А вообще, мерзко! Вроде благостная с виду картина жизни русского общества, изнутри просто сгнила. У нас хуже, чем в Европе, там тоже чудес хватает. Властные же группировки воюют везде, то дело житейское. Но уж больно подозрительные события предшествовали Стрелецкому бунту. Я про неожиданную смерть цесаревича Алексея, скончавшегося в возрасте пятнадцати лет. При этом не могу вспомнить, чтобы Федин брат болел. Ещё более странной выглядит смерть отца, отличавшегося лошадиным здоровьем. Алексей Михайлович не пил, был умерен в еде, мог молиться часами напролёт, отбивая тысячи поклонов, и любил соколиную охоту. То есть двигался и себя тело не запускал. К тому же царь отличался спокойным нравом и особо не злился, нервы у него были в порядке. Хотя мог огреть посохом неугодного боярина. Ивашка Милославский не даст соврать. И вдруг сорокасемилетний мужчина в самом расцвете сил, никогда не жаловавшийся на здоровье, умирает от сердечного приступа. Потом начинают травить Фёдора, что уже доказано, а затем бунт.
По-честному надо хорошенько проредить знатные роды, кто даже гипотетически замешан в заговоре. Признаюсь, такие мысли не отпускают меня последние три дня. Но в стране катастрофическая нехватка грамотных людей и достаточно жёсткое сословное общество. Можно выдвинуть незнатных людей, посадив их на важные места, и теоретически они справятся. Только делать это придётся постепенно, дабы избежать интриг недовольных бояр. И всё равно данный путь опасен. Ведь даже многих ближников и союзников напугает бездоказательная расправа над знатью. Мол, если царь казнил самых родовитых, выдвинув нас, то кто помешает ему устранить не оправдавших доверие дворян?
Поэтому спешить не будем. И Черкасского со товарищи вскоре ждёт суд, куда я решил допустить наиболее авторитетных вельмож. А вот Толстой — это моё личное дело. За Петьку даже никто не думал заступаться. И правильно сделал.
Я же решил не медлить и приказал посадить преступника на кол. Заодно посетил мероприятие. Для меня казнь стала чем-то вроде релаксации, как бы странно это ни звучало. Смотришь на муки врага, и на душе аж теплеет. Дабы немного потроллить окружающих, по моему приказу на Толстого надели бурку. Помнится, именно так первый русский император развлекался с любовником бывшей жены[1]. Однако потомки назвали его великим, не обращая внимания на чудовищные поступки. Чем я хуже?
— Прибыл подполковник Лефорт. Просит принять, — Дунин вывел меня из размышлений.
Савва от созерцания экзекуции отказался, а вот Иван подобных зрелищ не чурается. Поэтому именно он сегодня выполняет обязанности моего адъютанта.
— Зови.
Швейцарец осунулся и загорел. Но вид имел бравый, успел почистить костюм и с ботфортами, а глаза подполковника сияли от предвкушения. Понятно, что приказ он выполнил.
— Докладывай, — произношу после поклона.
— Беглый Церен-Доржи пойман, вместе с десятком его родичей и ближников. Также в плен попали ногайские мурзы и черкесские старшины. Многие из них состоят в родстве с князьями своих народов. Ко всем прочему мы привели триста полонённых людишек. Остальные разбойники порублены или сбежали. За крупными отрядами послана погоня. Более полутора тысяч коней, захваченных после битвы. Отару в более чем две тысячи овец, сейчас гонят в русские пределы под надёжной охраной. Но это дело долгое. Мы взяли её после уничтожения мелкой орды, помогавшей разбойникам. Повозки с оружием, провизией и прочим добром, отнятым у басурман, переданы Семёну Языкову.
Не знаю, каким Франц Якоб Лефорт был в моём мире. Здесь он производит впечатление тщеславного человека, умеющего выполнять приказы. Если так пойдёт дальше, то можно его приблизить. Безумных преференций, как при Петре он не получит, но чинами и деньгами не обижу. Прямо сейчас и проверим иноземца. Но сначала пряник.
— Жалую тебя званием дворянина, чином полковника, ста рублями и землёй. Завтра зайдёшь к Щукину и заберёшь грамоту.
— Счастлив служить, Вашему Величеству! — Лефорт засиял ещё сильнее и отвесил поклон.
Какой льстец! Вон даже мой титул на иностранный манер переиначил. А теперь вопрос.
— Какого наказания, по-твоему, заслуживают провинившиеся рейтары?
— Предателей надобно казнить. Тех, кто догадывался об измене или не захотел думать о последствиях, можно отправить в Ссыльный полк. Это очень хорошая затея, государь. Среди провинившихся есть людишки, которые ошиблись и они с радостью искупят свою вину, — швейцарец снова добавил лести, — Трусов и неумех надо просто гнать. Делать им нечего в русском войске. А ещё пороть! Всех надо хорошо бить батогами! Даже тех, кто проявил обычную глупость! Дабы в следующий раз подумали о последствиях!
Чешет будто по писанному! Идея тоже неплохая, насчёт пороть. Думаю, орднунг так и вдалбливался в головы немцев, через жопу. Но у нас немного иные порядки.
— Приятно слышать столь здравые мысли, — одобрительно киваю швейцарцу, — Только всех пороть нельзя, а только виноватых. Как-то это немилосердно. А мы, русские, народ сердобольный.
Лефорт не удержался и покосился на вновь застонавшего Толстого. Это он оценил мою доброту.
