее прямо в лица этих буржуа и святош.
Он подолгу говорил с актрисой, убеждал ее, рассказывал о сцене, но она была непоколебима.
Тогда помощники подсказали ему выход — нанять статистку, которую Джон снимет со спины. Джон согласился.
Правда, этот выход не показался ему таким уж идеальным. Он не любил обмана нигде, тем более в кино. Домой он в тот день вернулся расстроенный. Попытался переосмыслить задуманную сцену, но ничего не получалось.
Он вышел на улицу, чтобы просто прогуляться.
Шел дождь. Не самое удачное время для прогулок. Но Джону даже нравилось. На улице было мало людей, и никто не мешал Джону думать.
Он несколько раз обошел квартал, так ничего не придумал и вернулся домой.
И здесь он увидел, что на его крыльце сидит какой-то незнакомец.
Сердце Джона тревожно екнуло, хотя он сначала и подумал, что это какой-то нищий. Они часто сидели на крыльце у Джона, зная, что он обязательно пошлет им поесть и какие-то деньги.
Но это был не нищий.
Когда Джон подошел ближе, незнакомец поднялся и шагнул навстречу. Луч фонаря упал на лицо — это была Эйприл.
Джон весь вечер отпаивал ее горячим вином, кутал в теплые одеяла, но Эйприл никак не могла унять дрожь. Только потом Джон понял, что дрожала Эйприл не от холода.
Ее рассказ был грустным и однообразным. Она переезжала с места на место, снова на Кубе учила детей, но потом поехала в Боливию. Там снова попала в больницу. Из Боливии уехала в небольшой городок в Карпатах. Но и там пробыла недолго. Потом она еще была в Канаде, в Австралии, в Индии и вот сегодня вернулась в Америку.
Эйприл плакала, Джон утешал ее. Он говорил, что теперь они уже не расстанутся. Что он ее никуда не отпустит от себя. Что он ее ни в чем не винит. Он любит ее и счастлив, что она вернулась, ведь он так долго ее искал.
Эйприл навестила отца в каторжной тюрьме. Билтмор сильно сдал, но по-прежнему остался убежденным, что когда-нибудь его идеи победят. Эйприл спросила его, неужели он собирался убить Джона? И Билтмор ответил, что ради спасения Америки он бы убил даже ее.
Только наутро Эйприл уснула.
Джон счастливый помчался на студию, чтобы побыстрее закончить дела и вернуться домой.
Помощники сообщили ему, что девушки уже ждут. Они взяли красоток, которые снимаются для порнографических журналов. Тем раздеться что высморкаться.
Помощники перестарались и зачем-то заставили всех девушек предстать перед режиссером голыми.
Джон вошел в павильон, где были натурщицы, быстро просмотрел всех. Выбрал трех, которым назначили фотографические пробы и, отменив другие дела, отправился домой.
Он сел в машину, завел мотор, но не тронулся с места.
«Этого не может быть, — думал он, глядя отрешенно в пустоту. — Этого не должно быть. Это никому сейчас не нужно. Зачем? Почему именно сейчас? Сегодня? Нет! Нет! Только не это!..»