– Слушай сюда. Сегодня я дарю тебе жизнь, но если случится хоть одна стрельба, мы придем к тебе, понял? – подражая гангстерам из фильмов, сказал его бывший одноклассник. Крису оставалось только кивнуть. Этот жест все сочли признанием вины.
Дэвид Берковиц в этот момент включил телевизор, пытаясь заглушить лай собак и крики детей с улицы. Его скромные апартаменты в Йонкерсе постепенно превращались в бункер. Одеяла на окнах и дверях служили для защиты не только от света, но и от звуков. На кухне высилась гора грязной посуды, в которой еще оставались затвердевшие останки полуфабрикатов. На стенах повсюду значились надписи, сделанные нетвердым детским почерком. По большей части это были мотивационные фразы проповедников и военных лидеров, но были и совсем странные высказывания вроде «Злой король пожирает своих детей».
Дэвид переключил канал, устав от бессмысленных глупостей «Толстого Альберта и детей Косби»[11]. По CBS в этот момент шла телепередача «Лицом к нации»[12]. Какой-то мотивационный лидер с лицом просвещенного рассказывал о том, как добиться успеха, не прикладывая усилий.
– …Хотите стать богатым? Думайте как богатый человек, выбирайте себе новый «Роллс-Ройс». Хотите быть успешным? Думайте как успешный человек. Понимаете? Чтобы добиться своего, для начала нужно убедить свой мозг в том, что это реально. Представляйте, мечтайте, думайте о своей цели как об уже совершенном событии. Напишите свои желания на листе бумаги. Используйте только настоящее время, как будто это уже совершившийся факт…
Июнь 1977 г.
Дорогой Джек! Как жаль, что ты упал с крыши своего дома. Просто хочу попросить у тебя прощения. Уверен, что пройдет совсем немного времени, прежде чем ты почувствуешь себя лучше. Поскольку еще долго ты будешь парализован, пусть Нэнн обратится, если ей что-то понадобится.
Искренне ваши,
– Джек! – в ужасе крикнула Нэнн Кассара, прочитав записку, которую кто-то кинул в их почтовый ящик.
– Да, дорогая, что случилось? – спросил Джек, работавший все это время в гараже.
– Что это?! – спросила женщина дрожащим голосом. Джек с подозрением посмотрел на жену, а потом медленно подошел и взял у нее из рук бумажку.
– Там был конверт? – спросил он. Нанн указала глазами на конверт, лежащий на кухонном столе. Он был заполнен в соответствии со всеми правилами, там значилась незнакомая фамилия некоего Сэма Карра и адрес в Йонкерсе.
– Мы можем позвонить им, если хочешь, хотя, по-моему, это чья-то глупая шутка.
– Мы позвоним, – ответила женщина.
Трубку взял Сэм Карр. Его крайне интеллигентный голос тут же успокоил Нанн.
– …Простите, уверена, что это чья-то глупая шутка, – закончила свой рассказ женщина, чувствуя, что говорит сейчас какие-то глупости.
– Я бы тоже так сказал, если бы Харви и Фрэнсис были живы. Вы не могли бы приехать? – чуть помолчав, ответил Сэм Карр.
Джек и Нэнн Кассара уже через полчаса были на Пайн-стрит в Йонкерсе. Сэм Карр открыл им дверь, и они поразились тому, насколько это приятный и интеллигентный человек. Скромный и очень строго одетый пожилой мужчина выглядел как иллюстрация хорошего школьного учителя. Гостиная, открывающаяся глазу за его спиной, выглядела так, будто прямо сейчас сюда должны были приехать журналисты из журнала об интерьере. Каждая мелочь стояла на своем месте. На стенах висело множество фотографий счастливых людей в аккуратных одинаковых рамках, повсюду были расставлены любовно вышитые салфетки, а на столе стояла ваза с фруктами. Здесь можно было бы прямо сейчас сделать фотографию для рождественской открытки.
Сэм пригласил пару в гостиную и предложил выпить чаю. Вместе с белыми фарфоровыми чашками, наполненными горячим чаем с корицей, он положил на стол два сложенных пополам листка, исписанных тем же детским почерком, каким было написано письмо Каррам.
Мужчина рассказал историю Харви. За несколько недель до смерти его любимой собаки он стал получать эти письма с угрозами, а потом кто-то застрелил Харви.
– В соседнем доме живет парень по имени Дэвид Берковиц. Он ненавидит собак и постоянно донимает их владельцев. В доме напротив жила женщина с овчаркой. Он и к ней приставал, чтобы она не гуляла возле его дома со старичком Джуном. Кто-то прислал ей похожее письмо с угрозой, а потом в ее квартире случился пожар, – пояснил Сэм.
– Дэвид Берковиц? – насторожился Джек.
– Он арендовал у нас комнату над гаражом, а потом почему-то съехал в один день и даже за залогом потом не заехал. Он всегда донимал нас из-за нашей собаки, это правда, – сказала Нэнн. На лице женщины сейчас читался ужас. Выходя на улицу, ты всегда готов к бою, к любым неприятностям, но, оказываясь в стенах собственного дома, человек обычно оказывается во власти иллюзии безопасности. Сейчас эта иллюзия раскалывалась на мелкие осколки, словно слишком тонкий фарфор, который не выдержал кипятка.
