Он ведь ничего не знает, кроме слухов и родного села. Так зачем ему жаждать возвращения, когда впереди целый неизведанный мир? Не зачем совершенно…, а сердце всё равно болело, он слишком привык к своему дому, своей постели.
Логран пил из ручья, смотрел, как солнечные лучики играются в чистейшей воде и как маленькая серебристая рыбка плывёт по дну, огибая разноцветную гальку, а сердце сжималось от боли. Не вёрнуться ему домой. Что будет дальше? Неизвестность и влекла его и пугала. Противоречивые эмоции охватили разум мальчика, и он не знал, что с этим делать, как быть дальше. Вовремя заурчало в животе, так что он выбрал самую оптимальную стратегию – поел хорошенько. Потом ещё попил из ручья, решительно закинув мешок за спину, поправил тесёмку от него, что через грудь перехлестнута была, да и двинулся широким шагом, прямо к горизонту.
Потом остановился, поворчал что-то неразборчиво, глядя хмуро на высившиеся вдали деревья колдовского леса, и повернул в другую сторону. Ну его к Баргу этот проклятый лес.
Пока шагал по полю бескрайнему, всё думал, куда ему идти теперь и что делать?
В голову ничего не приходило, так что Логран просто шёл вперёд.
За день пути по плодородным равнинам Сабаса, ему попались несколько крошечных лесочков, подле одного из которых торчал покосившийся столб с широкой доской на нём. На доске был красочно нарисован человек, привязанный к Х-образной рогатине, коему палач в красном колпаке, отрубал руку. Рядом с этими двумя, ещё красочнее были нарисованы поленья и грозно хмурящийся лик Привы. Особо пояснять и не требовалось – за рубку дров здесь, можно было пострадать. Однако столб старый, трухлявый, никто его не выправил, когда он покосился, а краска на картинке давно выцвела, хоть и оставалась она ещё достаточно яркой. Вестфаллийская, видимо, краска.
Логран стоял у столба несколько минут, окидывая лес долгим взглядом. От леса осталось совсем мало, в основном, пеньки торчат. Как не стало господарей рыцарственных правителей, так и не кому стало наказывать. Новым господарям было совершенно наплевать, чем занимаются крестьяне, пока они платили двадцатину. На мгновение, ему даже подумалось, что не к добру это всё. Не сложно догадаться, что скоро леса тут не останется вовсе.
Ближе к вечеру наткнулся на деревню. Её он обошёл стороной и вскоре выбрался к очередному овражку с чистым холодным ручьём.
Тут и понял, что неплохо было бы не только попить, но и помыться. Чем и занялся недолго думая. Промёрз до костей, но зато кровь и грязь с тела были смыты. Вот с одеждой так не получилось – кровь въелась глубоко в шерстяную рубаху и полотняные штаны. Вряд ли без щёлока их получится отстирать. А впрочем, и неважно это. Махнув рукой, Логран развесил одежду по кустам и принялся собирать хворост, да сухой мох. Камни, что хранили в себе частички Первой Молнии Каила, он предусмотрительно спёр из отцовского сарая. Как собрал, уложил всё это дело домиком, магические камни один о другой постукал немного, и яркая искорка запалила мох. Вскоре костёр горел ярко-ярко, а его тепла хватило, что бы согреться.
Уснул он довольно быстро и всю ночь видел один и тот же сон – он возвращался домой, а на пороге его встречал отец. Он улыбался и приглашающее махал рукой.
Только вот вторую руку он держал за спиной, прятал её. И Логран видел, что в ней – короткая дубинка из морёного дуба.
Проснулся в холодном поту. На глазах стояли слёзы, а мысль была всего одна.
Откуда у отца морёный дуб взялся? Дерево то не дешёвое, в сёлах не найти, за ним в Сабу идти надо. Там, в городе, много чего есть такого, чего село никогда и не видело.
Что-то было в этой мысли. Но что?
Замычали коровы, и послышался знакомый свист, за ним хлёсткий удар – коров кто-то по лугу гоняет. А затем голосок тоненький что-то крикнул. Голосок не знакомый. Да и откуда? Он далеко от дома забрался. Всё ещё южные земли и конные разъезды встретить можно из южного замка, но он никогда прежде, так далеко не забирался. Даже когда ватага детишек из села решалась приключений в поле поискать, и тогда не забирались далеко. А то мало ли – волки там, хотя их уж лет пять никто в глаза не видел. Или разбойники какие, да и этих давно не видно.
Мычание становилось ближе, тонкий голосок звучал реже, но слышался всё отчётливее.
Логран поспешно собрал пожитки, раскидал золу по земле и спрятался в кустах.
Коровы двинулись мимо, он их видел из своего укрытия, а вот их пастух, к ручью спустился вприпрыжку, на ходу помахивая тонким прутом. Пастух тот к ручью подбежал, на коленки встал и, зачерпнув горсть воды, стал её шумно пить. Длинная русая коса пастуху мешала, так что он её вокруг шеи обернул и за плечо закинул что осталось.
Пастушка то была, совсем юная, даже младше чем он – мелюзга, в общем.
-Эй! – Вдруг встрепенулась девочка и повернула голову к кустам, где он, как ему казалось, надёжно спрятался. – Ты кто таков? Почему по кустам прячешься?
Логран покраснел отчего-то и выступил из кустов, голову повесив, опять же непонятно почему, повесив виновато. Девчушка конопатая, с голубыми глазами, смотрит на него хмуро, кулачки уперев в бока.
-Ну, чего молчишь?
