День был жаркий, и поэтому Акхану казалось особенно неприятно прикосновение холодной гладкой чешуи удава к его вспотевшей коже. Поначалу сытый змей лениво свисал с обеих сторон на плечах принца и не подавал признаков жизни. «Проклятый червяк», — с ненавистью думал акалель, чувствуя омерзительную змеиную вонь. И тут гад пошевелился. Это было необычно, оба жреца вздрогнули и отступили на шаг. Черное маслянистое тело на шее принца свилось в кольцо. Змея подняла голову и медленно заскользила вокруг чела полководца.
Легче было встретиться с боевым слоном! Мерзкое, скользкое тело касалось уха Акхана, виска, лба, перетекало с левой стороны на правую. Принц почувствовал, что вот-вот не сдержится. Он закрыл глаза и сейчас же представил, как срывает мерзкую тварь у себя с шеи, начинает кромсать ее мечом и топтать ногами. Такого святотатства ему бы не простили! После этого могла быть только смерть… Над самым лбом принца удав вдруг поднял голову и ощерил пасть.
Толпа взревела. Это был знак, великий знак, смысл которого жрецам Шибальбы еще предстояло растолковать. Крики людей вернули Акхана к действительности. Открыв глаза, он понял, что змей уже спустился на плиты дорожки и лениво соскользнул в мутную воду сенота. Это тоже был знак. Священное животное выполнило свою миссию и ушло к богам, которым служило.
От напряжения Акхан плохо видел перед собой, в его глазах все плыло и кривилось. «Это солнце, только солнце, — постарался убедить себя он. — Я рано снял шлем». Белые плиты дороги вдруг дернулись и со всего размаху ударили принца в лицо.
Глава IVГОРЕ ПОБЕЖДЕННЫМ
…Неумолчно гудело море над головой. Слышен был только рев прибоя, и виден ослепительный свет солнца, к которому принц поднимался сквозь толщу зеленой воды. Всадники, сотканные из лучей света, мчались на огромных конях, занимая собой все пространство. Ни земли, ни неба — лишь мерный громоподобный топот и блеск…
…Ветер налетал на скрюченную смоковницу, разом срывая с нее всю листву, и дерево оказывалось торчащей из земли костлявой рукой скелета. Акхан пытался отнять у руки странный меч с крестообразной рукояткой и круглым навершием, но клинок ушел под землю. Адская боль во всем теле мешала принцу как следует ухватиться за оружие и удержать его…
…Раны открылись, старые переломы выкручивали кости и нестерпимо ныли… Кажется, он кричал…
Боль постепенно отступила. Напряжение схлынуло. Акхан лежал на ложе весь в поту и крови. Таким обессиленным акалель был только после двухмесячной лихорадки в Хи-Брасил. Казалось, жизнь по капле вытекала из него.
— Хозяин! — услышал принц встревоженный голос Варда. — Хозяин! — Толстое, трясущееся от жалости лицо слуги склонилось над ним. — Он открыл глаза, — сказал раб кому-то, кого акалель не видел. — Слава богам, он жив!
— Что со мной? — Голос Акхана был хриплым и чужим.
— Вы сутки не приходили в себя, — ответил Вард, осторожно приподнимая Акхана за плечи, пока какие-то неизвестные принцу смуглые рабы в голубых набедренных повязках меняли мокрые шерстяные циновки на его кровати.
— Я говорил?
— Нет, — покачал головой Вард. — Вы были как мертвый.
— Не страшно. — Акхан сел. Сейчас он чувствовал себя гораздо лучше. — Вард, я зверски хочу есть, только… пусть это будет молоко, мед, красное вино и сухие лепешки без соли. Я не знаю почему, но мне надо именно это.
— Будет исполнено, хозяин. — Толстяк просиял.
Он отослал всех вертевшихся под ногами рабов, предоставленных правителем Шибальбы в распоряжение Принца Победителя. Вард не доверял этим мелким красным бестиям. К его большому удивлению, принц вполне владел собой, хотя и выглядел как человек, вставший из гроба. Глядя, с какой жадностью хозяин набросился на еду и как после первых глотков вина порозовели его щеки, Вард немного успокоился.
И то правда, болезнь акалеля на этот раз была очень странной. Глубокий, похожий на смерть обморок: даже сердце перестало биться и пресеклось дыхание. Затем появились слабые признаки жизни, а вместе с ними озноб, лихорадка, бред, и вдруг резкое, ни с чем не связанное улучшение. Можно ли в такое поверить? Видавший виды Вард пожимал плечами.
Справившись с молоком и лепешками, Акхан вытер руки о полотенце из тончайшей шерсти ламы и потребовал мыться. Он с наслаждением погрузился в огромный золотой чан, из которого слабо пахло йодом. Коричневатые кристаллы морской ханаанской соли, которыми атлан всегда обеззараживали воду в походных условиях, еще не успели раствориться и вихрем взвились под руками принца. Остро защипало рассеченное бедро, на рану уже наложили шов, но кожа саднила. Однако сейчас Акхану не хотелось обращать на это внимания.
Принц нырнул с головой и открыл глаза, хотя знал, что этого не стоит делать во время соляной ванны. День был солнечный, и сверху золотая чаша казалась напоена светом. На ее блестящих стенках акалель увидел преувеличенно выпуклый орнамент. Чеканные ряды воинов в треугольных юбках несли в руках копья, за ними шли ряды пленных, мерно ехали страшные козьи колесницы, от вида которых принцу стало смешно. Он едва не подавился водой, вынырнул, тряхнул мокрыми черными волосами и подтянулся на руках за край бадьи.
