[397]! Я был немногим старше, когда ко мне приводили сразу троих! И – клянусь мадонной! – они выползали от меня на подгибающихся ногах!..»
Белов проснулся, когда утро уже вовсю светило в окно комнаты, освещая и цветастый ковёр, устилавший пол, и небольшой столик из резного дерева, на котором стояли графин с водой и хрустальный бокал.
Когда Александр вышел, то сразу был захвачен армейской суетой, царящей в здании. Завалы у окон уже разобрали и комнаты были приведены в более-менее пристойное состояние.
– Проснулись? – полковник Роммель с радушной улыбкой пожал руку Александру и качнул головой влево: – Если хотите позавтракать, в столовой уже кормят.
– Да, это было бы своевременно, – Александр кивнул. – А ещё принять душ и переодеться.
– О вас спрашивал генерал Боно. Всё никак не может опомниться от того, что столь молодой человек всего с тремя сотнями головорезов захватил столицу и фактически закончил войну. Представляете, они даже химические снаряды привезли…
– А вот это совсем зря, – Александр нахмурился. – Эту химическую дрянь вообще нужно запретить, а за её использование сажать как военных преступников.
– Товарищ корпусной комиссар… – раздалось откуда-то сзади, и, обернувшись, Александр увидел одного из сержантов-алабинцев. – Там наши типа баню нашли.
– О! это дело, – Александр коротко поклонился полковнику. – Передайте генералу, что я обязательно найду его чуть позже.
Когда Саша, вымытый и переодетый в чистую форму, сидел в дворцовом саду и наслаждался жизнью, попивая холодную, из глубокого колодца, воду, рядом на скамейку плюхнулся Будённый и тоже откинулся на спинку скамьи.
– Эх, хорошо! – он глубоко вздохнул и скосил взгляд на Александра. – Прячешься? Правильно делаешь. – Семён Михайлович заразительно рассмеялся. – Генерал этот итальянский рвёт и мечет, но виду пытается не подавать. Изображает глубокую благодарность. Ага, как же… счастлив он. Приплыли немцы с русскими и за пять дней всю войну закончили.
– Ну, закончить совсем не получится, – Саша подставил лицо солнцу и потянулся. – Будет ещё партизанщина всякая, саботаж да диверсии. Так что побегать придётся. Пока простой народ не поймет, что при новой власти живётся лучше, так и будут гадить из-за угла.
– Да, в Туркестане всё то же самое было, – Будённый кивнул. – Но всё же как ловко у тебя выходит, Саньча! И там, в Афганистане, и здесь…
– Так легко, когда за спиной и люди, и средства, и другая поддержка, – произнёс Александр. – Один в поле – воин, но только на короткое время. А у меня вообще условия райские. Техника – пожалуйста, люди – вот они, средства – бери, сколько хочешь. Тут, главное, самому не обделаться.
На этот раз Семён Михайлович смеялся до икоты, схватившись за живот.
– Ой, уморил, Саня, – он тяжело выдохнул. – Но позиция правильная. А то мне тут товарищи намекать стали, не кружится ли голова у товарища Александра Сталина от успехов.
– Да какое тут головокружение, – Александр махнул рукой. – Я что, не понимаю, что батальон – это мой потолок, как и тактические операции. Вон тот же Ланце уже две войны прошёл, не считая этой. Роммель опять-таки. Я уж не говорю про наших. У вас вот которая война? Небось, не помните уже.
– Это всё верно, – Будённый кивнул. – Только вот никто из нас не имел и капли твоего таланта. Я, собственно, чего пришёл – хотел у тебя поинтересоваться планами на будущее. Чего делать-то думаешь?
– Ну, школу бы закончить для начала, – сообщил Александр. – Потом Вася пойдёт в лётное, Артёмка в артиллерию, он пушками всё бредит, а как увидел ракеты на полигоне – вообще три дня не спал. А сам пока не решил. Товарищи тут предлагают академию управления народного хозяйства…
– Да какое тебе управление, Саньча? – Будённый участливо вздохнул. – Ты же военный от ногтей до кончиков волос. Давай в Академию имени товарища Фрунзе. Можешь на общий факультет, можешь на специальный, где разведчиков готовят. Нам грамотные люди во как нужны… – Семён Михайлович провёл ребром ладони по горлу. – Сам знаешь, кадры решают всё.
– Подумать нужно, Семён Михайлович, – Александр кивнул. – В любом случае, нужно сначала доучиться в школе. Не хочу братьев сейчас бросать. А академия – такое дело. Не вырвешься толком, да и после не очень побегаешь. А им сейчас глаз да глаз нужен.
– Это правильно, – Будённый кивнул. – Ладно, заболтались мы с тобой. Давай приводи себя в порядок и выдвигайся на второй этаж в центральную залу. Попугая этого дожали вроде, так что будет чего-то там подписывать.
Подписание мирного договора и все последующие торжества прошли быстро, и по решению лидеров трёх держав большая часть корпуса выводилась обратно на родину.
Немцев решили подвезти прямо домой на кораблях итальянского военного флота, а корпус РККА добирался до родных берегов в сопровождении вооружённого конвоя.
Как раз в то время, когда корпус грузился на корабли, Александр плыл на крейсере «Гориция» в Италию по личному приглашению дуче.