— Решай, как поступишь. Мне надо наладить службу на левом берегу Дона. Необходимо искать, а затем уничтожать ногайские и магометанские орды, кочующие в этих степях. Действовать будем совместно с донцами и, возможно, калмыками, — Лефорт слушал внимательно, ловя каждое слово, — Для этого я оставлю здесь полк казаков, тысячу драгун, артиллерию и сколько надобно припасов с оружием. Воинство расположится в Паншин городке. Там находится волок с Дона на Волгу. На него у меня большие надежды. Но это дело будущего. Ты же можешь возвратиться в Москву, толковому человеку всегда найдётся место.
Франц думал недолго и сразу задал вопрос.
— Вы собираетесь воевать на юге?
— Да. Ближайшие годы все мои устремления здесь, и речь не только о войне. Мы будем много строить и осваивать эти земли.
— Я согласен. Но как быть с калмыками и донскими казаками? Несмотря на признание России сюзереном, обе стороны себе на уме. Ещё они часто воюют между собой.
Это хороший вопрос. Значит, Лефорт уже выяснил местные расклады.
— Вскоре к тайше Аюке отправится посольство. Я пока не выбрал, кто из бояр его возглавит. Тебе надобно сопроводить посла и заодно договориться с калмыками о совместных действиях. Заодно передашь моему вассалу подарок.
— Могу я узнать какой? — швейцарца насторожила моя улыбка.
— Мы отрубим голову Церен-Доржи, и положим в бочонок с мёдом, чтобы не сгнила. Думаю, Аюка оценит мой жест, ведь это его родич сбежал от возмездия. Остальных знатных пленников казним, от греха подальше. Простые воины будут заниматься земляными работами. Отправим их в Паншин вместе с Иевлевым. Нужно успеть укрепить городок, построить дома, конюшни и выкопать землянки. Лес мы начнём сплавлять уже в ближайшие дни. Осталось всего четыре месяца, надо спешить. Люди должны быть сытыми и жить в тепле. Степняка лучше всего бить по весне, пока не сошёл снег, но уже нет сильных морозов. В это время его лошади слабые и орде не скрыться. Твоя задача за лето провести разведку, договориться с союзниками и начать действовать. Ногайцы и черкесы не должны совать свой нос севернее Маныча. И конечно, набеги на русские пределы надобно прекратить в ближайшие два года. Если выполнишь мой приказ, то я в долгу не останусь. Завтра будет совещание по этому вопросу, там обсудим детали. А пока иди отдыхать, Франц Яковлевич.
Лефорт ушёл, а я повернулся в сторону Дона, разглядывая великую русскую реку. Вернее, пока она наша условно. Казаки противятся утверждению Москвы в их пределах. При этом с радостью принимают нашу помощь припасами и оружием.
Калмыки — фактически независимая орда, несмотря на вассальную присягу Русскому царству. Междуречье Волги и Дона по большей части под их контролем. Кочевья новых хозяев приволжских степей распространяются до Саратова. Понятно, что речь о левобережье великой русской реки, где мало наших поселений. Там земли кочующих башкир, которые недавно восстали[2]. И именно калмыки обязались давить мятежников. Но всё оказалось сложнее. Под шумок люди тайши напали на несколько русских сёл севернее Астрахани, где захватили пленных. Ещё и начали действовать вместе с мятежниками, осадив Уфу.
С недавних пор я такие вещи не прощаю, особенно захват и продажу в рабство русских людей. Если кочевники думают, что Москва далеко, и мы не сможем прислать большие силы, то они сильно заблуждаются. Насколько я понял, Аюка под шумок решил принудить башкир перейти под его руку и выйти из моего подданства. По донесениям разведки, после совместных действий между союзниками начались столкновения. При этом продолжают страдать русские поселения. Вражда не мешает басурманам грабить моих подданных.
И в ближайшее время за это придётся платить. Никто не собирается покушаться на веру как магометан, так и буддистов. Кто-то запустил глупые слухи, нарушив спокойствие на юге Урала. А вот угон полона на рабские рынки Хивы или Тарковские шамхальства, откуда людей переправляли в Порту, я не прощу.
Поэтому к тайше поедет посол с подарком и письмом. Только не всё так благостно, для калмыков, конечно. Я решил не заниматься лицемерием и поставить Аюке ультиматум. В документе несколько пунктов, в том числе освобождение людей, выплата компенсации, помощь в восстановлении разрушенных сёл, отвод своих орд от Саратова на юг, а также полное уничтожение восставших башкирских родов. Понятно, что есть и пряник. Россия обязуется обеспечить калмыков оружием, порохом и зерном. Пусть мой вассал думает. Если тайша согласится, то в качестве аванса он должен передать тоже бочонок, но наполненный серебром. Можно было потребовать золото, но откуда оно в здешних местах.
Иначе мне придётся кардинально менять свои планы и начинать войну с калмыками. Башкиры, хлебнувшие горя от вчерашних союзников, сами пойдут на переговоры. Если нет, то придётся давить их тоже. Вернее, часть восставших родов. Отнюдь не все кочевники нарушили клятвы и полезли грабить русские пределы. Так что можно начать замятню внутри племени, выведя его из игры. Да и не атаковали их пока настоящие силы — далеко. Сибирский тракт проходит севернее, и пока восставшие не перерезали стратегическую дорогу, восстание Москве малоинтересно. Вернее, прежней власти, но не мне. Я как раз перед походом на юг, выслал в Уфу людей