Ребята ушли по улице вверх, оставив Алеса в полном смятении. Река настолько быстро все провернула, что парень только сейчас осознал, что, собственно, от него требуется. Всего-то — нужно сходить в сад, поговорить с Дайной, подарить девушке пряжку и, набравшись смелости, пригласить ее погулять. Все так, но ведь мужчина сам должен принимать такие решения, а тут… Разве можно позволять кому-то за себя решать, особенно в ситуациях, от которых зависит вся дальнейшая жизнь? Впрочем, не стоит себя обманывать. Решая самостоятельно, он бы пошел или в казарму, или домой к Гуше, но сейчас отвертеться уже не получится. Река, конечно, все расскажет ребятам, и кем он будет выглядеть, если попрется следом за ними? Солу ведь только дай повод позубоскалить, да… С другой стороны, Река ведь хочет ему добра. Да и сколько уже можно вести себя как мальчишка? Придумывать разные оправдания и за это потом себя ненавидеть?
Тяжело вздохнув, Алес вытащил из кармана серебристую пряжку и с грустью на нее посмотрел. Отец когда-то рассказывал, что тоже очень долго не решался подойти к матери. Однако, если бы будущему телохранителю князя не хватило тогда решимости, Алес не появился бы на свет. Возможно, и у них с Дайной когда-нибудь тоже родятся дети, но если он продолжит вести себя как идиот, то никаких детей точно не будет. Получается, что от его решимости зависит жизнь самых близких ему людей? Но, раз так… На душе вдруг стало легко и спокойно. Его робость, Река и насмешки Сола — все это на самом деле не важно. Важно совершенно другое!
Усмехнувшись, Алес подкинул на ладони пряжку и, сжав ее в кулаке, быстро пошел к саду.
Народа на улицах было немного, в окнах домов уже горел свет, но труба дымила только над трактиром на площади. Норты вообще редко готовят еду на огне, предпочитая питаться сырыми мясом и рыбой. Однако трактир — он на то и трактир, чтобы там себя побаловать куском свежеиспеченного хлеба или зажаренным на углях тунцом. Жарку тоже нужно варить, а это без огня не получится. Жилые же дома достаточно прогревать пару раз в месяц, а все остальное время поддерживать тепло простенькими артефактами. Ведь для комфортной жизни достаточно, чтобы в жилище не замерзала вода.
В отличие от камня и дерева, синий лед, из которого строят дома, не горит, не тает и совсем не пропускает тепла. Прозрачные стекла из него стоят, правда, едва не по весу серебром, но в окна смотреть ведь не обязательно. Выйди на улицу — и смотри сколько захочется…
Сад акаций находился в восточной стороне поселка, неподалеку от псарни, и на его территорию могли заходить только посвященные жрицы. Еще на заре времен богиня Вечного Льда подарила людям четыре удивительных растения, листья и плоды которых используются по сей день. Алхимические препараты, лекарства, присадки для создания брони и оружия, компоненты для производства синего льда. Все четыре вида акации — синяя, желтая, алая и снежная — могли расти только в специально приспособленных местах. Являясь, по сути, отражениями Элемента Льда, эти растения питались только эфиром, которым с ними делились специально обученные женщины. Мужчин к этому процессу не подпускали, поэтому Алес только в общих чертах представлял, как оно там происходит. Знал только, что в процессе выращивания жрицы устанавливали с растениями эмоциональный контакт, очень похожий на Слияние с фамильяром.
На входе в сад дежурили Линда и Йова. С ними Алес был почти незнаком, поэтому слегка стушевался, пытаясь подобрать правильные слова. Впрочем, говорить не понадобилось. Смерив подошедшего парня оценивающим взглядом, Линда усмехнулась и произнесла:
— Ты опоздал, Дайна уже ушла. Ждала тебя, ждала, да вот не сложилось. — Девушка состроила скорбную гримаску и, разведя руками, сокрушенно вздохнула.
— Кого ждала?! — опешил от такого заявления Алес. — Ты меня с кем-то путаешь…
— Да уж спутаешь тебя, ну конечно. Мы же в разных поселках живем…
— Она на площадь пошла, к сапожнику, — осуждающе взглянув на напарницу, пояснила Алесу Йова. — Если поторопишься, то успеешь перехватить ее до дома.
— Спасибо! — Алес благодарно кивнул и в легком смятении направился к площади.
В голову лезло разное. В саду всегда находится пара десятков жриц, но эти две почему-то безошибочно определили, что он пришел к Дайне. И Река тоже прекрасно все знала… Они сговорились, или это он такой болван, по лицу которого можно прочитать что угодно? Странно, но сейчас никакого смущения парень не испытывал. Видимо, уже израсходовал весь его запас, да и какое ему, собственно, дело до того, что думают все остальные?
Размышляя таким образом, Алес подошел к площади и с замиранием сердца заметил впереди знакомую фигурку. Дайна, очевидно, только что вышла от сапожника и сейчас направлялась в сторону дома. В кожаной приталенной куртке на белом меху, с накинутым на голову капюшоном, она походила на княжну из маминой сказки. Темные шерстяные штаны плотно облегали идеальные длинные ноги, от взгляда на которые у Алеса привычно перехватило дыхание. Походкой возлюбленной он мог бы любоваться часами, но сейчас важно догнать девушку и сказать… Площадь пуста, и никто не мешает, нужно только подобрать правильные слова и не забыть подарить пряжку.
