Под посланием стояло только одно имя Апера, начальника карьеров. Он обошел своих непосредственных начальников, так как боялся наказания за то, что сообщил правду и обратился прямо к Фараону. А писец фараона, найдя тон донесения уравновешенным и здравым, передал его Сети.
Среди раскаленных солнцем скал Рамзес почувствовал себя в своей стихии. Он осознал силу вечного материала, который скульпторы делали говорящим. Огромный карьер Ассуана был одним из фундаментов, на которых стояла страна со времен первой династии. Он воплощал незыблемость творения, которое переживало многие поколения и само время.
Рабочие, занимавшиеся выработкой камня, подчинялись строгой иерархии. Разделившись на группы, каменотесы отмечали лучшие блоки, ставя на них засечки, испытывали их на прочность и только тогда осторожно начинали их извлекать. От качества их работы зависел завтрашний день Египта. Под их руками начинались храмы, где находились творческие силы, и статуи, в которых селились души воскресших из мертвых.
Все фараоны заботились о карьере и об условиях жизни тех, кто там работал. Каменотесы были рады видеть Сети и приветствовать соправителя, чье сходство с отцом становилось все более явным. Имени Шенара здесь не знали.
Сети вызвал начальника карьеров.
Приземистый, широкоплечий, с квадратной головой и толстыми пальцами, Апер простерся ниц перед Фараоном. Похвала ждала его или же порицание?
— Стройка показалась мне спокойной.
— Все в порядке, Ваше Величество.
— А по твоему письму можно понять, что это не так.
— По моему письму?
— Ты будешь отрицать, что писал мне?
— Писать… Это не по мне. Когда необходимо, я пользуюсь услугами писца.
— Не предупреждал ли ты меня о столкновении между рабочими и воинами?
— Вот еще, вовсе нет, Ваше Величество… Бывают иногда мелкие трения, но все улаживается.
— А мастера?
— Мы их уважаем, и они нас тоже. Это ведь люди не городские, а вышедшие из рабочих. Они работают собственными руками и знают дело. Если один из них принимает себя не за того, кто он есть, мы тут же разбираемся.
Апер вытер ладони, готовый хоть сейчас схватиться врукопашную с тем, кто злоупотребит властью.
— Не грозит ли главному карьеру истощение?
Начальник карьеров так и застыл с открытым ртом.
— Вот это да… Кто вас предупредил?
— Так это правда?
— Как сказать… Работать становится труднее, приходится глубже копать. Через два-три года нужно будет подыскивать новое месторождение. То, что вы уже в курсе… Это просто ясновидение!
— Покажи мне это место.
Апер отвел Сети и Рамзеса на вершину небольшого холма, откуда открывалась почти вся обрабатываемая зона.
— Вот здесь, слева от вас, — указал он протянутой рукой, — мы сомневаемся, удастся ли извлечь обелиск.
— Тихо! — потребовал Сети.
Рамзес увидел, как меняется взгляд отца: тот смотрел на камни с невероятным напряжением, как будто проникая внутрь, как будто его тело само становилось из гранита. Рядом с Сети стало невыносимо жарко. Начальник карьеров сначала остолбенел, потом отодвинулся в сторону. Рамзес остался рядом с владыкой. Он тоже попытался проникнуть по ту сторону видимого, но его мысль натолкнулась на глухую преграду, и он испытал резкую боль в солнечном сплетении. Но все равно упорно продолжал вглядываться. В конце концов он различил отдельные жилы. Казалось, они выходят из глубины земли, раскрываются солнцу и ветру, принимают особую форму, а затем затвердевают и становятся розовым гранитом, усеянным блестящими звездочками.
— Оставьте старое место, — приказал Сети, — и копайте направо, на широком пространстве. Карьер будет щедрым еще десятки лет.
Начальник карьеров сбежал по склону в указанном направлении и заостренным молотком разбил верхнюю черноватую оболочку, которая не сулила ничего хорошего. Однако Фараон не ошибся: им открылся гранит ослепительной красоты.
— Ты, Рамзес, тоже увидел. Продолжай в том же направлении, проникай глубже в сердце камня — и знание придет к тебе.
Меньше чем за четверть часа новость о чуде Фараона распространилась по карьерам, на набережных и в городе. Она означала, что эпоха великих работ продолжится и что процветанию Ассуана не придет конец.
— Письмо написал не Апер, — заключил Рамзес, — кто-то пытался обмануть вас?
— Да, меня заставили приехать сюда затем, чтобы открыть новый карьер, — сказал Сети, — отправитель послания надеялся не на такой результат.
— Чего же он ждал?
Фараон с сыном стали в задумчивости спускаться с холма по узкой тропинке. Сети шел впереди уверенным шагом.
Вдруг какой-то гул заставил Рамзеса насторожиться.
В то мгновение, когда он обернулся, два камня, подпрыгивающие, точно испуганные газели, оцарапали ему бедро. Они были предвестниками мощной лавины камней, за которой с огромной скоростью скатывалась огромная глыба гранита.
Ослепленный облаком пыли, Рамзес прокричал:
— Отец, в сторону!
Отступая назад, юноша упал.
