Акалелю показалось, что свет плотно сдавливает ему голову, очищая ее как апельсин от шкурки — от волос, кожи, костей, а потом впиваясь в мозг. Тем временем боги были погружены в свои дела. По воздуху двигались блестящие коробки, одна из них зацепилась при неловком повороте за угол, открылась, и из нее на пол посыпались прозрачные цилиндры, наполненные красной жидкостью. «Кровь», — догадался принц. Его мысли текли медленно-медленно, словно свет заморозил их.
В этот момент на запястьях его рук и щиколотках ног защелкнулись отполированные кольца. Кандалы? «Совсем как у людей», — поразился Акхан. Или это и делалось для людей? Принц не понимал, зачем существа собираются его пытать, ведь они ни о чем не спрашивали. Им и так все было известно. Иначе зачем вгрызаться в голову?
Но богов интересовало нечто другое. Длинная серебряная спица впилась в сгиб руки акалеля и толчками начала откачивать темную венозную кровь. Другая под углом вошла в спину и проникла в позвоночник. Белые уродцы и оттуда хотели что-то высосать. Они взяли у него по кусочку всего, забравшись даже в желудок. Если б Акхан не чувствовал полного отупения — заторможенности тела и сознания, — он бы, наверное, не перенес этого.
Казалось, ему пересчитали кости, заново перемотали кишки и поменяли местами сердце с легкими. Принц ощущал себя так, будто в его внутренностях кто-то рылся, как грабитель в сундуке, не нашел ценностей и с досадой захлопнул крышку, не заботясь о том, что вещи остались скомканными и перепутанными.
Второй раз в жизни Акхан встречал богов и второй раз испытывал крайнее отвращение. Похожее чувство охватывало его в юности после ритуальных игр с коровами. Невероятная тяжесть. И невероятная грязь. Выход за пределы человеческого, оказывается, не возвышал до божественного, а ронял до скотского состояния.
Все в них было противоестественно. Невозможно для людей. Эти белые твари оставались враждебны человеку. Ненавидели его. Боялись?
Эта мысль пришла к Акхану внезапно и поразила своей нелогичностью. Чего им бояться? Вот он лежит, выпотрошенный, как треска перед кухаркой. И все же что-то в нем их пугает. Словно внутри него имеется некое не приведенное в действие оружие, которое при умелом обращении может разнести в клочья и серебряный диск, и гору, и самих богов…
Что это было? Принц не знал. Но сами червяки, недовольно шипя, отступили от него. Наручники щелкнули, выпуская акалеля. На волю? Он все равно не мог двигаться. Но в этот миг зрение Акхана странным образом изменилось, а сознание расширилось до болезненных пределов. Он словно получил способность видеть через стены. Все, что происходило там, необыкновенно придвинулось — бросилось ему в лицо.
Серебряный шар готовился покинуть недра горы, выскользнув из Лабиринта под ней. В сущности, сам Лабиринт был не чем иным, как удобной гаванью для таких вот небесных блюдец, вырытой в опустошенном до того вулканическом основании. Точь-в-точь в таком же, как Туудум на другом краю света.
Шар собирался ускользнуть, но медлил: продолжалась погрузка на борт. И вот в невероятно длинном коридоре принц увидел своих детей. Близнецов Постума и Цетис. Боги-черви уводили их прочь, осторожно подталкивая в спину студенистыми подобиями рук. Дети шли, держась друг за друга, но, кажется, не испытывали страха. Они даже улыбались своим провожатым, а те кивали им плоскими головами в такт шагу.
При виде этого Акхан испытал ни с чем не сравнимое отчаяние. Он попытался закричать. Голос колом встал в горле. А в следующую минуту вышел вместе с потоком крови, хлынувшим на пол. Свет резанул его по мозгу, выжигая все мысли.
«Исполни приказание царя Яхмеса, и твои дети не пострадают. — Эта фраза, не сказанная, а вплавленная акалелю в голову, была единственным, что он запомнил из увиденного в Лабиринте. — Открой нам дорогу в Туле».
Наутро бритоголовые жрицы-смотрительницы с удивлением нашли Принца Победителя на пороге Лабиринта. Его лицо было обожжено нездешним светом. От потери кожи спасла лишь шерсть с паутиной. Речь акалеля казалась невнятной. Из всего, что он говорил, можно было разобрать только одно слово: «Туле».
Глава IIIНА ПОДСТУПАХ К ТУЛЕ
Корабль накренился и врезался носом в отмель. «В мире нет равновесия!» Усмешка прорезала плотно сжатые губы принца, он перегнулся за борт. Матросы застыли, ожидая гневного рыка, но акалель только почесал пальцем губу, сплюнул в воду и, не выбранив кормщика, побрел прочь. «Выбирайтесь сами»— было написано на его мрачном, опухшем от многодневного пьянства лице.
Ветер трепал длинные волосы Принца Победителя, среди которых нет-нет да мелькали солнечные пряди. Вопреки требованию Тиа-мин, он не стал красить их, и у корней пролегла заметная борозда цвета спелой ржи. Точно так же он отказался от услуг Варда, смешивавшего оливковое масло для растирания с черным соком молодого грецкого ореха. Раб только развел руками:
— Хозяин, вы пойдете пятнами, как змея.