– Если это все действительно так, то скоро он убьет Джека, – дрожащим голосом сказала женщина.
– Мои дети работают в полиции. Я предлагаю позвонить сейчас в полицию Йонкерса, – самым успокаивающим тоном, на какой он только был способен, сказал Сэм Карр. Мужчина тут же снял трубку и позвонил своей дочери. Он коротко описал ситуацию и попросил, чтобы кто-то из свободных офицеров заехал к ним сейчас. Эти письма были уже весомым аргументом в пользу ареста.
Офицеры Том Шамберлайн и Питер Интервелло приехали к дому Карров минут через двадцать. Они прекрасно знали историю Харви и искренне хотели помочь старику Сэму, да и помочь чете Кассара им хотелось, но предъявить Берковицу обвинение было невозможно. Никаких доказательств. Почерк в письмах был явно изменен, да и никакую почерковедческую экспертизу им никто бы не одобрил на такое мелкое преступление. Самым обидным было то, что даже если бы удалось доказать его вину, ничего, кроме штрафа и общественных работ, ему не грозило. Офицеры поблагодарили Кассара за заявление и пообещали сделать все возможное. Вечером этого дня они постучали в дверь квартиры Берковица. Им открыл обрюзгший и сильно перепуганный толстяк, который по всему виду если для кого-то и представлял угрозу, то только для себя.
– Соседи на вас жалуются, – хмуро сказал Том Шамберлайн, решив не вдаваться в подробности.
– Лучшая защита – это нападение. Мне очень жаль, что кто-то застрелил собаку, но если бы она жила в доме и не гавкала, этого бы не произошло, понимаете, о чем я? Я веду тихий образ жизни и просто хочу, чтобы все соблюдали правила и не мешали другим. Я остро реагирую на шум, поэтому всегда прошу, чтобы люди не шумели по ночам, не гуляли с собаками у меня под окнами, учитывали мои интересы, понимаете? – аккуратно подбирая слова, сказал Дэвид.
– Понимаю вас, сэр, но рекомендую вам подумать о том, чтобы переехать в более подходящее вам место. Боюсь, что жизнь в большом городе не для вас, – подытожил офицер. Ему было неприятно находиться в обществе этого человека и хотелось поскорее уйти отсюда.
19. Блэкаут
13 июля 1977 г.
…Первая молния ударила в электростанцию Buchanan South в округе Уэстчестер. На часах было только без пятнадцати девять. Город только погружался в сумерки, поэтому жители домов, в которых выключилось электричество, пока не начали паниковать. Через семь минут раскаты грома докатились до жизненно важной подстанции «Иниан-Поинт», в следующие десять минут росчерки молний на почерневшем небе добрались до еще двух критически важных электростанций. Свет в окнах домов стал гаснуть. Фабрики приостанавливали свою работу, а владельцы баров пытались дозвониться до электростанций, чтобы выяснить, почему выключилось электричество и теперь им нужно срочно искать свечи для создания романтичной обстановки.
В девять вечера в головной офис компании Con Edison позвонили из фирмы New York Power Pool.
– Снижайте нагрузку, сейчас все отключится. Вообще все, понимаете?! – раздался истеричный голос в трубке. В компании и так уже отдали приказ снижать нагрузку на сети, поэтому истеричному звонку не придали значения. Гроза в Нью-Йорке случалась не раз и не два, молнии то и дело портили настроение сотрудникам электростанций. Никто не понял, что нагрузка на сети в этот момент превысила критические значения. Осознание пришло быстро, но молнии оказались быстрее.
В один момент во всем городе выключилось электричество. Погасли все окна в домах, отключились все сигнализации в магазинах, перестали светиться все неоновые вывески, и даже рекламные щиты на Таймс-Сквер почернели. Город погрузился в абсолютный мрак. И без того темное небо с каждой секундой становилось все чернее, а на мостовые стали падать первые капли дождя. В абсолютной тишине звуки капель воды, разбивавшихся о камень и листы железа, звучали как грохот барабанов.
Жители бедных районов, в которых был особенно высок уровень безработицы, высыпали на улицы. Первые прохожие стали разбивать витрины в супермаркетах, чтобы взять наконец с полок те продукты, которые никогда не могли себе позволить. Ночные сторожа не препятствовали погромам, опасаясь за свою жизнь. Поняв, что к утру завтрашнего дня их уволят, они брали тележки и присоединялись к людям, громившим сейчас магазин. На улицах становилось все больше людей. Они уже громили не только продуктовые магазины, но и все торговые точки, которые встречались на пути к Манхэттену. Больше всех повезло тем, кто оказался поблизости к Пятой авеню. Те счастливчики, которые вечером в среду решили посидеть в баре или посетить кинотеатр, оказались в числе тех, кому удалось угнать первые «Понтиаки» из главного автосалона компании. Толпа на Пятой авеню становилась все более многочисленной. Люди взламывали один магазин за другим, буквально сгружая в угнанные машины товары, которые никогда не могли бы себе позволить.