Ягуар пожал плечами:
— Это важно?
— Да, — тяжело дыша от жары, прохрипел акалель.
— Хорошо. — Ягуар нахмурился. — Женщина бежала к побережью. Отряд Ульпака наткнулся на нее в дне от Шибальбы. Потом она сбежала, остался пояс.
— Обрывок, — уточнил принц, прищурив глаза.
— Да, — кивнул тольтек. — Наши желания не совпадали, пояс порвался.
— Ты ее изнасиловал? — Голос акалеля наконец набрал нормальную жесткость.
— Она была моей добычей, — пожал плечами Ульпак.
— А ты моей, — резко бросил принц, отвернувшись. — Почему я не убил тебя?
— Не знаю, — спокойно ответил тольтек. — Если не платить болью за боль, сердце разорвется, не получая удовлетворения.
— Разве есть удовлетворение в чужом горе?
— Есть, — кивнул ягуар. — И большое. Муки врага такое же наслаждение, как хорошая женщина.
— Я твой враг, — вздохнул Акхан. — Почему бы не скинуть меня вниз?
— Ульпак хотел бы, но не может, — покачал головой ягуар. — Акалель дважды спас его, теперь он связан.
— А когда ты пару раз спасешь меня, сможешь со спокойной совестью перерезать мне горло и бежать?
— Бегут трусы. Ульпак уйдет.
— Так перережешь или нет? — Акхан смотрел на ягуара с легкой усмешкой.
— Нет, — покачал головой воин, — но… — Он помедлил. — Ульпак найдет способ отомстить за то, что акалель смеется над ним, когда он не понимает.
— Не сердись. — Принц хлопнул его по плечу. — Смех отличает нас от животных. Для меня большое счастье, что я встретил тебя.
— Для Ульпака тоже.
— Мы оба могли бы быть мертвы.
— Уже четыре раза, — с неожиданной наивностью подтвердил ягуар.
Акхан хмыкнул:
— Сколько тебе лет?
Тольтек дважды выкинул пальцы на обеих руках.
— Я старше тебя, — удовлетворенно кивнул акалель. — Ненамного. — Он показал ягуару еще шесть пальцев.
Но тот покачал головой:
— Белые атлан живут долго. Мы живем не больше… — Ягуар снова четыре раза разжал оба своих кулака. — Поэтому Ульпак старше.
— Просто вы умираете молодыми, — ответил принц. — Со временем твой народ научится лучше лечить болезни, и тогда дети будут выживать чаще, а старики жить дольше. Даже… — Для большей выразительности своих слов акалель шесть раз показал тольтеку разжатые кулаки.
На лице ягуара выразился откровенный ужас.
— У нас один старик жил так долго, что у него вылезли все волосы и выпали все зубы. Это наказание богов! Пусть великая мать Шкик хранит Ульпака от такой судьбы!
— У тебя и так нет передних зубов, — рассмеялся Акхан. — И потом, — он посмотрел вниз, — два дурака рассуждают о старости, сидя в преисподней!
— Акалель опять смеется, — с недовольством заметил тольтек. — Почему белым атлан все кажется смешным?
— Потому что мы вырождаемся, — улыбнулся принц, — и ничего не можем противопоставить этому, кроме усмешки. Я же не виноват, что ты лишен представлений о природе веселого.
— Нет, почему же? — фыркнул ягуар. — Ульпак очень смеялся, когда слушал, как акалель шел по коридору. Стадо лам не стучало бы копытами громче!
— Ты лжешь. — Принц резко повернулся к нему, — Я могу двенадцать суток преследовать добычу так, что она и не заметит. Я вообще хожу бесшумно!
— По алойным кустам и крокодиловым ямам.
— Сопляк! — обозлился Акхан. — Я лучший охотник в Хи-Брасил.
— Среди атлан, может быть, — невозмутимо пожал плечами Ульпак. — А у нас акалеля схватили бы сразу после того, как он вышел из шатра.
— Кончится тем, что я сброшу тебя вниз, — заявил Акхан. — Давай подумаем, как выбираться дальше.
— Белые атлан очень любят думать. — Ягуар отцепил от пояса акалеля оставшийся обрывок веревки и привязал его к своей собственной, отчего ременная петля тольтека удлинилась.
Когда страшное клокочущее жерло горы было уже за спиной, а двое товарищей по несчастью, исцарапанные и взмокшие, оказались под спасительной тенью бокового туннеля, продолжавшегося по другую сторону пропасти, ягуар сказал:
— Начиная этот поход, Ульпак дал бы много раковин и шерсти за то, чтоб вождь белых собак и вся его армия оказались там, внизу.
Акалель хрипло рассмеялся, но лицо его недавнего врага оставалось серьезным.
— Повелитель атлан мало знает, — презрительно бросил он. — А Ульпак не может снять с его глаз повязку, пока он не стал человеком из священного рода Ягуаров.
Акхан выпрямился:
— Чего ты хочешь от меня?
Тольтек тоже встал:
— Готов ли акалель забыть, кто он, и назвать Ульпака братом?
Принц тяжело сглотнул. Только что этот человек спас ему жизнь, но признать его, тольтека, грязное животное с гор, равным? В душе Акхана всколыхнулась волна предубеждения против всего, что не несет на себе печать высочайшего духа атлан. Но вместе с тем он мучительно желал знать, что скрывается за словами Ульпака. Акалель уже понял, что его пленник — не простой тольтек, не только в силу своего царственного рода, но и благодаря племенным тайнам, к которым сопричастен. А эти тайны… Тайны всегда интересовали Акхана, но сейчас он особенно остро ощущал, что знание, самое неожиданное и пришедшее невесть откуда, может вывести его голову из-под удара.
