– Добралась до Айовы, – заметил доктор.
– Если ты больше не вернешься в Бомбей, Фаррух, ты мог бы отдать эту квартиру заместителю комиссара и миссис Пател. – Фраза была произнесена с почти полным безразличием. Сценаристу оставалось только восхищаться скрытным характером, который он создал; Дхар был почти абсолютно непроницаем. – Я не имею в виду действительно отдать им – хороший детектив наверняка истолкует это как взятку, – продолжал Дхар. – Но, скажем, ты мог бы продать ее им за смешную сумму – например, за сто рупий. Только, конечно, с условием, что Пателы будут держать слуг – пока Налин и Рупа живы. Я знаю, что ты не захочешь выставлять их на улицу. Что касается жилищного комитета, я уверен, что они не будут возражать против Пателов, – каждый квартирант хотел бы иметь в доме полицейского. – Дхар снова указал своим лонгетом на запад. – Я считаю, что этот вид в чем-то помог бы Нэнси, – добавил актер.
– Вижу, ты думал об этом, – сказал Фаррух.
– Просто идея – если ты больше никогда не вернешься в Бомбей, – ответил Джон Д. – Я имею в виду – если действительно никогда.
– А ты когда-нибудь вернешься? – спросил доктор Дарувалла.
– Не раньше чем через миллион лет, – сказал Инспектор Дхар.
– Это старая реплика! – с любовью сказал Фаррух.
– Ты написал, – напомнил ему Джон Д.
– Ты все время напоминаешь мне об этом, – сказал доктор.
Они стояли на балконе до тех пор, пока Аравийское море не стало цвета перезрелой вишни, почти черным. Джулии пришлось убрать со стеклянной столешницы содержимое карманов Джона Д., чтобы поужинать. Эта привычка осталась у Джона Д. с детства. Он приходил в дом или в квартиру, снимал пальто, туфли или сандалии и выкладывал содержимое карманов на ближайший стол; это был не просто знак того, что он чувствовал себя как дома, – причиной были дочери Даруваллы. Когда они жили с родителями, больше всего на свете они любили бороться с Джоном Д. Он ложился спиной на коврик, или на пол, или иногда на диван, и девочки набрасывались на него; он берег их от малейших травм – просто оборонялся. И поэтому Фаррух и Джулия никогда не выговаривали ему за содержимое его карманов, которое в беспорядке было свалено на столе каждого дома или квартиры, где они когда-либо жили. Ключи, кошелек, иногда паспорт… А сегодня вечером на стеклянной столешнице в квартире Даруваллы на Марин-драйв лежал билет на самолет.
– Ты улетаешь в четверг? – спросила его Джулия.
– В четверг! – воскликнул доктор Дарувалла. – Это послезавтра!
– Вообще-то, я должен поехать в аэропорт в среду вечером – это ведь ранний ночной рейс, – сказал Джон Д.
– Завтра вечером! – воскликнул Фаррух.
Доктор взял у Джулии бумажник Дхара, ключи и билет на самолет и положил их на буфет.
– Не сюда, – сказала ему Джулия, доставая из буфета одно из вечерних блюд.
Поэтому доктор Дарувалла перенес содержимое карманов Джона Д. в фойе на низкий столик у двери, полагая, что Джон Д., уходя, обязательно увидит свои вещи и не забудет их.
– А зачем мне оставаться дольше? – спрашивал Джулию Джон Д. – Вы и сами скоро в путь, верно?
Между тем доктор Дарувалла задержался в фойе; он изучил билет Дхара на самолет. «Свисэйр», то есть «Швейцарские авиалинии», без пересадок до Цюриха. Рейс 197, отправление в четверг в 1:45 ночи. Первый класс, место 4B. Дхар всегда выбирал место возле прохода, потому что он был любителем пива; при девятичасовом полете придется не раз вставать, чтобы попи́сать, – он не хотел лазить через чьи-то колени.
Тут же, прежде чем присоединиться к Джону Д. и Джулии и сесть за стол, накрытый для ужина, доктор Дарувалла принял решение; в конце концов, он писатель, как сказал ему Дхар. Писатель может все устроить. Они близнецы; они не обязаны нравиться друг другу, но им не обязательно быть одинокими.
Радостно улыбаясь Джону Д., Фаррух с удовольствием поужинал (он настаивал на том, что это называется ужин, а не обед). Ты мне еще ответишь за свои экивоки! – подумал доктор Дарувалла, а вслух сказал:
– Зачем тебе еще оставаться! Что сейчас улетать, что потом…
И Джулия, и Джон Д. посмотрели на доктора так, как будто его хватил удар.
– Ну, я имею в виду… я, конечно, буду скучать по тебе – но скоро увижу тебя так или иначе. В Канаде или в Швейцарии… Я с нетерпением жду возможности провести побольше времени в горах.
– Ты? – спросила его Джулия. Фаррух ненавидел горы. Инспектор Дхар только внимательно посмотрел на него.
– Да, это очень полезно, – заметил доктор. – Весь этот швейцарский воздух[113], – рассеянно сказал он; он думал о соответствующей авиакомпании и о том, как он купит билет первого класса в Цюрих для Мартина Миллса на «Свисэйр-197», вылетающий ночью в четверг. Место 4A. Фаррух надеялся, что экс-миссионер оценит место у окна, а также своего интересного попутчика.
Они чудесно провели время за великолепным ужином. Обычно, когда доктор Дарувалла знал, что расстается с Джоном Д., он мрачнел. Но сегодня доктор испытывал эйфорию.
