— Они придут и сюда, — сказал он, как если бы Дея могла его понять.
— Они давно здесь, — почему-то очень спокойно возразила та. — Главное, чтоб мы не соглашались открыть им дверь.
— Они ее взломают, — вздохнул принц, поддаваясь на соблазн поверить, будто собеседница говорит о том же.
— Главное — не соглашаться, — повторила женщина.
Странная она, эта Дея. С виду тихая, застенчивая, с извиняющимися интонациями в голосе. А выходило: знает куда больше, чем положено молоденькой дурочке. Да еще, кажется, раскусила его. Почувствовала, что он не Ахо.
Серебряный Лист терялся в догадках. А между тем во внешнем мире было на что обратить внимание. Место, которое сейчас проплывали драккары, называлось Водами Скульда. Тихое и пустынное, оно навевало тоску. Черные скалы. Черная глубина под днищами. Давящее безмолвие вокруг. Слышно было только, как дружно поднимаются и опускаются весла. От этого звука становилось не по себе. Будто и слабый плеск нарушал чей-то грозный покой.
Люди тоже притихли и тревожно озирались по сторонам. Женщины загнали расшалившихся на палубе детей в шатер и хорошенько шикнули на них: «Сидите помалкивайте».
— Плохое место. — Медведь поскреб пятерней затылок. — Того и гляди, появятся… Вон, вон, смотрите! — Он вытянул руку, указывая принцу куда-то вперед.
Серебряный Лист различил среди ряби мелькнувшую спину с кожей темной, как у дельфина. Потом еще и еще одну. Целый косяк существ с перепончатыми ластами прошел под килем корабля на глубине, достаточной, чтобы различить у них безволосые, круглые головы с плотно прижатыми ушами и беспалые руки, складки кожи на которых срослись в плавник.
Зрелище было настолько жутким, что принц даже не спросил, кто это. Только замахал рукой гребцам: мол, скорее, скорее, навалитесь, ребята! Чем раньше проскочим это чертово место, тем лучше.
Реальная угроза поджидала драккары уже после того, как они миновали Скульд. Целая вереница длинных, пестро раскрашенных пирог выскользнула из-за мыса и, поблескивая мокрыми боками, развернулась по ветру. В ладьях сидели невысокие, щуплые люди в шерстяных пончо. Их головы были выбриты, кроме длинного черного гребня на затылке, украшенного пучком совиных перьев. Краснокожие носатые лица были расписаны краской.
— Скрелинги! — в один голос закричали воины на переднем драккаре. — Откуда они здесь?
Появление гиперборейцев удивило скрелингов не меньше, чем их врагов. «Краснокожие демоны» обитали на северо-восточных землях Ареаса, далеко за полярным кругом. Они не считали себя подданными «белого конунга» и приходили в его владения грабить. Их часто перекупали противники гиперборейцев, щедро платя за набеги. Теперь, когда атлан вгрызлись в западное побережье, как мыши в сыр, внутренние враги Ареаса оживились и начали смело проникать на своих пирогах в глубь Молочного моря.
— Луки на изготовку! — скомандовал принц.
Воины и без его приказа схватились за оружие и выстроились по правому борту. Даже женщины на втором корабле оставили детей и расчехлили луки. Стреляли они метко.
Серебряный Лист видел, как Дея, порывшись в кожаной сумке на животе, достала оттуда железную перчатку — лучшую защиту пальцев от режущей тетивы.
— Сейчас наши крошки начнут осыпать скрелингов иголками! — густо расхохотался Бьерн.
Стрелой, которую он сам наложил на тетиву, можно было перешибить врагу хребет. Только женщинам у гиперборейцев позволялось натягивать лук до уха. Мужчина должен был отвести руку до плеча.
Над пирогами взмыло серое облачко. Не долетев до драккаров, тонкие, слабо оперенные стрелы краснокожих сыпались в воду.
— Каши мало ели, — хмыкнул принц. «Скрелинги» по-гиперборейски значит «заморыши» или, того хуже, «дохлятина». Красные дьяволы были малы ростом, взрослые мужчины казались подростками. Недокормленные, потому и злые. Серебряный Лист тоже прицелился, выбирая, кому бы из скрелингов снести голову. Иногда он ценил дешевые эффекты. Сейчас почему-то хотелось, чтобы Дея с того корабля заметила, как он выкинет нечто особенное.
Туго пропев толстой бычьей жилой, тетива сорвалась с пальцев. Стрела заскользила вперед, разрывая воздух, воткнулась одному из краснокожих в ухо, пробила кость и, выйдя из другого уха, застряла в черепе. Вокруг послышались смешки и одобрительные хлопки кожаных рукавиц воинов о широкие древка луков.
Драккары и пироги слишком сблизились. Теперь стрелы скрелингов долетали на вражеский борт беспрепятственно. Тяжелые кожаные куртки хорошо защищали гиперборейцев. Бьерн, весь утыканный стрелами, походил на ежа, но, судя по ровным движениям, на самом деле не получил ни царапины. Его воины спокойно привязывали к стрелам кусочки горящей пакли и поджигали пироги скрелингов огненным дождем. Три из них уже горело, краснокожие прыгали за борт и плыли к своим, надеясь влезть в оставшиеся ладьи. Те покрутились на воде, подбирая раненых, и одна за другой повернули к берегу.