Сильной рукой отец приподнял и отшвырнул его в сторону. Гранитная масса продолжала свой смертоносный бег. Раздались крики. Рабочие карьеров и каменотесы заметили убегающего человека.
— Это он, вон там! Это он свалил глыбу! — закричал Апер.
Многие бросились за ним в погоню.
Апер первым догнал беглеца и сильно ударил его кулаком по затылку. Начальник карьеров не рассчитал свои силы: фараону был доставлен труп.
— Кто он? — спросил Сети.
— Я не знаю, — ответил Апер, — он здесь не работал.
Стража порядка Ассуана быстро дала ответ: этот человек был лодочником, переправлял гончарные изделия, был холост и не имел детей.
— Он целился в тебя, — заявил Сети, — но твоя смерть не была написана на этой глыбе.
— Дадите ли вы мне право самому разыскать истину?
— Я требую этого.
— Я знаю, кому доверить расследование.
Глава 39
Амени трепетал и радовался.
Трепетал, слушая рассказ Рамзеса, избежавшего ужасной смерти, а радовался, потому что соправитель принес ему еще одну замечательную улику — письмо, присланное Фараону, чтобы вызвать приезд Сети в Ассуан.
— Красивый почерк, — констатировал он. — Писал человек из высшего общества, образованный, для которого составлять послания — обычное дело.
— Значит, Фараон знал, что письмо прислано не начальником карьеров и что ему готовят ловушку.
— По-моему, делились в вас обоих, ведь на стройке несчастные случаи — не редкость.
— Ты согласен вести расследование?
— Конечно! Однако…
— Однако?
— Должен тебе признаться: я продолжил поиски владельца подозрительной мастерской. Мне бы очень хотелось предоставить доказательства, что речь идет именно о Шенаре, но я потерпел неудачу. А теперь ты даешь мне еще больше шансов.
— Надеюсь, что это так.
— Удалось ли еще что-нибудь узнать о лодочнике?
— Нет. Тот, кто его нанял, кажется, вне досягаемости.
— Настоящая змея… Надо бы обратиться за помощью к Сетау.
— Почему бы и нет?
— Не волнуйся, это уже сделано.
— И что он ответил?
— Поскольку речь идет о твоей безопасности, он согласен оказать мне помощь.
Шенар совсем не любил юг: слишком жарко, и люди менее восприимчивы к тому, что делается во внешнем мире. Однако огромный храм в Карнаке был таким богатым и влиятельным, что никакой претендент на высшую власть не мог обойтись без поддержки его верховного жреца. Поэтому он нанес верховному жрецу визит вежливости, во время которого они обменялись ничего не значащими фразами. Шенар был удовлетворен тем, что не почувствовал никакой враждебности со стороны столь важного человека, который следил за борьбой за власть в Мемфисе издалека и готов был в нужный момент принять сторону сильнейшего. Отсутствие похвал в адрес Рамзеса было добрым знаком.
Шенар попросил остаться некоторое время в храме и помедитировать там вдали от суеты общественной жизни. Разрешение было дано. Старший сын фараона неуютно чувствовал себя в лишенной удобств келье, куда его поместили, но добился своей цели, встретился с Моисеем.
Во время перерыва в работе, еврей разглядывал колонну, на которой скульпторы засекли сцену жертвоприношения Божественному Оку, содержащему в себе все для того, чтобы воспринять мир.
— Великолепная работа! Вы превосходный зодчий.
Моисей, который стал еще крепче, оглядел говорившего с явным презрением к его дряблым телесам и непомерной тучности.
— Я только учусь своему делу, эта удача — заслуга главного мастера.
— Не скромничайте.
— Я ненавижу льстецов.
— Кажется, я вам не очень нравлюсь.
— Надеюсь, это взаимно.
— Я приехал сюда, чтобы сосредоточиться и обрести ясность духа. Назначение Рамзеса было, признаюсь, для меня очень тяжелым ударом, но ведь нужно в конце концов смиряться с реальностью. Тишина этого храма поможет мне.
— Тем лучше для вас.
— Дружба с Рамзесом не должна ослеплять вас. У моего брата недобрые намерения. Если вы любите порядок и правосудие, не закрывайте на это глаза.
— Вам не нравится решение Сети?
— Мой отец — исключительный человек, но кто не совершает ошибок? Для меня дорога к власти окончательно закрыта, и я не сожалею об этом. Я занимаюсь протоколом и не стремлюсь ни к чему большему. Но что будет с Египтом, если он попадет в руки невежды, занятого только своим честолюбием?
— Каковы ваши намерения, Шенар?
— Открыть вам глаза. Я убежден, что вас ждет большое будущее. Делать ставку на Рамзеса было бы непоправимой ошибкой. Завтра, когда он взойдет на трон, у него больше не будет друзей, он забудет вас.
— Что же вы предлагаете?
— Перестать покоряться судьбе и начать готовить иное будущее.
— Я предполагаю, ваше?
— Это не имеет значения.
— У меня нет такого чувства.
— Вы заблуждаетесь на мой счет. Моя единственная цель — служить моей стране.
— Боги слышат вас Шенар. Вы разве не знаете, что они ненавидят ложь?