— Пусть. — Акалель упрямо мотнул головой. — Какая теперь разница?
Он сознательно носил меч на левом боку, чтоб иметь возможность в бою пользоваться правой рукой — неслыханная дерзость для атлан. Дети Великого Острова всегда сражались левой, которая была развита у них лучше. Акхан одинаково хорошо владел обеими, но сейчас назло всем подчеркивал свои гиперборейские корни.
Казалось, после отплытия ничто вокруг не интересовало Сына Солнца. Мощный силуэт священной горы еще не растаял в дымке на горизонте, а он уже удалился в палатку на корме и задернул полог с горгоньими головами. Больше его никто не видел за все время путешествия, лишь толстый раб сновал туда с полными кувшинами розового феакийского.
Акхан пил молча, только время от времени цедил сквозь зубы короткие приказы и снова замолкал на сутки. Пошла вторая неделя пути, а он еще ни разу не взял в рот еды. На упрек Варда принц с болезненной гримасой бросил: «У меня есть причины для траурного поста», — и раб смущенно отвел глаза. Толстяк боялся показать сочувствие. За один жалостливый взгляд он уже получил кулаком в челюсть. Это было слишком даже под пьяную руку: Акхан не бил слуг.
Корабли шли мимо холмистых берегов, покрытых серыми дюнами. Солнце палило нещадно, и аромат разогретой сосновой смолы ощущался даже на воде. Еще день — и они упрутся в Туле, как в стену. Самая северная точка, до которой атлан могли добраться. А ведь дальше в глубину лежали неизведанные земли, омываемые Молочным морем, где белые глыбы льда плавали как пенки в кружке. Там обитали племена, никогда не видевшие остроносых атланских галер. Для народа, живущего морской торговлей, это было нестерпимо!
Сами гиперборейцы продавали мало, а покупали еще меньше. Их не привлекали ни яркие краски, ни раковины, ни слоновая кость. Собственная земля давала им все необходимое, и они со смехом показывали чужестранцам покрытые резьбой бивни мамонтов, янтарь, меха, золотую и серебряную посуду. Северяне не брали изделий заморских мастеров: ведь вещи могли нести на себе печать заморского колдовства.
Судя по всему, гиперборейцы считали себя Пупом Земли, а остальной мир — крошками суши в бескрайнем океане, обнимавшем их ледяную родину. Для них Туле была военной крепостью, лишь из милости к навязчивым чужеземцам выполнявшей функции перевалочного пункта в транзитной торговле. Этот транзит, не задерживаясь ни в одном из внутренних портов, шел от восточных границ Ареаса к западным. Желтая Ле Му вела торг с землями на западе через полярные моря. Так было и быстрее, и дешевле, чем плавать вокруг бескрайнего Черного континента, населенного каннибалами. Гиперборейцы обеспечивали охрану грузов — шелка, нефрита, благовоний, — а казна Ареаса исправно пополнялась золотыми атлями и дырявыми четырехугольными монетами с востока, которые таможенные сборщики принимали на вес.
«Шелковый транзит» с Ле Му притягивал оборотистых атлан как магнит. Поэтому войны между Ареасом и Детьми Солнца веками велись не за спорные территории, а за право торговать на внутренних землях Гипербореи. Отказ допустить их в границы северной империи атлан считали ударом по могуществу Великого Острова. Гиперборейцы думали иначе.
В глубине души акалель считал, что они правы: «Их земля, зачем лезть?» Нового нападения на Туле он не одобрял. Сильная крепость. С моря ее не взять. Припасов столько, что хоть год сиди в осаде. Если и можно уничтожить оборону Туле, то только изнутри. Но его-то посылали штурмовать в лоб!
В последнее время Акхан сомневался, что Лунный Круг сам отдает приказы. Страшные сны о червяках на серебряных блюдцах повторялись у него с пугающей регулярностью. Видения приходили на границе яви и забытья. Белые существа смотрели на принца с любопытством, но без сочувствия. Их внимание уже несло в себе кару. В том, что именно он попал под пристальный взгляд богов, было особое наказание.
Акалель никому не рассказывал о своих снах. Даже Варду. Но, кажется, толстяк догадывался, что с хозяином неладно. Впрочем, странности в его поведении раб приписывал беспробудному пьянству. Сейчас корабль сел на мель, вырвав Сына Солнца из задумчивости: следует ли откупорить следующую амфору крепкого феакийского или перейти к легким золотистым винам?
Матросы бранились, наскакивали друг на друга и чуть не скинули рулевого за борт. Но Акхан знал: виноват кормщик. Друз никогда не плавал в этих широтах, а после двух лет безделья не всегда к месту применял прежние навыки. Стащить флагман с мели можно было только при помощи других судов. Те держались на расстоянии, опасаясь тоже увязнуть в песке. Их капитаны выслали лодки, с корабля акалеля скинули канаты, которые потащили к трем ближайшим галерам, укрепили на них, и гребцы, чертыхаясь, налегли на весла.
Прибытие нового командующего не вызвало оживления в войсках. Люди не понимали, зачем их притащили на край света? Зачем заставляют топтаться под стенами неприступной крепости, платя за чужую бездарность?