— Стоит взять кого-нибудь живым? — спросил принц у Бьерна.
Медведь пожал плечами:
— Они все равно ничего не скажут. Такой народ. Плохо, что они забрели сюда. Видать, кордоны на востоке совсем ослабли.
Принц разделял его уныние. Если так пойдет дальше, то Ареас получит не одну, а две войны. С Атлан на западе и внутри страны со всяким сбродом, оживляющимся при малейшем толчке извне.
Серебряный Лист обернулся через плечо и заметил, как на втором драккаре Дея, уже стянув перчатки и отложив лук, рвала на длинные полоски серый холст. Значит, все-таки были раненые.
Боль в позвоночнике заставила Ахо проснуться. Он лежал на сваленных в кучу мешках с мукой. Его спина затекла. Принцу снились чудовищные сны, обрывки которых теперь теснились в голове, мешая сосредоточиться. Сверху раздавался неумолчный грохот мельничных жерновов и сеяла белая мучная пыль.
За полмесяца Ахо почти оглох и ослеп. Шум стал восприниматься как нечто естественное. Пыль набилась в нос и глаза. Он не знал: кто его похитил? Зачем? Ищет ли его свита? Но наследник ясно ощущал: он не один. Тикаль пустил свои мысли, как гончих, по следу Ахо. Колдун не любил, когда его должники исчезают внезапно, не рассчитавшись.
Именно попытками мага восстановить порвавшуюся связь принц объяснял свои сны. В них Тикаль приходил к Ахо не один. Его сопровождали существа, которых наследник раньше видел только на рельефах в заброшенных храмах. Они были продолговатыми и плоскими, как придонные черви, и имели на голове некие начатки рогов. Или щупальцев. Или усиков насекомых. Пошевеливая ими, странные гости ориентировались в пространстве. Ахо казалось, что от них исходят слабые вибрации, при помощи которых спутники Тикаля передавали принцу бессвязные образы, непостижимые для человеческого ума.
Лестница базальтовых колонн, уходившая в море у Скади, представилась ему оживленной дорогой. Она не заканчивалась, как в реальности, на земле, а поднималась ввысь. По ней спускались в воду и карабкались на небо мириады существ. Одни из них были безобразны и напоминали каракатиц, всю жизнь проведших в океанских глубинах, отрастивших щупальца и хвост, но так до конца и не утративших человеческого облика.
Другие казались прекрасными, но стоило приглядеться, в их красоте обнаруживалось тонкое прихотливое уродство. Извращенные формы черепов напоминали раковины, темные продолговатые глаза без зрачка — жирных, лоснящихся слизняков, забравшихся под веки. Это были дети иной, не человеческой расы, некогда владевшей домом, в котором теперь приноравливались жить люди. Слишком многое — и одинокие мегалиты на холмах, и закрученные спирали колосьев в ведьминых кругах, и разрушенные, но не утратившие мощь лабиринты — напоминало о них.
Они могли жить и под водой, и на звездах. Но сердце, которое делало их непобедимыми, пульсировало в глубине Земли. В темном разломе на дне Молочного моря лежало нечто исключительно враждебное остальному миру. Оно упало туда с небес в результате великой битвы, но готовилось вновь восстать и показаться во всей силе. Тогда теперешние победители содрогнутся от ужаса, а земля, вывороченная наизнанку противоестественными родами, вернет связанного гиганта, рвущего цепи, сметающего континенты, сотрясающего миры…
Это не была особая личность, но Сила. Абсолютная и враждебная всему, что не она. Каждая конкретная вещь, имевшая четкие границы, раздражала и бесила ее. Завершенность, сделанность, предметность были ее врагами. Она пожирала и замещала собой плотную действительность. Текла и претендовала быть сразу всем, оставаясь Ничем. Давление, принуждение, форма отталкивали ее. Первозданная пустота, Хаос, не желавший, чтоб из него лепили что-то определенное, лишали права откликаться тысячами образов, рассыпаться так же быстро, как и возникать. Глина, сошедшая с ума под руками мастера. Ей мнилось, что процесс творчества бесконечен.
Все эти мириады существ, карабкавшихся по базальтовой лестнице, все камни на полях и железные птицы были лишь ее бесконечно менявшимися лицами. Они не жили без породившей их Силы. Иссякали и бледнели, оторванные от единого куска. Они жадно мечтали вновь соединиться с ней и для того копили мощь. Вскрытие горных недр Туудума и Атлан, высасывание пород, содержавших кусочки первородной Тьмы, было способом пресуществиться к ней. Чтоб впоследствии одним ударом снести покрывающий ее ледяной панцирь, прорваться к Материнскому Хаосу и наконец влиться в него.
Это было единственным желанием и единственной целью существ, которых Ахо привык называть богами. Они обещали ему разделить с ним величайшее счастье растворения в Пустоте. Сулили призвать на свой пир, если только он поможет им открыть ворота Гипербореи, разбить кольцо, ограждающее Тьму от остального мира, пропустить к ледяному щиту.
Ахо не в силах был им отказать. Такое даже не пришло ему в голову. Он слишком долго поглощал сырое промозглое дыхание вечности у моря в Скади. Слушал пустоту. Он давно был ее частью и добычей. Этого требовало его сердце. И теперь он покорился с радостью, приняв тяжкое веление богов как величайшее облегчение.