– У Джона Д. есть потрясающая идея – насчет этой квартиры, – сказал Фаррух жене.
Джулии очень понравилась эта идея; втроем они долго говорили об этом. Детектив Пател был человеком гордым, то же самое и Нэнси. Их бы задело, если бы они почувствовали, что им предлагают квартиру в качестве благотворительности; фокус состоял в том, чтобы они подумали, будто оказывают чете Дарувалла услугу, заботясь о старых слугах и поддерживая их. Сидящие за столом с восхищением отзывались о заместителе комиссара; а о Нэнси они могли говорить часами – она, конечно, была сложной натурой.
С Джоном Д. всегда было легче говорить о ком-то другом – разговоров о себе актер избегал. И беседа оживилась, когда доктор передал, что думает заместитель комиссара по поводу Рахула… о малой вероятности того, что его повесят.
Джулия и Джон Д. редко видели Фарруха таким раскрепощенным. Доктор говорил о своем большом желании почаще встречаться со своими дочерьми и внуками и все повторял, что хочет больше видеть Джона Д. – «в твоей швейцарской жизни». Оба мужчины выпили много пива и допоздна засиделись на балконе, пока на Марин-драйв не затихло движение автомобилей. Джулия сидела с ними.
– Знаешь, Фаррух, я ценю все, что ты для меня сделал, – сказал актер.
– Было славно, – ответил сценарист.
Фаррух сдержал слезы – он был сентиментальным человеком. Сидя в темноте, он чувствовал себя вполне счастливым. Запах Аравийского моря, испарения города, даже вечная вонь забитых стоков и неустранимый дух человеческого дерьма – все это почти улеглось вокруг. Доктор Дарувалла настоял на том, чтобы выпить за Дэнни Миллса; Дхар вежливо поддержал тост в память Дэнни.
– Он не был твоим отцом, я в этом абсолютно уверен, – сказал Фаррух Джону Д.
– Я тоже в этом уверен, – ответил актер.
– Почему ты так счастлив, Liebchen? – спросила Фарруха Джулия.
– Он счастлив, потому что уезжает из Индии и никогда сюда не вернется, – ответил Инспектор Дхар; реплика прозвучала чуть ли не самонадеянно.
Это слегка раздражало Фарруха, который подозревал, что отъезд из Индии и обещание никогда не возвращаться были трусостью с его стороны. Джон Д. считал его, как и своего близнеца, слабаком – если только Джон Д. действительно полагал, что доктор никогда не вернется.
– Вы скоро поймете, почему я счастлив, – сказал доктор Дарувалла.
Когда он заснул на балконе, Джон Д. отнес его в постель.
– Посмотри на него, – сказала Джулия. – Он улыбается во сне.
Еще будет время скорбеть о Мадху. Будет время беспокоиться и о Ганеше, колченогом мальчике. А на следующий день рождения доктору стукнет шестьдесят лет. Но сейчас доктор Дарувалла представлял своих близнецов на «Свисэйр-197». Девять часов в небе должно быть достаточно для начала отношений, подумал он.
Джулия пыталась читать в постели, но Фаррух отвлек ее; он громко рассмеялся во сне. Должно быть, он пьян, подумала она. Затем она увидела, как хмурится его лицо. Какой стыд, думал доктор Дарувалла, лучше бы ему самому оказаться рядом с ними в самолете – просто смотреть на них и слушать. Какое место находится напротив прохода 4B? – гадал доктор. Место 4J? Фаррух много раз летал в Цюрих на «Боинге-747»; он надеялся, что сиденье через проход от 4B будет 4J.
– Четыре джей, – сказал он стюардессе.
Джулия положила книгу и уставилась на него.
– Liebchen, – прошептала она, – просыпайся или спи.
Но ее муж снова безмятежно улыбался. Доктору Дарувалле снилось, что он в самолете. Было самое начало четверга – 1:45 ночи, если точно, – «Свисэйр-197» вылетал из Сахара. Сидя по разные стороны прохода, близнецы смотрели друг на друга; ни один не решался заговорить. Потребуется какое-то время, чтобы кто-то сломал лед, но доктор был уверен, что все девять часов они не смогут хранить молчание. Хотя у актера было больше интересной информации, Фаррух бился об заклад, что бывший миссионер первым начнет болтать. Мартин Миллс проболтает всю ночь, если Джон Д. не начнет отвечать в порядке самозащиты.
Джулия смотрела, как ее спящий муж касается руками живота. Доктор Дарувалла проверял, чтобы его ремень безопасности был правильно пристегнут; затем он откинулся на спинку кресла, чтобы насладиться долгим полетом.
Просто закрой глаза
В среду на следующий день доктор Дарувалла наблюдал с балкона закат, на этот раз с близнецом Дхара. У Мартина были сплошные вопросы относительно его билета на самолет. Сценарист уклонялся от них с искусством того, кто уже представлял себе будущий диалог.
– Я лечу в Цюрих? Странно, я бы так не поступил, – заметил экс-миссионер.
– У меня связи в «Свисэйр», – сказал Фаррух. – Я часто летаю, поэтому мне делают особое предложение.
– О, понятно. Ну, я очень благодарен. Я слышал, это замечательная авиакомпания, – сказал бывший схоласт. – Это билет первого класса! – внезапно воскликнул Мартин. – Я не смогу вернуть вам деньги за первый класс!