Командующий поднял глаза на своего спутника, который с легкой усмешкой разглядывал принца «белых собак», и вдруг понял, что для сына священного Ягуара подобное предложение является настоящим святотатством. Что рослый краснокожий тольтек сам относится к людям из-за моря с не меньшим отвращением, чем атлан к своим рабам, и что в его душе уже отборолись и угасли те чувства, которые сейчас мучают акалеля.
— Разве ты не нарушишь табу своего народа, поступая так? — спросил Акхан, опустив глаза.
— Что значит запрет для того, кто сам его устанавливает? — пожал плечами Ульпак. — Решай. Ты из тех, кто может.
— Я решил. — Акалель сделал шаг вперед. — Меня назовут извращенцем, но я согласен.
— Ульпака назовут предателем, — усмехнулся ягуар. — И все же он сказал то, что сказал, и сделает то, что сделает.
Воин достал из-за пояса кремневый нож и, согнув руку в локте, быстрым движением рассек себе вену.
— Теперь ты.
Акхан в точности повторил его движение.
— Во имя матери Шкик стань человеком из рода Ягуара и прими в себя его священную кровь.
Принц и Ульпак соединили руки, и их густая алая кровь, стекавшая по локтям, смешалась.
— Теперь ты стал одним из нас, и для тебя табу — убить человека-ягуара. Но это еще не все. Ты получил кровь царей-ягуаров — высшее достоинство, которое может желать смертный…
Принц хмыкнул, но Ульпак даже не заметил этого.
— Акалель имеет право на те знания, которыми обладают владыки ягуаров, — продолжал он. — Пошли, дорога не покажется тебе короткой, а рассказ Ульпака забавным.
Они двинулись в глубь туннеля. Акхан зажимал рассеченную руку, из которой все еще сочилась кровь. Тольтек, казалось, не ощущал раны, она быстро перестала кровоточить, и сын Ягуара легко скользил вперед, не обращая внимания на темноту. Какое-то время рыжее зарево, исходившее из недр вулкана, освещало им дорогу, но после нескольких понижений каменного коридора страшный свет угас, оставив спутников в кромешной мгле.
Акалель поежился, представив себе, какая страшная громада мрака давит на них со всех сторон. Принц не любил подземелий и обычно старался избегать всякого знакомства с ними. Но сегодня он заставил себя спуститься в недра холма под дворцом, чтоб попасть в обсерваторию… Напрасные мечты. Только змеиный ум Атлат знал теперь, где он находится и как отсюда выйти!
Впрочем, тольтек, как видно, не испытывал в темноте никакого неудобства.
— Скоро акалель научится, — сказал он, когда Акхан в очередной раз приложился лбом о выступ скальной породы над головой.
— Чему научусь?! — вспылил принц.
— Видеть. Видеть там, где нет света.
Акхану показалось, что его спутник улыбается в темноте.
— Все несчастья из-за этой горы. Ее постоянно трясет, — тихо начал Ульпак. — Давным-давно она называлась Ку-очит-баль, что значит Гора Большого Змея. Теперь зовется Ши-баль, что значит Дом Змея, или Дом Мудрых, что одно и то же.
Акхан кивнул. Примитивные лингвистические штудии его тольтекского спутника шли во вполне верном направлении даже по утонченным языковым меркам атлан.
— Неясно только, откуда здесь гора, — сказал он. — Я спускался в насыпной холм под дворцом.
— Холм под дворцом? — рассмеялся Ульпак. — Он остался в тридцати полетах стрелы отсюда. Великая гора соединена с ним подземными ходами. Их здесь нарыто столько, словно сотня короедов трудилась над куском дерева. Акалель прошел под долиной и вновь оказался в горной цепи. Великая гора…
— Что-то я не видел здесь ничего великого. Все горы как горы, — недовольно фыркнул Акхан.
— Верно, — кивнул Ульпак. — Раньше, сто и двести поколений назад, она была значительно выше, а теперь осыпалась. Но свою мощь таит в недрах. Акалель видел это сам.
Принц должен был согласиться.
— Там, в глубине, в кипящей лаве живет Великий Змей, который своими кольцами обвивает весь мир, а самый кончик его хвоста как раз и находится в жерле горы, — продолжал Ульпак. — Раз в 20001 год твари становится жарко от бушующего вокруг огня. Она начинает ворочаться и бить хвостом внутри горы. Земля вокруг трясется, рушатся целые города, море приходит туда, где раньше орлы откладывали яйца, а дно с подохшей от безводья рыбой взмывает к небесам. Гибнет столько людей, что, бывает, некому продлить род человеческий, и боги создают людей заново…
Акхан хотел ядовито осведомиться, почему Змею не жарко в остальные 20000 лет, но промолчал, понимая, что Ульпак посвящает его в святая святых своего народа и не стоит при нем обнаруживать свой разъедающий душу атланский скепсис.
— Заставить тварь угомониться можно, только принося ей жертвы, — рассказывал ягуар. — Кровь обреченных на великое приношение проходит сквозь землю и по капельке попадает на шкуру Змея, охлаждая его. Идет пар. Потом опять начинает трясти, и снова нужно много жертв.