– Если вы нашли в законе пункт о том, что нельзя по вечерам включать телевизор или воду, то я буду рад ответить по этому обвинению в суде, – сказал наконец Крэйг. Поначалу он старался быть вежливым с этим странным парнем, у которого явно было не все в порядке с головой, но потом ему надоело видеть каждый день его лицо на пороге своей квартиры. По виду Дэвид был не старше Крэйга, что-то около двадцати пяти. В этом возрасте ты либо проводишь время в ночных клубах, либо на работе, но Дэвид не строил карьеру, не интересовался девушками, но все время всем рассказывал о том, как они должны себя вести. Крэйг меньше года назад переехал сюда, когда устроился в больницу Монтефиоре в Бронксе, поэтому не имел представления о том, кто живет на этой улице, какие сплетни обсуждают тетушки в хозяйственном магазине на углу и какие войны они ведут, но апартаменты на Пайн-стрит у него стали теперь четко ассоциироваться с одутловатым лицом Дэвида у себя в дверях. Блуждающий взгляд, то и дело появляющаяся на лице улыбка, болезненный цвет лица заставляли Крэйга заподозрить у него психическое заболевание, но никакой жалости он к нему не испытывал.
– Я просто требую тишины. Нужно думать о людях, которые живут с тобой в одном доме, – по-детски обиделся Дэвид.
– Если вас раздражает звук льющейся воды, я рекомендую вам обратиться к врачу, – сказал наконец Крэйг и захлопнул дверь перед докучливым соседом. Через пятнадцать минут ему нужно было быть в больнице, а все его мысли сейчас занимал этот Берковиц. Он выдохнул, собрался и отправился на работу. Уходя, он привычно взглянул на пожарную лестницу, выходящую из его окна и ведущую на крышу дома. По задумке архитекторов прошлого, эти лестницы служили для безопасности жителей Нью-Йорка, в котором пожарные службы никогда не справлялись со своими обязанностями, а пожары случались с завидной регулярностью. Возможно, кого-то эти лестницы и спасли, но эффективнее всего их использовали преступники, которым ничего не стоило подняться или спуститься по лестнице в любую интересующую их квартиру. Крэйг подумал, что этот Берковиц вполне может спуститься по этой лестнице к нему в апартаменты и что-то сделать. От этой мысли становилось не по себе, но приходила она к медбрату каждый день, когда он выходил из дома.
Рабочая смена далась ему тяжело. Домой он приехал глубоко за полночь, плохо осознавая происходящее. Глаза слезились от усталости, к горлу подкатывали приступы тошноты. Он с трудом отыскал ключи от апартаментов, поднялся к себе на второй этаж и долго возился с замком в пыльном коридоре, в котором располагалось еще несколько квартир.
Оказавшись в квартире, он выдохнул. Тут все было так, как и всегда. Никто не разбил окно и не забрался внутрь. Он открыл окно, чтобы внутрь апартаментов стал поступать хоть какой-то воздух, включил телевизор и буквально рухнул на диван. Сил на то, чтобы раздеться или приготовить поесть, не было, но и заснуть в таком состоянии очень трудно. Крэйг знал об этом как никто. Справившись с напавшей апатией, он все же заставил себя принять душ, добраться до дивана и уснуть под бесконечные разговоры о ведущихся поисках Сына Сэма.
Крэйг проснулся от взрывов. Его квартира буквально ходила ходуном. Казалось, что либо началась бомбардировка, либо случилось землятрясение. И то и другое казалось маловероятным. Оглядевшись по сторонам, он понял, что взрывы происходят за входной дверью. Десятки хлопков создавали впечатление, что Крэйг оказался внутри микроволновой печи с готовящимся попкорном. Один из хлопков сорвал железную дверь с петли, и в комнату прорвалось ядовитое облако из гари и запаха отходов. Крэйг оцепенел. Еще час он так и продолжал сидеть в ожидании новых хлопков. Наконец он услышал, как кто-то выходит в коридор, и решил выйти и посмотреть, что случилось.
Весь коридор представлял собой плачевное зрелище. Кто-то поставил возле двери Крэйга коробку с мусором, поджег ее и приправил все это патронами, которые и взрывались все это время, разметая мусор по полу, стенам и дверям квартир.
– Вы очень крупно насолили кому-то из соседей, – снисходительно заметила выходящая из соседней квартиры женщина. Она неодобрительно осмотрела коридор, а потом вышла на лестницу. Крэйг понял, что единственный человек, который мог это сделать, живет этажом выше. Мужчина побежал в апартаменты Дэвида, но ему никто не открыл дверь, но за дверью явно кто-то ходил.
Глассман позвонил в полицейский участок и рассказал о произошедшем.
– Погодите, Глассман? Минуту… – оператор, принимавший звонок, зашелестел бумагами, – а вы знакомы с Сэмом Карром, Джеком и Нанн Кассара?
– Нет, а кто это?
– Вас и этих людей обвиняют в приверженности к демоническому культу, – хмыкнул дежурный. – Может, это были демоны?
– Вы издеваетесь? Вы обязаны приехать, это прямая угроза жизни! – вскипел Глассман. Полицейский извинился и постарался успокоить мужчину, пообещав, что полиция обязательно приедет к нему в ближайшее время.
