— Всех казнить! — чуть ли не прошипела Наталья, прочитала доклад и передала его мне, — Сама бы удавила ублюдков! Особенно главу смены и этого недоучителя. Один пьянствовал. А воспитатель давно напрашивался и не соответствовал столь высокому званию. Но ведь Звенигородским требовалось протолкнуть родича поближе к царскому семейству!
Кладу руку на запястье сестрёнки, чтобы она не заводилась. Я прекрасно помню, как Анна настаивала именно на Бежецком в качестве воспитателя для сына. В принципе Сергей оказался неплохим человеком, только малость несерьёзным. Но Вова сразу к нему привязался, поэтому глупо было идти ему наперекор.
Что касается расследования, то я сразу приказал провести его людям, в чьей честности и объективности не сомневаюсь. Плюс это дело личное и нечего в царском белье копаться чужакам. Пока наше семейство погрузилось в траур, и шли приготовления к похоронам, комиссия методично опрашивала всех обитателей усадьбы, составляя картину произошедшего. После погребения я закрылся на четыре дня и отгородился от мира. Однако надо продолжать жить. Сына мне не вернут, а вот плоды трудов могут разрушить.
По привычке быстро просматриваю доклад Дунина и не нахожу в нём каких-либо нестыковок. Просто несчастный случай коих происходит сотни в год. Только здесь череда глупых совпадений привела к трагедии. Моей личной, конечно.
— Спасибо, Иван, — можешь идти, кивая козырнувшему поляку, сразу покинувшему комнату.
— Ты оставишь всё как есть? — Наталья гневно сверкнула глазами, — В таком деле не бывает невиновных. У многих рыльце в пушку, включая коменданта усадьбы. Ладно, управляющий, занятый человек. Но ведь есть ответственный, в чьи обязанности входит следить за выполнением всех работ.
— Его тоже казним? — спрашиваю с грустной усмешкой.
— Именно так! Это преступное разгильдяйство привело к гибели Вовочки. Чего я никому и никогда не прощу! — продолжила свирепствовать Наталья.
Некоторое время я думал, затем вынес вердикт.
— Нельзя относиться к людским судьбам, как к рубке леса. Мол, всё равно щепки летят. Каждая жизнь священна и неповторима. Бывает, человек прожил ничем не приметную или даже бесполезную жизнь. Зато его дети или внуки принесут державе огромную пользу.
— Но ведь из-за них погиб твой сын? Что за излишнее человеколюбие, Фёдор? — перебила меня Наталья.
— Ты так ничего и не поняла. Казни всех сопричастных не вернут нам Владимира. Но заставят людей задуматься над вменяемостью царского семейства. Власть не может держаться только на насилии и страхе. Народ должен уважать своих правителей, что нужно заслужить.
Судя по непреклонному взгляду, мои слова не нашли отклика в душу сестрицы. Забавно, когда кровавого тирана, коим считает меня даже часть русской знати, обвиняют в излишней доброте. Надо попытаться донести до царевны мою позицию.
— Поверь, мне хочется просто разорвать на части даже косвенно виновных в гибели сына. Только царь не может позволить чувствам взять верх над разумом. Все причастные будут наказаны, но это решит суд. Более того, я прикажу осветить его в газетах, пусть это и выглядит кощунственно, — расширившиеся от удивления голубые глаза, стали реакцией на моё решение, — Уже много лет мы продвигаем постулат о верховенстве закона. Для этого создана судебная система, которая обязана рассматривать преступления любого русского подданного от крестьянина до боярина. Да, вначале мне пришлось изрядно замарать руки кровью, часто вытворяя форменные непотребства. Но сейчас иные времена, и лучше придерживаться установленных мной же правил. По крайней мере, если дело стало достоянием общественности.
После пояснения Наталья улыбнулась, поддержав мою усмешку. Подобный принцип хорошо вписывается в систему её жизненных координат. Куда деваться в политике без лицемерия?
— Поэтому вскоре состоятся суд, и по-настоящему виновные получат самое строгое наказание. Вот увидишь, что народ нас ещё поддержит, и будет требовать казнить всех участников процесса. А мы заработаем на этом ещё больше любви и уважения подданных, как бы мерзко это ни звучало, — произнося столь отвратную тираду, я поморщился, будто от зубной боли, — Казнить человека большого ума не надо. Но сделать это красиво, убедив общество в его виновности, ещё и отвести от себя подозрения — это настоящее искусство.
— С возвращением, братик, — вновь усмехнулась Наталья, — И спасибо за урок. Признаюсь, я бы не смогла так рассуждать, после смерти моего ребёнка. Это кого ещё надо успокаивать? Уж точно не тебя.
Дверь за сестрёнкой закрылась, а я ещё долго сидел в тишине и смотрел на камин. Оказывается вон о тебе какое мнение, Федя. Не знаешь, смеяться или плакать. Хотя я изрядно оскотинился и стал откровенным циником за последние годы. Вон, даже смерть сына решил использовать для улучшения имиджа. Вроде страдаю, но ничего не могу с собой поделать. Свинья вы, Фёдор Алексеевич.
Сегодняшний день точно испорчен и нет никакого желания работать.
— Савва, — кричу в сторону двери, — Неси вино и нарезку.
— Садись, — киваю на кресло, — Только давай обойдёмся без выражения сочувствия. Я верю, что ты скорбишь вместе со мной.
