Смущало несколько обстоятельств на улице этой городской, первой, какую ему в жизни видеть довелось. Мощёные дороги – это ещё и радовало, ибо хватило ему ума понять, зачем оно сделано. В дождь слякоти не будет. В селе-то иной раз в сильный дождь на улице не то, что ходить – там нырять можно и до соседнего дома вплавь добираться. Конечно, вопрос решается, если не шибко топтать дорогу, позволять траве луговой расти на ней свободно. Так дорога в дёрн превращается, земля там связана вся корешками травяными. Ноги промочишь полностью, конечно, да уже через пару шагов. Но вода высыхает быстро, а вот грязь ещё отмыть надобно. К сожалению, главную улицу посёлка, растительность не любит – то телеги там ездят, то конные господари, а с тех пор как господари новые, так и конные селяне. Отчего-то, раньше господари запрещали селянам иметь лошадей, что могли под седлом ходить. Кто ослушался, с тем всяко бывало – село до сих пор полно рассказами о таких людях. Рассказами, от коих порой тошнило, а уж кровь в жилах стыла крепко. Правда, многие из рассказов, казались ему, да и его сверстникам, просто сказками. Немало тому способствовало то, что рассказчики не гнушались добавлять детали от себя, а где-то просто забывали, как оно было, и многое, вплоть до действующих лиц, выдумывали сами.
Запах. Тут просто зверски пахло. Вовсе не фиалками. Почему, он понял довольно быстро.
-Поберегись! – Крикнул кто-то сверху. – Говнище лить щас буду! Да хранит вас Прива!
Логран поспешно прыгнул в сторону и пробежал несколько метров. Из окна на третьем этаже показался человек и выплеснул что-то на улицу. То, что там жидкое было, меж камней впиталось и вскоре исчезло. То, что жидким не было, осталось лежать. Рядом с лепёшкой, внешность которой Логран узнавал – лошадка тут облегчение в судьбе своей нашла, а как прониклась тем облегчением, сразу же дальше пошла.
Это было как-то дико для него. В селе кто вот так бы сделал, мужики быстро б объяснили какой запах правильный и как себя вести надобно. Когда словами объяснили бы, а когда и коромыслом по хребту, а то и кулаком мозолистым в область нюха. А тут…, варвары прям.
Если так вот делать, это ж месяц-два и весь город в этом самом и утонет.
Впрочем, уже довольно скоро он убедился, что не утонет и не такие уж они тут варвары.
По пустой улице – сначала Логран предположил, что это из-за раннего времени, солнце недавно встало, а тут город, скотину в поле вести не нужно, поросят кормить иль ещё чего такого делать нет нужды. Так вот по улице, ему навстречу, шёл пожилой мужик, в грязной льняной рубахе до колен и штанах из грубо выделанной кожи. Шёл он не просто так – за место лошади был он впряжён в маленькую тележку. На шее мужика виднелся ошейник из металла, с замочной скважиной. Что это такое и зачем, он не понял. Однако у стены одной остановился и стал удивлённо коситься на мужика – что за диво такое странное? Брови у него вверх поползли, когда тележка мимо проехала – полная почти. И воняет тем самым.
Мужик прошёл метров десять, остановился перед лепёшкой конской и, вооружившись инструментом разным, принялся лепёшку ту счищать, укладывая в свою тележку. Когда убрал, водой с бурдюка место изгаженное полил и тряпкой вытер.
Логран пошёл дальше и вскоре опять остановился, не понимая, что видит. Вроде дом кто-то строил, да потом забросил это дело. Камни лежат рядом, кирпичи кривобокие, вместо пола брусчатка, стены частью сделаны, частью нет. Над полом надстройка, словно скамья. Но не скамья точно – в ней ряд круглых дырок.
-А ну посторонись! – Рявкнули за спиной, и он поспешно отошёл в сторону.
Мимо проскочил молодой мужчина, на ходу спуская штаны до колен. Плюхнулся на скамейку, задом на дырку и спустя мгновение, напрягшись, издал громкий звук, тем местом, какое к дырке в скамье и обратилось.
Логран шёл дальше, теперь ориентируясь на звук – глухой шёпот, где-то впереди. Там говорили люди, причём явно их там очень много. Туда и шёл.
Да в пути всё головой качал – не только от увиденного прежде, не только из-за странного отхожего места, где, получается, тебя с улицы кто угодно видит, а рядом может оказаться сосед, каковой тем же самым занят. Причём сосед может оказаться не всегда того же пола. Как такую мерзость допустили? Куда Прива смотрит? Непонятно.
Но надо признать, это выглядело куда как лучше, чем шанс оказаться облитым с головы до ног, тем самым, да из ведра большого.
С другой стороны – яма отхожая, не бездонная ведь. В селе-то ясно, годами гадит семья одна и яма годами и полнится. Но тут город, людей много, все они гадить хотят регулярно. А чего потом делают с этими ямами? Дома на них строят? Тогда ещё понятнее, отчего весь город пропах этим самым.
Проходя мимо очередного такого туалета, Логран его испробовал. Присел, поднатужился и легче на душе стало. Вот тут он и задумался.
Травы рядом не растёт, с собой не взял. Полотняной старой тряпицы и ведра с водой, он не увидел. А штаны у него одни и денег нет. Приуныл Логран, понимая, что выбор невелик – штаны порвать, впрочем, они и так порваны. Но их ведь и подшить можно, если найдёт чем. А если порвёт на кусочки, всё, выбрасывать только. Или можно так прям и надеть. Пахнуть будет, конечно, но штаны целые останутся…, рядом присел кто-то. Послышалось журчание и звуки немного другие, не журчащие совсем. Логран голову повернул и покраснел до корней волос. А тот, кто журчал, привстал немного на скамье-то, одёжу поднял чуть повыше, факел взял и между ног себе раз-раз, потом факел тот протянул вперёд и в кадку с водой сунул.