– Чертов Берковиц… – пробормотал офицер полиции Йонкерса Том Шамберлайн.
– Что случилось? – поинтересовался дежуривший с ним Питер Интервелло.
Дэвид Берковиц уже давно был головной болью полиции Йонкерса. Долгое время он писал различные жалобы на соседей, а потом жалобы стали поступать на него. Впрочем, заметили его после того, как кто-то расстрелял собаку Сэма Карра. В полиции Йонкерса все знали семью Карров и, конечно, знали лабрадора Харви. Смерть пса расстроила не только Сэма, но и всех, кто знал их семью. Впрочем, сделать что-то было нельзя. Никаких доказательств причастности Берковица к смерти Харви не было, кроме разве что случая, когда он походя пнул пса в живот. Да и ничего, кроме штрафа, за расстрел собаки Дэвиду не грозило бы. В доме напротив тоже недавно расстреляли собаку и подожгли дверь одной женщине. Пожар перекинулся на квартиру, и женщину пришлось госпитализировать. Теперь кто-то поджег дверь Глассмана.
Подобные истории случались с завидной регулярностью по всему Йонкерсу. Люди с обостренным чувством справедливости начинали жаловаться на своих соседей, требуя, чтобы все жили по их правилам, а когда не находили поддержки полиции, начинали вершить правосудие самостоятельно. Самым ужасным в этом было то, что практически никогда ничего нельзя было доказать.
Интервелло ради интереса посмотрел статистику поджогов на Пайн-стрит за этот и прошлый годы. Пришлось сделать скидку на беспорядки 13 июля, но даже в этом случае статистика выглядела устрашающе.
– Это не мог сделать один человек. Думаешь, банда? – поинтересовался Питер Интервелло.
– Не мог, но это не банда. Нужно найти одного, – задумчиво сказал Том.
– А почему тогда?..
– Потому что можно, – резко сказал офицер. – Люди начинают совершать преступления, потому что понимают, что можно так делать. В Нью-Йорке почти ни у кого не было оружия до появления Сына Сэма, а теперь все увидели, что так можно.
– Этот Берковиц вполне может быть Сэмом, он подходит по описанию, а Бронкс всего в нескольких милях. Десять минут по шоссе, и ты на месте убийства Донны Лауриа.
Шамберлайн и Интервелло запросили информацию по Дэвиду Берковицу. Выяснив, что он служил в армии и числился сотрудником охранного агентства, Шамберлайн и Интервелло позвонили в 109-й участок полиции Бронкса, чтобы сообщить о своих подозрениях. Их показания записали, поблагодарили, а когда офицеры спросили о том, когда проведут проверку, оператор положил трубку.
Казалось, Сын Сэма неуязвим. Впрочем, офицер убойного отдела полиции Бруклина Джон Фалотико и не собирался его искать. Он хотел найти человека, расстрелявшего Стейси Московиц и Роберта Виоланте в парке на его территории. Это он умел. А после того как он увидел несколько машин из знаменитого отдела «Омега», о котором сейчас говорили все, он еще и отчаянно хотел утереть им нос и показать, что никому не дозволено вмешиваться в дела на его территории. Взаимная неприязнь между Фалотико и офицером Джо Коффи из отдела «Омега» заставила Джона снова загореться своим любимым делом.
В ночь стрельбы Джон Фалотико, как и полагается, обошел весь район и оставил повестки с приглашением на допрос владельцу каждой машины в округе. Стопка этих извещений оказалась внушительной. Все последующие дни он денно и нощно разговаривал с людьми, которые совершенно не понимали, зачем их вызвали в участок, но были страшно перепуганы недавней стрельбой. Эта бессмысленная работа выматывала и раздражала, но Джон понимал, что только так можно хоть что-то выяснить о преступнике. Единственным настоящим свидетелем был Томми Зайно, которого Фалотико успел застать на месте преступления. Парень был занят в те часы своей девушкой, но в лобовом стекле прекрасно просматривалась машина Виоланте.
Зайно не видел толком лица преступника, поэтому хорошим свидетелем его назвать было сложно. Стейси Московиц умерла спустя два дня, а Виоланте вряд ли мог бы когда-нибудь кого-нибудь опознать. Пули задели зрительный нерв, и парень практически ослеп. Один глаз ослеп полностью, а вторым Виоланте в лучшем случае смог бы различать свет и тень после длительного восстановления.
– Посмотри, кто там остался из неотвеченных, – попросил Фалотико офицера Джеймса Джастиса, который в тот день был дежурным в участке. Джастис кивнул и принялся за дело со всей ответственностью первого года работы. Парень с детства мечтал работать в полиции, и сейчас, в разгар «поиска убийцы века», принять хоть какое-то участие в этом деле ему казалось невероятной удачей.
Джастис позвонил по всем повесткам, оставшимся без ответа. По телефонам никто не отвечал, поэтому Джастис запросил информацию по владельцам имевшихся номеров машин. В числе подозрительных осталось всего несколько повесток, в том числе и Ford Galaxy Дэвида Берковица. Пришлось начать обзванивать полицейские участки, к которым были приписаны владельцы машин.
– У меня запрос на Дэвида Берковица, – скучающим тоном сказал Джастис.