Иван опустился на кресло, немного поёрзав, в поисках удобной позы. У него такая же проблема со спиной, как и у меня. Вернее, у брата боли гораздо сильнее. Ещё и зрение стало ухудшаться, поэтому ему пришлось надеть очки. Благо русские оптики, наконец, достигли хорошего уровня в производстве линз, как для промышленности, так и обычных потребителей. По крайней мере, подзорные трубы, микроскопы, лупы, очки, произведённые отечественными заводами не хуже голландских и французских производителей.
А вообще, Ваня держится. Регулярные тренировки, лекарственные настои, витамины и здоровый образ жизни сделали своё дело. Внешне братец выглядит отлично, когда снимает очки и не морщится от накатывающей боли. Мы ведь с ним ещё совсем молодые — мне в мае исполнится тридцать три, а брат недавно отпраздновал двадцативосьмилетие. Сердце предательски кольнуло, когда я вспомнил, как весело мы провели время. Дети были просто счастливы. Так, стоп. Хватит соплей.
— Я пригласил тебя, чтобы сообщить добрую весть, — не сдерживаюсь и улыбаюсь, настолько настороженно выглядит Ваня, — Завтра на совместном заведении Совмина и Сената будет объявлено о назначении тебя канцлером.
— Но я не готов. И как быть с Одоевским? Это некрасиво, Феденька, — сразу зачастил братик.
— Ты забыл, кто здесь самодержец всероссийский? Мне вообще можно не объяснять смысла своих поступков. Но у нас заведены определённые правила, которые надо соблюдать, — пресекаю возражения, строго взглянув на собеседника, — За Якова не переживай, его заслуги перед державой сложно оценить. Но сейчас он нужен мне в другом месте.
Не удерживаюсь и под осуждающим взглядом Ивана наливаю полбокала вина. Делаю добрый глоток, удовлетворённо киваю и продолжаю.
— Тебе придётся не только возглавить Совет министров. По большому счёту я оставляю управление страной на несколько человек с тобой во главе, — усмехнувшись оторопевшему братцу, поясняю, — Завтра будет подписан указ о создание края под названием Югороссия. Туда войдёт вся Дикая степь и Крым. Это колоссальные пространства, требующие самого пристального внимания. К сожалению, мне долго не удавалось равномерно развивать новые владения России. Что является ошибкой, требующей скорейшего исправления. Какой смысл в захваченных землях, если мы не можем их освоить? Свято место пусто не бывает. Не успеешь моргнуть, как там снова поселится всякая сволочь вроде разбойных казаков или кочевников. Необходимо связывать огромные расстояния дорогами и опорными пунктами, вроде крепостей и селений. С этого года также начнётся массовое переселение людей как наших, так и иностранцев. К нам уже набежало немало мужиков из Литвы с Польшей, среди которых хватает католиков. А ещё есть арнауты, венгры, молдаване, валахи, южные славяне и немцы. Последние едут из Европы, спасаясь от бесконечных войн, уже на законных основаниях, заключив договора с моими вербовщиками. Вот Одоевский и станет генерал-губернатором нового края, пока он не будет должным образом освоен и разделён на более мелкие административные единицы. Я тоже перебираюсь на юг, где буду помогать бывшему канцлеру. Но моя основная задача — это подготовка армии к следующему рывку. Нужно сломать хребет Порте, пока есть такая возможность.
В комнате повисло молчание. Братец обдумывал мои слова, а я допил вино, снова наполнил бокал и продолжил.
— Весной мне предстоит поездка в Ревель на встречу с Карлом Шведским. Скорее всего, мы придём к соглашению, и Россия выкупит земли, отданные по Выборгскому трактату. Поэтому тебе прибавится дополнительных дел. Я буду осваивать юг, а ты северо-запад. Заранее подумай, кого назначить губернатором наших новых и одновременно старых земель.
— Фёдор, это неподъёмная для меня ноша. Лучше отказаться сейчас, чем потом разочаровать тебя, — Ваня сделал очередную попытку отказаться.
— А кому я могу передать Россию? Если завтра меня не станет, ты тоже откажешься от регентства и передашь моего сына в загребущие руки бояр? — это удар ниже пояса, но иначе нельзя, — Одиннадцать лет мы вместе выстраивали механизм управления страной. Созданы министерства и иные ведомства, тщательно подобраны люди, включая даже среднее звено. Губернаторы — давно обычные исполнители, находящиеся под жестоким надзором, а не практически удельные правители. Есть царская канцелярия с Ревизион-отделом, ВВ, полиция и наполняемая казна. Это огромное подспорье, которого ранее не было у русских правителей. Твоё дело не разрушить работающий механизм, а может, внести в него, что-то новое.
— Мне не хватает твоей твёрдости, брат, — тихо произнёс Иван, сняв очки и начав протирать их тряпочкой, — Ведь иногда придётся наказывать и даже казнить людей. Я не смогу.
Хороший он человек, а финансист от бога! Думаю, проблемы с психологией у брата начались после Стрелецкого бунта. Не каждый выдержит, когда на твоих глазах толпа буквально разрывает на части знакомых тебе людей. Вон у Петра вообще развилась психологическая травма, сломавшая юношу. Иван слеплен из другого теста и на самом деле ничего не боится. Он просто сторонится подобных ситуаций, закрывшись в некий вариант кокона. Только пора выходить из тени. Признаюсь, что я хочу вырваться из Москвы и заняться другим делом, дабы уйти от мыслей о сыне. Но и пора подтягивать родственников, чтобы быть уверенным за будущее страны.