Необыкновенная легкость и веселье наполняли все его тело. Он был счастлив, что избавился от боли, которая неизвестно откуда пришла и непонятно куда исчезла.
Четыре краснокожие девушки-рабыни внесли благовония и полотенца. Они были одеты по кемийской моде — в круглые короткие парики из конского волоса, увенчанные душистыми конусами, которые таяли на солнце и пахучими струйками стекали по бесчисленным жестким косичкам. Бедра невольниц пересекали узкие кожаные полоски, расшитые ярким бисером. Ноги и руки были изящно татуированы цветами лотосов, склонявших свои тяжелые головки на боках и предплечьях рабынь. Золотые браслеты и шейные кольца богато украшала цветная эмаль. Принцу было приятно смотреть, с каким восхищением девушки уставились на его сильное нагое тело, выскользнувшее из воды.
Он пребывал в прекрасном настроении и даже весело хлопнул одну из невольниц по маленькой, жесткой, как камень, груди. Если б девушка могла покраснеть еще сильнее, она бы вспыхнула. Но принц не обратил на это внимания, он знаком приказал рабыням удалиться и позвал Варда.
Толстяк принес оливковое масло и принялся растирать влажную спину акалеля. От его ладоней приятно пахло грецким орехом. Этот запах сопровождал Акхана с детства, с годами он привык и начал считать его своим. Едкий черно-фиолетовый сок зеленой кожуры грецких орехов добавляла в оливковое масло еще его мать, чтоб придать не по-атлански светлой коже сына густой смуглый оттенок. Краска держалась долго, смыть ее было невозможно, требовалось лишь иногда вновь втирать, чтоб кожа не теряла блеска.
Вард затянул на его бедрах кожаную повязку с накладными золотыми пластинами и помог расправить складки алого плаща. Акхан потянулся к низкому табурету, на котором лежало его оружие. Впервые вид собственного меча вызывал у него глубокое отчуждение. В памяти всплыл другой клинок, который ушел от рук принца под землю.
— Приходили посыльные, — сообщил слуга. — Правитель Шибальбы приказал передать вам приглашение, как только вы придете в себя.
— А что это у тебя такой похоронный вид? — поинтересовался принц. — Вполне естественно, что верховный жрец хочет говорить со мной после освобождения города. — В голосе акалеля прозвучали надменные нотки. — А ты трясешься так, словно во время ритуального обеда на блюде будет моя голова. — Принц рассмеялся.
— Воля ваша, хозяин, — вздохнул раб, — но только мне здесь очень не нравится. Взгляните на эти картинки, я чуть со страху не помер, особенно ночью.
Акхан обвел комнату глазами. Роспись стен и потолка действительно была замечательна. Люди в синих одеяниях жрецов совершали жертвоприношения, причем все этапы священного действа, от выбора золотых круглых ножей до сожжения тел, были нарисованы с удивительной тщательностью.
— А чего ты ожидал? — пожал плечами Акхан. — Нам надо благословлять богов за то, что они подарили Атлан мертвую землю, где можно совершать установленные ими обряды. Представляешь, если б ты ежедневно смотрел на это дома!
Вард замахал ручками.
— Не трусь, приятель, — принц хлопнул слугу по плечу, — и обещай мне, что когда мои дети будут плохо себя вести, ты не станешь пугать их плохими дядями из Шибальбы.
— Хозяин, если мы выберемся отсюда, — срывающимся голосом отозвался Вард, — то клянусь, я никому никогда не скажу ни слова о том, что здесь видел.
«Надо же как он разволновался!» — думал Акхан, шагая по переходу между массивными квадратными колоннами. Впереди него бежал юркий бритоголовый послушник, шаркая по каменным плитам веревочными сандалиями.
— Вот сюда, — время от времени восклицал мальчик, вполоборота украдкой бросая любопытные взгляды на знаменитого гостя. — Прошу вот сюда, осторожнее, здесь ступеньки.
«Я не без глаз», — про себя раздраженно бубнил принц, перешагивая через половину лестницы.
Дворец владыки Шибальбы, верховного жреца Халач Виника, назывался «цитаделью тысячи комнат». Это сочетание прекрасно передавало чувство, возникавшее у всякого, кто попадал сюда впервые. Толстые стены, массивные квадратные окна, не украшенные снаружи резьбой, — все наводило на мысль о крепости. Но вместе с тем за внешней неприступностью и замкнутостью кипела жизнь, легкая, изящная, полная красоты, прохлады, удобства и ярких красок.
Крытые переходы соединяли отдельные постройки в единую цепь помещений. Садики с неглубокими водоемами, любовно скрытыми в густой зелени цветников, заполняли пространство между отдельными комнатами, двери которых открывались прямо на улицу.
Принц шел по нескончаемым галереям между массивных колонн, послушно поворачивая то вправо, то влево. Однажды ему пришлось пересечь просторный двор, посередине которого высилась пирамидка из необожженного кирпича-сырца. На ее вершине только что закончилось жертвоприношение, и окровавленное тело с вырванным сердцем скатилось по ступенькам под ноги Принцу Победителю. «Полдень», — подумал он. Два деловитых жреца, буднично судача о домашних делах, спустились вниз и подхватили мертвеца за руки и за ноги, чтобы занести в расположенную по соседству дверь.