Огромные многоэтажные дома Co-оp city собирались в безликие и пустынные улицы и бульвары, которые причудливым образом переплетались между собой, сливались и выводили на побережье. Человек, впервые оказавшийся здесь, уже через пять минут начинал чувствовать собственную ничтожность и беспомощность. Со временем это чувство только усиливалось. Желая утвердить свою значимость, люди здесь производили злое, даже ожесточенное впечатление. Это ощущение усиливалось, когда ты оказывался возле местной средней школы имени Джеймса Монро или рядом с парой недавно открывшихся хозяйственных магазинов. Эти места моментально стали центром притяжения всех безработных и неприкаянных. Почувствовав свою клиентуру, тут появились наркоторговцы, ростовщики и мошенники.
Постепенно Co-оp city начал превращаться в странный для Нью-Йорка культурный феномен. Манхэттен, Бруклин, Бронкс, Гарлем и Квинс – пять составных частей, из которых составлен Нью-Йорк, – поделены на кварталы по этническому и экономическому принципу. Невозможно себе представить, чтобы в элитном Сохо поселилась семья вчерашних эмигрантов. Даже если у них найдется достаточное количество средств, никто из администрации жилых комплексов не одобрит им аренду или покупку недвижимости. Китайские, итальянские или латиноамериканские кварталы стараются не впускать к себе чужаков, ревностно охраняя свои национальные традиции. Приехав в Нью-Йорк, стоит прийти на Таймс-Сквер, площадь, которую вполне можно сравнить с современной Вавилонской башней, а затем двигаться по городу в любом направлении. При должном упорстве в одном городе можно будет увидеть весь мир. В Co-оp city все религии и нации перемешались и слились в адском котле. В одной школе здесь обучались афроамериканские и латиноамериканские подростки, и те, кто родился на улицах Бронкса, и те, кто не знал ни слова по-английски. Казалось бы, это должно примирить и перемешать все нации, но на деле все обернулось иначе. Подростки быстро стали сбиваться в банды, ходить по улицам было зябко и страшно, а никаких развлечений в этом гигантском городе попросту не предусмотрели. Люди, следующие своему инстинкту, воевали со своими соседями, желая установить свои правила. Мигранты, приехавшие из других стран, старались привнести в свою жизнь старые традиции, усвоенные с детства. Афроамериканцы из Бронкса считали это место «своим» и с презрением относились к представителям других национальностей. Все это происходило в рамках одного многоквартирного дома, широкий коридор в котором вмещал по двадцать апартаментов на одном этаже. Все это привело к обособлению и сегрегации, как это и бывает в Нью-Йорке, но теперь это обособление касалось каждого конкретного человека. Все семьи, поселившиеся здесь, оказались в положении молодых и отчаянных покорителей Нью-Йорка, которым свойственно арендовать каморку на Манхэттене и никогда не сталкиваться со своими соседями. Людям здесь оставалось лишь украдкой выбегать из дома, чтобы сесть в свою машину и как можно быстрее покинуть район, а затем тем же способом как можно незаметнее вернуться домой. Так и поступали теперь Нат и Дэвид Берковицы.
Обеспокоенный новостями о школе имени Джеймса Монро, Нат настоял на том, чтобы Дэвид отправился учиться в одну из неплохих школ в другой части Бронкса. Дэвид отчаянно этого не хотел. Школа в Co-оp сity привлекала его хотя бы тем, что там учился его приятель Крис Пальма. После того как на глаза Нату попалось несколько статей об убийствах подростков неподалеку от школы имени Джеймса Монро, вопрос оказался решенным. Отныне Дэвиду нужно было выходить из дома за полтора часа до начала занятий, чтобы успеть вовремя к первому уроку. Сначала нужно было добраться до Мэлроуз-авеню, на которой располагался магазин отца, а уже оттуда можно было доехать до школы. Частенько отец соглашался подвезти сына до школы, но легче от этого не становилось.
– А ты где живешь? – поинтересовался как-то одноклассник в самом начале учебного года.
– Co-оp city, – ответил после небольшой заминки Дэвид. – Это рядом с Йонкерсом, – пояснил он, заметив непонимающий взгляд подростка. Одноклассник понимающе закивал и отошел от Дэвида в сторону.
День за днем и месяц за месяцем Дэвид отдалялся от своих одноклассников. Чем острее он чувствовал это отчуждение, тем более провокационными становились темы его докладов, тем агрессивнее он начинал себя вести.
На дворе был самый конец 1960-х годов. Beatles и Doors уже спели свои лучшие песни, но подростки все еще продолжали упиваться счастливым и безмятежным образом жизни хиппи. Чарли Мэнсон только-только обосновался на ранчо Спэн на Западном побережье, а молодежь Чикаго вовсю бастовала против войны во Вьетнаме. Через несколько месяцев эти протесты выльются в один из самых громких судебных процессов в истории страны, а безмятежные хиппи передадут пальму первенства «Синоптикам»[5] и «Черным Пантерам». Впрочем, когда ты учишься в школе, твой мир ограничивается стенами учебного заведения.