-Надо вот и молчу. Не твоё дело вообще. – Буркнул Логран в ответ.
-Дурак ты. – Заявила девочка надув губки. Поправила платьице своё полотняное, нитками красными, да синими расшитое в чудаковатый узор и, вздёрнув носик, добавила. – Не досуг мне тут с тобой лясы точить. Работы у меня невпроворот.
-Ну, иди тогда и работай. – Снова ворчит мальчик, а сам красный как рак. И ведь хамить не хочется, а как проклятье какое-то! Кроме как грубости, на язык ничего и не идёт.
Девочка хихикнула – не укрылось от неё, что красный он весь.
-А я Логанна. – Вдруг сказала она и снова хихикнула.
-Логанна? – Эхом отозвался Логран.
-Ну. – Девочка насупилась, на него подозрительно зыркнула. – Вот смеяться будешь, вот я сразу, как дам! – И тонкий сухой прут со свистом рассёк воздух – Логран вздрогнул, по спине мурашки побежали. Помнит спина прутья такие. Любил их отец. Боль от них зверская, кожу не рвут, синяки и ссадины без шрамов проходят и быстро. Отлупил вволю и урок преподал и мальчик к утру уже более-менее очнётся, работать сможет.
-Чего мне смеяться-то? – Шмыгнув носом, спросил Логран. – Красивое имя, мне нравится.
Теперь девочка покраснела. Тоже носом шмыгнула, и невнятно что-то сказав, рукой махнула в сторону коров, потом глянула туда, да руками всплеснула.
-Ой! Прива Милостивая! – К нему повернулась, глаза большие, испуганные. – Заболталась, а коровы-то разбегаются! Ой! Мамка-то накажет!
И со всех ног побежала Логанна к коровам своим, оставив мальчика у ручья, в растерянности и недоумении. Он долго смотрел ей вслед. Девочка уже убежала, а он всё смотрел на росшие по краю оврага кусты. Они ещё раскачивались из стороны в сторону, потревоженные Логанной.
-Прям наваждение какое-то. – Пробормотал он, шагнув к тем кустам. Остановился, головой покачал и повернул в другую сторону.
Вскоре он обошёл село стороной и двигался по бескрайним Сабасским полям, да куда глаза глядят. А смешливое личико Логанны, всё не выходило из головы. Странно это как-то было.
Дни шли один за другим, он всё шёл куда-то, сам не зная, куда и зачем. Да и сколько дней прошло вспомнить не смог бы. Ботинки из кожи, что отец отдал, когда сносил, теперь изорвались полностью. Нитки, что остались от перешивки под собственную ногу, вылезли, кожа в дырках вся, теперь они ноги не защищали от перипетий дороги, а лишь натирали пятки. Пришлось выкинуть, да ходить босиком. А как это делать он уже и подзабыл. Всё-таки, года два как ботинки ему отец подарил. А с другой стороны, он босым годами бегал, так что вспомнил, как это делать, довольно быстро. Вот как камешком стопу распорол, так и вспомнил. Идти стало трудно, шёл медленно, нога заживать никак не хотела. И в ручье мыл и травой Трелистной гной с раны вытирал, а всё не заживает. В какой-то момент он понял, что что-то не так – несмотря на прохладу ночи, подступившую к нему на очередном привале, он ощущал страшный жар. Рубашка шерстяная, казалось, раскалилась добела. Вдруг стало очень светло, небо раскачивалось над ним, и в ушах всё нарастал страшный звон. Он не помнил, как нашёл пещерку в глиняном откосе, не помнил, как развёл там костёр. Утром проснулся, а костёр тлеет, рубаха на земле лежит, голова болит ужасно, и нога пульсирует от тупой, противной боли. Он на ногу глянул и в ужасе вздрогнул – распухла так, что и смотреть страшно.
Кое-как дополз до ручья, напился вволю, а потом всё закружилось, и он потерял сознание.
Очнулся Логран от холода и поспешил заползти обратно в свою пещерку. Там он снова забылся сном, на этот раз, надев рубаху и свернувшись клубком. Разжигать костёр сил просто не было.
Сколько дней он там провёл, Логран не знал. Но судя по тяжёлому запаху и кое-каким вещам нехорошим, прямо перед пещеркой, дня три не меньше. Только как он эти все вещи наделал, вспомнить не мог. Но из чего их наделал, тут и думать не надо – в мешке его походном, еды не осталось. Ни хлеба, что не портился месяцами, ни вяленого мяса, ни даже куска сыра, что берёг всю дорогу, да по кусочку маленькому откусывал. Еды не осталось вовсе.
Зато нога обрела почти прежние размеры и рана, ещё недавно заставлявшая вздрагивать от одного её вида, стала другой. Коркой сухой покрылась и подтухшим сыром пахнуть перестала.
Он добрался до ручья, обмыл ногу, напился холодной водицы и долго сидел там, у ручья, без единой мысли в голове.
Что теперь делать? Куда идти? И главное – что он есть-то, теперь будет?
Ответов не было, нога ныла от боли, в животе урчало. Тяжко вздохнув, Логран поднялся и поковылял прочь от пещеры, что несколько дней была для него домом и едва не стала ему могилой.
Через полчаса пути, он наткнулся на россыпь полевых ягод, которые прежде уже видел и ел, сытным такое питание не назовёшь, но сейчас ему хватило и этого. Проползав в траве около часа, он понял, что не наелся совсем, ягод на редких кустиках, спрятавшихся в высокой траве, больше не видно, но хотя бы тупая резь в желудке прошла и на том спасибо Приве.