Обуздав накрывшие его чувства, Алес пошёл по краю площади за девушкой, и в этот момент из трактира на улицу в клубах пара вывалилось полдесятка лигейцев из стоящего за посёлком походного лагеря.
Все пятеро из караванной охраны. Высокие, широкоплечие и изрядно навеселе. Громко разговаривая и смеясь, они выбрались из-за ограды на площадь, и тут в их поле зрения попала проходящая мимо Дайна.
— Ух ты, какая девка! — прокомментировал высокий сухощавый мужчина с нашивкой десятника на рукаве и, сделав три широких шага, грубо ухватил ее за рукав. — Эй, красавица, прогуляться с нами не хочешь? — развернув к себе девушку, глумливо гоготнул он. — Мы тут недалеко, за стеной, и все одинокие. А утром тебе, может быть, и заплатим.
Дочь сотника — это не совсем обычная девушка, и уже в следующий миг мужчина рухнул на снег, сбитый с ног короткой подсечкой.
— Я с кастрированными тюленями не гуляю, — холодно ответила Дайна и, демонстративно отряхнув рукав, пошла дальше, как ни в чем не бывало.
— Ах ты ж тварь! — в повисшей над площадью тишине прорычал десятник и, вскочив на ноги, бросился следом.
Попытался броситься… Пользуясь тем, что его никто не заметил, Алес пробежал вдоль ограды и, проскочив между караванщиками со спины, коротким ударом в голову повторно опрокинул урода на снег.
Кровь стучала в висках, ярость разрывала парня на части. Эта тварь посмела прикоснуться к самому дорогому, и, не отдай Алес копье, десятник уже встречался бы с родичами на пороге Ледяной Крепости Хольды.
Ответ последовал незамедлительно. Один из лигейцев отвлёк Алеса ложным выпадом, когда второй, зайдя слева, достал его кулаком в скулу. Ошеломив парня первым ударом, караванщик, развивая успех, коротко пробил под дых, затем подскочил второй и добавил прямым в челюсть.
Мир крутанулся вверх тормашками, Алес упал на снег и, получив сапогом в ребра, резко перекатился в сторону. Сознание вдруг прояснилось, боль ушла, уступив место холодной всепоглощающей ненависти. В драке упавшего не добивают, но эти мрази бесчестны, а значит, с ними можно поступать так же. Поймав на перекрестье рук ногу одного из нападавших, Алес резко вскочил, опрокидывая противника на снег, и пинком по лицу вывел лигейца из драки.
— Назад! — рявкнул, поднимаясь с земли, десятник, и караванщики послушно разошлись в стороны.
Правый глаз у командира лигейцев заплыл, скула была рассечена, шапка съехала набок. Смерив Алеса ненавидящим взглядом, десятник выхватил из-за пазухи нож, и в этот миг в шаге от него в столб с треском ударила зачарованная стрела.
— Ты ножик-то убери, а то следующая прилетит прямо в ухо, — спокойный голос, раздавшийся из-за спины, мгновенно остудил горячие головы. С караванщиков тут же слетел хмель, лицо десятника вытянулось. Убрав нож под куртку, лигеец опалил Алеса взглядом и хмуро посмотрел на подошедшую женщину.
Айка выглядела вызывающе даже по меркам совсем молодых девушек. Шерстяная юбка лишь до середины бедра прикрывала голые ноги Отмеченной. Высокие, расшитые серебром сапоги плотно обтягивали идеальные икры. Короткую приталенную куртку на меху стягивал лишь нижний ремешок, под темной вязаной кофтой угадывались очертания великолепной груди.
Ходить в таком виде могли позволить себе всего-то несколько человек — те, чья Печать Льда была особенно сильной. Айка никогда не нагружала себя лишней одеждой. Впрочем, мужское внимание тут ни при чём — мужчины, наоборот, относились к ней в основном насторожено. Дело в том, что одежда сковывала движения, лишая женщину её главного преимущества — скорости. Соперничать с мужчинами в силе она не могла, но зато в быстроте и подвижности с ней не мог сравниться никто.
Вместе с Отмеченной подошли и четверо бойцов её десятка. Остальные шестеро остались стоять у входа, рассредоточившись так, что на площади не осталось слепых зон. Обернувшись, Алес с запоздалым ужасом заметил, что Дайна никуда не ушла. Наоборот, судя по следам на снегу, дочь сотника, услышав шум драки, развернулась и бросилась к нему на помощь. К счастью, все закончилось быстро, и как же хорошо, что на площади появилась Бешеная с её отмороженным десятком.
Обойдя Алеса, Айка остановилась напротив караванщиков и, оглядев их, негромко произнесла:
— Слышала, вам женского тепла захотелось? Так это можно устроить… Могу сходить с вами за стену, и с каждым по очереди… На территории Аскорта поединки запрещены, но так-то вам и платить мне не придётся…
— Это шутка была, — буркнул десятник, исподлобья глядя на стоящую перед ним женщину. — Никто и не собирался…
— Подшутить, значит, решили над дочерью сотника? — голос Отмеченной заледенел. — А нож ты тоже в шутку достал? Помнишь, что за такое положено?
После её слов над площадью повисла мертвая тишина. Ведь если за нож можно было ещё откупиться, то за оскорбление, нанесённое дочери сотника, все пятеро могли заплатить жизнями. Харис будет в своем праве, если вызовет каждого на поединок. Или всех сразу — чтобы побыстрее закончить. Командир каравана не посмеет и слова сказать, но сейчас жизни еще можно спасти, поскольку голосом сотника с ними говорит Айка.