Старшая школа имени Христофора Колумба представляло собой школу для детей из благополучных семей уверенного среднего класса. Девочки предпочитали приходить на занятия в длинных цветных юбках и с миллионом фенечек на шее. Мальчики ходили в модных рваных джинсах и модных коричневых кожаных куртках. Они бы с удовольствием носили и гавайские рубашки, но погода в Нью-Йорке не располагала к этому. В каждом коридоре находился хотя бы один парень, который бы продавал легкие наркотики. Косяки раскуривали там же, на заднем дворе, или в крайнем случае на заднем дворе школы. Всех этих подростков привозили сюда родители на хороших машинах, а некоторые старшеклассники прикатывали сюда уже на своем автомобиле. Естественно, все свободное время они посвящали протестам против власти, бесчеловечной войны во Вьетнаме и заодно борьбе за права темнокожих (их в школе было менее трех процентов, так что за их права было очень удобно ратовать).
Дэвид чувствовал себя здесь лишним. Ему становилось тошно всякий раз, когда он слышал очередную тираду во имя прав темнокожих. Почему бы им всем не проехать несколько остановок на автобусе и не выступить с этой же речью на Мэлроуз-авеню? Кучка самоубийц точно привлечет к магазину отца покупателей. Дэвид не имел ничего против темнокожих, но он не понимал, как можно выступать за их права, если единственный темнокожий, которого ты видел в жизни, – это продавец в Walmart[6]. Подростки в школе имени Христофора Колумба были как раз такими. Они никогда не бродили по неблагополучным районам Бронкса, не видели квартала заброшенных домов и не спускались в подземку.
Неопрятный подросток с лишним весом в старых джинсах и свитере, который был ему велик на несколько размеров, не вписался в коллектив этой школы. У мальчиков он вызывал насмешки, а у девочек – сочувственные улыбки. Второе Дэвида раздражало куда сильнее. Каждый день после занятий толпа школьников высыпала на улицу, чтобы отправиться шататься по улицам близлежащих кварталов, а Дэвид медленно брел к остановке автобуса в компании с еще парочкой таких же неприкаянных бедолаг, к которым Дэвид относился с таким же презрением. К сожалению, компания аутсайдеров за столом возле стены в школьной столовой – распространенный штамп голливудских сценаристов. На деле такие подростки обычно остаются один на один со своими проблемами, а другие аутсайдеры относятся к ним даже с большим презрением, чем остальные. Так происходит из животного страха перед отбившейся от стада особью. Человек подсознательно боится, что если он подойдет к такому человеку, то ненависть общества к ним двоим увеличится вдвое. Этот страх не лишен основания.
Все вдруг возомнили себя хиппи, стали увлекаться алкоголем и наркотиками, но меня это мало интересовало. Это никогда не приносило мне удовольствия.
В 1969 году к власти пришел президент Ричард Никсон, что вызвало огромную волну возмущения со стороны молодежи. Республиканец не только не собирался сворачивать войну во Вьетнаме, но и объявил о том, что непонятная война в неведомой и дикой стране – теперь главная национальная идея в стране. Естественно, все подростки в школе имени Христофора Колумба были против правительства и войны, поэтому когда объявили урок дебатов, отбоя от желающих выступить против войны просто не было.
– Я бы хотел выступить, – поднял руку Дэвид Берковиц, чем очень удивил учителя.
– Записывайся в очередь, – крикнул кто-то из одноклассников, стоящих в очереди к столу учителя.
– Я бы хотел защитить президента, – заявил подросток. В этот момент все в классе удивленно на него обернулись. Дэвиду понравилось то, с каким удивлением и беспокойством на него сейчас смотрят.
Дэвид выступил неплохо, но это не имело значения. С тем же успехом можно было бы выступать перед жителями Вьетнама с речью в защиту необходимости войны. Совершенно бесполезное занятие. Учителя и одноклассники считали эту войну бессмысленной и бесполезной, а те, кто думал иначе, предпочитал помалкивать, опасаясь всеобщего осуждения. Дэвиду нравилось быть против всех. Он не был слишком политизирован, но само по себе ощущение того, что на него все сейчас смотрят с интересом и беспокойством, ему настолько нравилось, что он был готов выступить еще с сотней речей с противоположным мнению большинства мнением.
Я хотел помогать людям, быть патриотом и хорошим человеком. Это странно слышать от меня, но это правда. Однажды я вступил в добровольную пожарную бригаду. После того как в соседнем доме случился пожар, а помощь так и не приехала, все поняли, что такая бригада нужна. Однажды в Co-op сity пропал подросток, и я записался в поисковый отряд. Так мало кто себя вел, обычно мои ровесники проводили время в клубах и на вечеринках.
Психиатрическая больница округа Кингс, 1978 г.