Он научил ее выдавать себя за проститутку в этих ужасных переулках, названных как немецкие реки и выходящих на Кайзерштрассе, – это был ее первый криминал, пусть мелкий, но волнующий. Она запрашивала такую цену, что только тупые богатые туристы или бизнесмены готовы были следовать за ней в жалкую комнатенку на Эльбештрассе или на Мозельштрассе; Дитер уже ждал там. Нэнси заставляла клиента заплатить еще до того, как она отпирала дверь комнаты; едва они оказывались внутри, как неожиданно выскакивал Дитер, грубо хватал ее и швырял на кровать, обвиняя в неверности и непорядочности, угрожая убить, тогда как клиент, заплативший за ее услуги, неизменно убегал. Никто из мужчин ни разу не попытался ее защитить. Нэнси нравилось обращать в свою пользу их похоть – в их неизменной трусости было что-то отрадное. Она считала, что сводит счеты с теми мужчинами, которые заставляли ее чувствовать себя такой жалкой в отделе поставок кормов и зерна.
По теории Дитера все немцы были сексуально закомплексованы. Именно поэтому он предпочитал Индию; это была страна и духовности, и чувственности. Он имел в виду следующее: за очень небольшие деньги здесь можно было купить все, что угодно. Он имел в виду женщин и юных девушек, в дополнение к гашишу и марихуане, но говорил ей только о качестве гашиша – о том, сколько он заплатит там и сколько получит за него в Германии. В свои планы он Нэнси не посвящал, умалчивая о том, что намеревается провозить свой товар через немецкие таможни с расчетом на ее американский паспорт и деревенский вид. С помощью Нэнси он также планировал провозить немецкие марки через индийские таможни. (Марки он вез в Индию, а обратно вез гашиш.) Дитер уже совершал раньше такие поездки с американскими девушками; он также использовал канадских девушек – их паспорта вызывали даже меньше подозрений.
С представительницами обеих стран Дитер придерживался простого правила: он никогда не летал с ними на одном самолете; сначала проверял, что они прибыли и прошли через таможню, а затем уже садился на самолет в Бомбей. Он всегда говорил им, что хочет, чтобы они оправились от смены часовых поясов в удобном номере в «Тадже», потому что, когда он прилетит, они займутся «серьезным делом»; он имел в виду – они будут останавливаться в менее приметных местах, и он знал, что поездка на автобусе из Бомбея в Гоа будет малоприятной. Дитер мог купить все, что нужно, в Бомбее; но неизбежно некий друг его друга убеждал закупаться в Гоа. Гашиш был там дороже, потому что европейские и американские хиппи хватали его, как газированную воду, но качество его было более надежным. Это качество и приносило хорошую цену во Франкфурте.
Что касается возвращения в Германию, Дитер вылетал на день раньше своей молодой напарницы; если бы ее задержали на немецкой таможне, для Дитера это означало бы, что он не должен с ней встречаться. Но у Дитера все было продумано до мелочей, и ни одна из его девиц ни разу не попалась – ни здесь, ни там.
Дитер снабжал их потрепанными путеводителями и романами в мягкой обложке, которые в случае экстрима предполагали серьезность досматриваемого лица. Страницы путеводителей были с загнутыми уголками и разными пометками, чтобы привлечь внимание таможенников к тем невыносимо скучным областям культурного или исторического значения, которые интересны лишь молодым специалистам того или иного профиля. Что касается романов Германа Гессе или Лоуренса Даррелла в бумажной обложке, они довольно стандартно указывали на предрасположенность читательниц к мистико-поэтическому началу; последнее же должностными лицами списывалось со счетов как привычный морок молодых женщин, для которых деньги никогда не были главным стимулом в жизни. А если нет мотива прибыли, то какой тут может быть незаконный оборот наркотиков.
Тем не менее эти молодые женщины не были избавлены от проверки на предмет хотя бы разового употребления наркотиков; их личные вещи тщательно перетряхивались в поисках пусть даже самой скромной заначки. Однако у них никогда не обнаруживали даже мизерной улики. Дитер был бесспорно умен; большие объемы зелья всегда успешно закупоривались в недоступный нюху собак контейнер, являвший собой вопиюще-пошлый образчик изобретательности.
Теперь, по прошествии времени, бедная Нэнси готова была признать, что рабская зависимость Дитера от его сексуальных пороков сказалась на всех прочих его талантах. В относительной безопасности ванной в номере Дарувалла в отеле «Бардез» Нэнси решила, что она привязалась к Дитеру только из-за секса. Ее дружки-футболисты были олухами, и большую часть времени с ними она была пьяна от пива. С Дитером же она выкуривала лишь безопасную порцию гашиша или марихуаны – Дитер не был олухом. Это был приятной внешности очень худой молодой человек, который недавно оправился от смертельно опасной болезни; если бы его не убили, то, несомненно, он стал бы одним из тех мужчин, которых интересуют все более юные и наивные существа женского пола; его растущий сексуальный аппетит смешивался с его желанием подвергать девственниц испытаниям, которые планомерно разрушают личность. Ибо, как только он позволил Нэнси слегка осмелеть в плане секса, он тут же подорвал то немногое, что было у нее от чувства собственного достоинства; он заставил ее сомневаться в себе и ненавидеть себя так, как прежде она не могла себе представить.