– Хотелось бы услышать вашу версию наших неудач в Абиссинии, – медленно произнес Муссолини, глядя на своих полководцев. – Я жду, граждане генералы и маршалы!
Маршал Бадольо и генерал де Боно молчали. Они просто боялись говорить. Потому что за спиной каждого из них стояли по два молодца из Organizzazione di Vigilanza e Repressione dell’Anticommunismo в красных форменных рубашках с подвернутыми рукавами. Ни на Бадольо, ни на де Боно не было эполет, а их мундиры выглядели весьма непрезентабельно – ордена с них сдирали «с мясом». Кроме того, на лице Боно лиловел свежий синяк, а Бадольо нервно облизывал разбитые губы. Грациани выглядел лучше – во всяком случае, его мундир не подвергался авторским доработкам службы безопасности, но и он был бледен и держался – ха-ха! – скованно.
– Ну?! – рыкнул Муссолини.
– Товарищ первый секретарь, – нервически вздрогнув, начал Грациани, – дело в том, что…
– Подождите, Родольфо, – отмахнулся дуче. – До вас ещё дойдёт очередь, но ваш Южный фронт, по крайней мере, ТАК не опозорился! Мне хочется услышать, что скажут эти два врага итальянского народа?
– Дуче, – икнув, проблеял Бадольо. – Что мы могли сделать? Наши доблестные войска просто не имели опыта действия в столь сложных климатических и географических условиях. Горы, пустыни, жара…
– Так-так… – голос Муссолини был полон яда. – Значит – жара, горы, пустыни?.. А скажите мне, бывший маршал: доводилось ли вам видеть вот эту штучку? – В его руках оказался небольшой настольный глобус. – Взгляните, Бадольо: вот – Россия, а вот – Германия. Какая из этих стран находится в Африке? Какая?! Отвечай, ты, высокопоставленная сeffo[398]?! – И дуче в ярости ударил Бадольо по лицу глобусом с такой силой, что у того подкосились ноги. Пока сотрудники ODVERDA поднимали его с пола, Бенито Муссолини уже повернулся к де Боно.
– А вы что мне скажете, синьор? Тоже будете рассказывать сказки о климате и рельефе?
Де Боно крупно вздрогнул и просипел сорванным голосом:
– Мой дуче… Русские… Они… У них лучше оружие и техника… Наше оружие уступает их… качество хуже… и конструктивно вот тоже…
Первый секретарь народной коммунистической партии Италии прыгнул к разжалованному генералу, словно тигр.
– Хуже?! – заорал он так, что старинная люстра венецианского стекла слегка покачнулась, а тонкий стакан на столе жалобно звякнул. – Хуже?! А кто рекомендовал мне, кто рекомендовал армии принимать на вооружение эти образцы?!! Не ты ли, disordinati fesso[399]?!! Ты, ты, ты! – Дуче начал задыхаться и с силой рванул ворот ярко-алой рубахи. – Ты и такие негодяи, как ты! А теперь мои доблестные солдаты имеют на вооружении это cacare[400] вместо танков и пулеметов!!!
Он швырнул глобус на пол и зашагал по кабинету, громко топоча сапогами. Дуче, тяжело дыша, то стискивал, то разжимал кулаки, периодически бросая злобные взгляды на провинившихся военачальников.
– Но, мой дуче, – отважился подать голос Грациани. – У русских – мощная промышленность и отличные инженеры. Они успели раньше нас и…
– Не порите чушь, Родольфо, – скривился Муссолини. – Эти самые обладатели «мощной промышленности» были в восторге, когда я предложил им разместить у себя завод «Лянча». Наших и немецких инженеров в Советской России встречают с распростёртыми объятиями, а вы говорите… – он раздраженно махнул рукой. – Если русские обогнали нас в оружии и технике, это означает лишь то, что наши инженеры и конструкторы, вместо того чтобы работать, валяли дурака, словно паяцы на ярмарке! У русских так не забалуешь, – прибавил дуче с горькой усмешкой. – У них – Сталин с железным характером и железной рукой, а здесь – вялый добряк Муссолини…
Грациани попытался что-то возразить, но дуче оборвал его величественным жестом:
– Так было, мой дорогой Родольфо, но больше так не будет! Этих идиотов из Бреда и Фиат-Ревелли[401] вместе с этой сволочью, – итальянский лидер махнул рукой в сторону Бадольо и Боно, – на свинцовые рудники! На двадцать лет! На тридцать лет! На всю жизнь!!! А вы, товарищ Грациани, – он специально выделил обращение голосом, показывая, что Родольфо Грациани если и не будет награжден, то, во всяком случае, не будет и наказан, – вы, мой дорогой, учитесь! Учитесь у русских воевать! И если только не научитесь, – тут Муссолини со свистом втянул воздух, – составите компанию этим негодяям!
Арестованных генералов увели, Грациани ушёл, а дуче уселся за стол и снова обхватил руками свою упрямую лобастую голову. Так не может быть! Так не должно быть! Но сейчас, как видно, единственным способом избежать такого позора в дальнейшем было как можно скорее заполучить этого юного Сталина к себе! И если для этого придётся отдать ему в жёны половину итальянских девочек, а вторую половину принести в жертву на древнеримских алтарях – что ж! Не такая уж это и большая цена!..