Дверь за Медведем захлопнулась.
— Ну и чего ты добился? — бранил друга Хёгни уже на улице. — Теперь нам придется отдуваться без тебя. А драка будет нешуточная.
Оба понимали, что положение серьезно. Ахо не подготовил войска к вылазке. Какими бы толковыми ни были гиперборейские офицеры, сражения под стенами крепости каждый из них по отдельности выиграть не мог, а выполнять дурацкие приказы командующего было равносильно самоубийству.
— Все, на что вы можете рассчитывать, — заявил Бьерн, — это выстоять в глухой обороне и вернуться в крепость с наименьшими потерями. К середине боя Ахо перебесится, когда почувствует, что ему никто не подчиняется.
— Только вот многие ли доживут до этого счастливого момента? — Проныра теребил жидкую рыжую бородку. — Не прощу Алдерику, что он бросил нас на этого дурня!
Акхан мог быть доволен. Все шло как по маслу. Его план сработал. Однако акалеля заботили легкие отряды, состоявшие из союзных атлан женщин-охотниц за головами. Они, как и Митуса, происходили с черного континента Та-Кем, но их земли располагались южнее, на плоскогорье Афрос. Там они приручали крепких безрогих антилоп с полосатыми задними ногами и круглыми ушами.
Командовала наездницами неистовая Гулит. Соплеменницы говорили, что она царской крови, и при встрече целовали ей колено правой ноги. Только этим и можно было объяснить ее необыкновенную заносчивость. Черная женщина расхаживала по лагерю почти голой, если не считать легких кожаных доспехов, и была красива особой, диковатой красотой тропического цветка. Но Акхан с некоторых пор не любил экзотики.
Между тем во время короткого командования Корхану этот дурачок разделил с ней ложе. А братьям нашим меньшим, как был убежден нынешний акалель, нельзя давать слишком много воли. В противном случае они сядут на шею. Вот и Гулит по темпераментной простоте вообразила, будто теперь она имеет право на каждого следующего предводителя атлан. В ее бесхитростной голове так скреплялся союз между Детьми Солнца и ее народом.
Поэтому после первого же военного совета Гулит заявилась в шатер к акалелю и без обиняков предложила «возобновить договор». На беду Акхан все еще маялся похмельем. Он обошелся с гостьей, может быть, круче, чем она того заслуживала. Схватил за нечесаную гриву и выставил из палатки, крича, что сам выбирает себе женщин, а от черных волос в постели его тошнит.
— Ты за это заплатишь! — шипела объездчица антилоп. — Трус! Как ты смеешь отказывать мне? — Она врезалась ладонями в песок и содрала кожу. — Весь лагерь говорит: боги отняли у тебя детей, потому что ты плодишь чудовищ! Тебе запрещено иметь дело с женщинами…
Акхану оставалось только подивиться, с какой скоростью распространяются слухи. Пару дней назад под Туле прибыл Тикаль, официально представлявший Лунный Круг. Это был неприятный сюрприз. Но, как видно, Мин-Эвра считала, что жрец должен повсюду сопровождать ненадежного акалеля. Не без ухмылки тот подтвердил запрет на сношения с женщинами. Акхан только рассмеялся, показывая, что ему нет дела ни до жреца, ни до его хозяев. Возможно, Гулит действовала по наущению Тикаля и только хотела спровоцировать принца на неповиновение? Сын Солнца отвесил ей пинка и вернулся в палатку.
Теперь перед боем он сожалел о дурном обращении с чернокожей красавицей. Может, стоило говорить повежливее?
Будет плохо, если легкая конница, которой надлежало действовать на флангах, окажется ненадежной в момент сражения. Между тем дикие женщины наводили на гиперборейцев ужас одним своим видом. Поначалу северяне думали, что «девки на антилопах» мажутся сажей, но когда взяли одну в плен и принялись оттирать песком, выяснилось — она от рождения такая. Это повергло простаков в суеверный трепет, и они, не долго думая, сожгли «тварь из преисподней».
Просвещенные атлан тоже не жаловали охотниц за головами. Те бродили по лагерю нагишом, брали что хотели, а когда желали мужчину, просто плюхались ему на колени. Это слегка нервировало даже видавших виды офицеров Акхана. Однако в бою, акалель знал, черная конница ему пригодится. Хотя бы в погоне за отступающим противником. Но будет ли это отступление?
Рано поутру на гребне нижних валов запели жаркие медные трубы и, поблескивая круглыми щитами, из ворот одна за другой стали появляться шеренги гиперборейских воинов. Как всегда, впереди шла тяжеловооруженная пехота — вёльсюнги. Эти бородатые, кряжистые воины в шлемах с бычьими рогами и плотных кожаных куртках мехом внутрь были вооружены двойными секирами и производили впечатление вылезших из-под земли гномов.
Тяжелые конники-герсиры составляли элиту войска и обычно выезжали вслед за пехотинцами. Но сегодня их не было видно. Это встревожило Акхана. Он не любил сюрпризов. За спиной гиперборейцев находилась мощная крепость, из чрева которой, как из кармана фокусника, в любой момент мог выскочить не то что конный отряд — целая армия.