В начале Дитер просто спросил ее:
– Помнишь свой первый сексуальный опыт, который как-то тебя удовлетворил?
И когда она не ответила ему, потому что подумала про себя, что мастурбация была ее единственным сексуальным опытом, который ее как-то удовлетворял, он вдруг сказал:
– Мастурбация, верно?
– Да, – тихо сказала Нэнси.
Он был очень нежен с ней. Поначалу они просто поговорили об этом.
– Все люди разные, – философски заметил Дитер. – Ты просто должна узнать, какой он, твой собственный лучший путь.
Потом он рассказал ей несколько историй, чтобы снять ее напряжение. Однажды, еще подростком, он взял и украл пару трусов из ящика для нижнего белья у лучшей подруги своей матери.
– Когда они перестали пахнуть, я положил их обратно в ее ящик и украл новую пару, – сказал он Нэнси. – Я всегда боялся, что меня застукают за мастурбацией. Я знал одну девушку, которая могла заниматься этим только стоя.
Нэнси сказала:
– А мне для этого надо лечь.
Сам по себе этот разговор был более интимным, чем все, что она знала до того. Это выглядело так естественно, когда он попросил показать ему, как она мастурбирует. Она покорно легла на спину, сжав левой рукой левую ягодицу; она не касалась клитора (это ей не помогало). Просто она стала гладить себя чуть выше тремя пальцами правой руки – расправив как крылья большой палец и мизинец. Она повернула голову набок, и Дитер лег рядом, целуя ее, пока она не отвернулась, чтобы перевести дыхание. Когда она кончила, он вошел в нее; в такой момент она всегда была возбуждена.
Однажды, когда она кончила, он сказал:
– Перевернись на живот. И подожди. У меня есть для тебя сюрприз.
Вернувшись, он устроился рядом на постели и стал без устали целовать ее – глубокими, с атаками языком поцелуями, при этом он протянул руку к ее паху и стал касаться ее точно так же, как делала она сама. Прежде она никогда не видела искусственного пениса под названием дилдо.
Другой рукой он стал медленно вводить дилдо в нее; сначала она напряглась, как будто хотела освободиться от этого, но затем подалась навстречу. Это было очень крупное орудие, но он ни разу не сделал ей больно, и когда она так возбудилась, что уже не могла отвечать на поцелуи и закричала, он вынул дилдо и сам вошел в нее, сзади, так и не убрав другой руки и продолжая пальцами касаться ее там, внутри. (По сравнению с искусственным пенисом Дитер слегка разочаровывал.)
Ее родители когда-то предупреждали Нэнси, что «эксперименты с сексом» могут свести с ума, но в легком помешательстве, которое разжигал Дитер, казалось, нет ничего опасного. Тем не менее это был не лучший повод, чтобы отправляться в Индию.
Незабываемое прибытие
С ее визой были какие-то проблемы, и она волновалась, правильные ли инъекции ей сделали; поскольку названия прививок были по-немецки, она не понимала, все ли прививки сделаны. Она была уверена, что берет с собой слишком много таблеток против малярии, но Дитер не мог сказать, сколько нужно; казалось, что он равнодушен к болезням. Он был больше озабочен тем, чтобы индийские таможенники не конфисковали дилдо, но, чтобы этого не случилось, сказал он, Нэнси ни в коем случае не должна его прятать. Дитер настоял, чтобы она носила его в открытую – вместе с предметами личной гигиены, в ручной клади. Но орудие было огромным. Хуже того, оно было пугающе розоватым, нарочито телесного цвета, а головка, полностью открытая, как после обрезания, была сизого оттенка – как член на холоде, подумала Нэнси. На месте якобы удаленной крайней плоти был остаток смазки, которая никогда не оттиралась полностью.
Нэнси положила эту штуковину в длинный, почти на всю голень, старый белый спортивный носок. Она молилась, чтобы индийские таможенники решили, что дилдо предназначен для каких-то неведомых медицинских целей – то есть не для того, для чего он действительно служит. Разумеется, она хотела, чтобы Дитер сам взял эту штуку в свой самолет, но он объяснил, что таможенники могут принять его за гомосексуалиста, а к гомосексуалистам, чтобы она знала, обычно скверно относятся, в какую бы страну они ни прибыли. Дитер также сказал Нэнси, что везет с собой незадекларированные дойчмарки и по этой причине не хочет, чтобы она летела вместе с ним, – зачем ее подставлять, если сам он вдруг попадется.
Отмокая в ванне отеля «Бардез», Нэнси задавалась вопросом, почему она поверила ему; задним числом все его вранье было очевидно. Нэнси размышляла о том, что Дитер без труда убедил ее взять с собой в Бомбей фаллоимитатор. Вообще-то, дилдо уже не впервой легко проникал в Индию, но сколько же возникло проблем из-за этого конкретного экземпляра!