Спустя мгновение, оправив одёжу, пошёл человек дальше, даже и не обратив внимания на своего соседа по делу тому интимному весьма. Так-то оно бы всё ничего, да у человека того не всё так же было как и у него. У человека того, коса до пояса, юбка пышная, да грудь такая полная, под одеждой вся такая вверх, да вниз, с шагом новым снова вверх и снова вниз…
Красный весь от стыда, он на факел посмотрел.
Присмотрелся – палка полотном крепко обёрнута, вся почернела, но не от копоти черна она и не от масла горючего. То вообще не факел. И кадки с водой стоят тут не для питья и не для умывания лиц там или рук и не для лошадок они тут.
В кадках тех, «факелы» эти и полоскали. После того как замарают их, полоскать и начинали.
Разумно, не мог не признать Логран. Кое-как воспользовавшись этим делом, он чуть не упал наземь дважды, но справился. Уходя прочь от отхожего места, он всё же счёл, что солома, лопух какой, да даже пучок травы, куда как удобнее.
С каждым шагом всё чаще вспоминал ту девушку, что рядом с ним это всё и сделала.
-Срамота-то какая! Никак отвернулась Прива от города сего порочного. – Пробормотал мальчик, продолжая идти на шум толпы – только толпа так шуметь и могла.
Его очень смущало, что улицы пусты, словно ушли все куда, или что-то случилось и попрятались люди. Иной раз даже казалось, что вот-вот из-за поворота выскочит толпа лихих людей, что дома грабят, а он им по пути и попадётся. Но вспоминал стражу на воротах каждый раз и успокаивался – ежели город в сражении был бы, то стража была бы в городе, а ворота или закрыты или разбиты в щепу. Люди пропали по другой причине, и иной раз ему мерещилось словно наяву, из сказки одной, что в селе рассказывали про страшный мор в древние времена, когда городов в Сабасе было шесть. Два вымерли почти полностью, что с другим стало, не знает до сих пор никто, три города только и остались…, не потому ли их участь такая поразила, города те? Срам такой на улицах творится! Женщины с мужиками рядом нужду справляют – да это ж ужас! Так недолго и гнев Привы на себе прочувствовать. А уж Барг повеселится тогда, ежели прогневится Богиня, тут и думать не надо. А там и Каил и кого только нет – лишь одна Милостивая защищает их своими крылами серебряными, благостью полными…
Потом он услышал шум толпы и отсутствие людей, стало проясняться. Собрался народ большей частью где-то в центре города, на площади видимо и что-то горланит себе.
Шум нарастал, не только потому, что он ближе был, люди кричали гневно и всё громче.
На мгновение, он забыл куда шёл – на повороте к другой улице, стоял прилавок деревянный, за коим, положив подбородок на ладонь, скучала пожилая женщина в косынке.
Логран остановился как вкопанный, жадно глазея на прилавок – он был полон хлебами, колбасами, вяленым мясом – чего там только не было!
На глазах аж слёзы выступили – есть хотелось, а денег у него нет и меча нет на обмен, только рваные штаны, да рубашка старая, да ношеная вся…
-Есть хочешь? – Спросила женщина, его жадный взгляд заприметив. Логран коротко кивнул и шумно сглотнул слюну, пока она у него на пол капать не начала.
Женщина кивнула, опять на него смотрит. А он и уйти не может и решиться не может – женщина она женщина и есть, да юбки у ней, все дела, бегать плохо ей будет. Хвать чего повкуснее и бежать, не догонит она. Да только куда потом бежать-то? Поймают ежели, что с ним сделают? А стража потом поймает всё равно. Слышал он, чего раньше с такими делали – без ног, без рук останется и самого его волкам скормят, а то и заморским бесполезным зверям по имени «обака».
-Чего встал-то?
-Денег нет. – Простонал Логран.
-Так вот же. – Женщина указала на табличку деревянную с белыми каракулями на ней. Табличка та на прилавке средь яств лежала. – Написано ж.
-Не умею я. – Промямлил Логран, стирая слюни с подбородка – всё ж из роту потекли слюни те. – Не обученный я тому, ну…, этому.
-А, понятно…, бесплатно оно. – Сказала женщина, а Логран чуть с радости и не помер прям на месте. Правда, сразу к прилавку не кинулся – вдруг ослышался? Да нет, всё правильно понял. – То госпожу нашу благодарить надо. Она от двадцатины, что город себе оставляет от общей двадцатины, немного на это вот тратит. Шоб голодранцы такие вот как ты, чего не устроили плохого. – Логран схватил с прилавка хлеба и колбасы, стал прямо на месте и уминать, а женщина смотрела уже в другую сторону, да хмуро говорила. – Святая наша госпожа Черара – такие вот как ты голодранцы проклятые, всё говорят. А на деле шо? А на деле куды попало тратит всё, дура проклятая. Шоб её Пан своим посохом по башке и стукнул…, ещё и двадцатину тому дикарю шлёт безумная корова. – Женщина вздохнула, рукой махнула. – Да куда уж нам, людям простым. Эти господари клятые, чего уж творят, так творят…, а как раньше-то хорошо было, до Барговой армии гада этого злобого короля нашего, что б он сдох тварина мерзкая.