Однако на этот раз случилось непредвиденное. Герсиры были избалованы привилегированным положением. Каждый из них владел небольшой деревенькой (что позволяло содержать тяжелое вооружение, лошадь и двух спутников-воинов). Каждый кичился древностью рода и посчитал себя лично оскорбленным отставкой своего командира Бьерна Медведя. В знак протеста герсиры не двинулись с места, когда ворота для вылазки уже были открыты.
Если б Акхан знал о таком вопиющем поступке вражеских конников, он бы крепко призадумался над хваленой гиперборейской дисциплиной.
Его собственное войско было на редкость пестрым. В нем имелись Дома из всех подвластных Великому Острову земель. И низкорослые метатели дротиков из Хи-Брасил, и длинноногие черные копейщики, бегом догонявшие всадников, и пехотинцы атлан, и боевые колесницы Та-Кем со сверкающими лезвиями на колесах. И, наконец, его собственный любимый отряд кавалерии. Как обычно, только на него Акхан и рассчитывал.
Все это красочное великолепие нагоняло на акалеля тоску. Оно напоминало ему связку отмычек, которыми атлан пытались открыть ворота неприступного города. Пробовали то одну, то другую, но безуспешно. Не было ни Дома Броненосцев, ни Дома Муравьедов, незаменимых при подкопах под стены. Ни Дома Обезьян, штурмующих любые бастионы. Ни, на худой конец, Дома Вепрей — сильной, совершенно безжалостной пехоты из северян-логров, подчинявшихся атлан из особой ненависти к гиперборейцам. Требование перебросить этих головорезов под Туле акалель уже отправил в Дагонис.
А пока приходилось довольствоваться демонстрацией перьев и плевательных трубок, производивших на бородачей-вёльсюнгов не больше впечатления, чем комариное жало на слона. Полуголые враги вообще вызывали у воинов Ареаса презрение: «Надо же, надеть людям нечего! А туда же, воевать лезут!»
Однако сегодня акалель не чувствовал во вражеском войске уверенности. Это неуловимое ощущение, передающееся на расстоянии, он всегда хорошо улавливал, вглядываясь в ряды противника. Обычно воины не думают, полагаясь на командиров и беспрекословно выполняя приказы нижних офицеров. Тогда все идет хорошо. Армия — единый организм, есть голова, есть руки и ноги. Но сейчас, кажется, пальцы не слишком полагались на мозг и как-то странно подергивались, не зная, стоит ли слушаться его сигналов.
Эта неуверенность была хорошо заметна. Акхан прищурил глаза, стараясь рассмотреть, что происходит у гиперборейцев: они и выдвигались вперед, и строились гораздо медленнее обычного, да еще, кажется, и огрызались командирам, всем своим видом демонстрируя нежелание подчиняться.
Переведя взгляд на выехавшую вперед группу ярлов в красных плащах, акалель понял, в чем дело. Ими предводительствовал принц Ахо. Это следовало из знаков различия: большая голова медведя на бронзовом нагруднике, увенчанная малой королевской короной. Наследник. Не король. Не Алдерик. Акхан испытал мгновенное чувство разочарования.
Удача явно сопутствовала ему — Ахо не боец, и его армия это знает. Но вместе с тем горький привкус обиды — Алдерик посчитал ниже своего достоинства съехаться с ним в поле — обжег губы сына Тиа-мин. Исход битвы был заранее предрешен, и потому скука завладела сердцем акалеля еще раньше, чем он выдернул меч из ножен. Его войска сегодня возьмут верх. Они будут беспощадны, наказывая заносчивых северян за их презрение к Великому Острову. Но все это не принесет Принцу Победителю радости.
Он взмахнул рукой, делая знак командирам колесниц выдвигать своих людей в центр. А сам поехал к коннице. Не следует ее торопить и бросать в пекло. Она может пригодиться позднее, когда черные кемийцы пробьют значительную брешь, кромсая вёльсюнгов страшными лезвиями на колесах.
Однако, вопреки ожиданиям, вёльсюнги выстояли. Удар колесниц смял первые две-три шеренги рогатых бородачей, но и только. Остальные кинулись на кемийцев, как муравьи на кусок сахара. Останавливали колесницы, кидая под них тела убитых товарищей, обрубали лошадям постромки и приканчивали лучников и возниц своими сверкавшими на солнце секирами.
Акалель даже плюнул с досады. Эти мохнатые бестии, кажется, вообще не способны были сходить с места. Вырастали прямо из земли и стояли насмерть. Кемийцы против них явно не тянули. Интересно, потянет ли его конница?
Направлять своих против вёльсюнгов командующий сейчас не стал. Много чести. Для начала он решил измотать вражескую пехоту наступлением плевателей отравленных стрел. Эти низкорослые туземцы из Хи-Брасил сгорали в первой же схватке, как солома. Зато их было много — просто лавина, — и они существенно проредили шеренги гиперборейцев. Стали видны даже позиции лучников на невысоком взгорье, укрепленном плетеными щитами и мешками с песком. Из-за них северяне осыпали атлан стрелами, и сейчас акалель мог сказать, что темнокожие жители болот пали большей частью от их обстрела, чем от секир вёльсюнгов. Рогатые бородачи заметно устали. Вот теперь пора.
Акхан поднял руку, его все еще беспокоил вопрос: где гиперборейская конница и не пойдет ли она в наступление в самый неподходящий момент? Но раздумывать было некогда. Командующий опустил ладонь, и двое трубачей, прижав к губам костяные дудки, заиграли сигнал атаки.