Впереди перед их машиной двое молодых людей поддерживали пьяного или одурманенного наркотиками спутника. Они остановились, переходя дорогу, будто не были уверены в действиях водителя. Но такси все стояло, и Нэнси возмущалась, что оба тамила все еще спорят. Она наклонилась вперед и ударила своего водителя искусственным членом по затылку. При этом носок соскочил с члена. Водитель обернулся к ней, и она ударила его прямо по носу огромным членом.
– Гони! – крикнула она на тамильском языке.
Таксист, соответственно впечатленный гигантским фаллосом, газанул вперед под светофор, который снова зажегся красным. К счастью, никаких других машин на улице не было. А к несчастью, двое молодых людей и повисший между ними спутник оказались прямо на пути такси. Поначалу Нэнси показалось, что сбиты все трое. Позже она отчетливо вспомнила, что двое из них сбежали, хотя она не могла сказать, что на самом деле видела удар; должно быть, она зажмурилась.
Пока англичанин помогал водителю разместить тело на переднем сиденье такси, Нэнси поняла, что сбитый машиной молодой человек был тем самым то ли пьяным, то ли обколовшимся. Ей не приходило в голову, что молодой человек, возможно, был уже мертв, когда автомобиль сбил его. Но это и было темой разговора англичанина с водителем-тамилом; не бросили ли этого юношу намеренно под такси, и вообще, был ли он в сознании при этом?
– Он уже выглядел мертвым, – продолжал говорить англичанин.
– Да, он умирать прежде! – крикнул тамил. – Я не убивать его!
– Он что, мертв? – тихо спросила Нэнси.
– О, определенно, – ответил англичанин.
Как и инспектор таможни, он смотрел мимо нее, но жена англичанина уставилась на Нэнси, все еще сердито сжимавшую искусственный член. По-прежнему не глядя на нее, англичанин вручил ей носок. Она спрятала в него орудие и сунула в свою большую мешкообразную сумку.
– Это ваш первый визит в Индию? – спросила ее англичанка, а безумный тамил гнал все быстрее и быстрее по улицам, теперь все больше и больше озаряемым электрическим светом; повсюду на тротуарах возвышались холмиками тела спящих бомбейцев.
– В Бомбее половина населения спит на улицах, но здесь действительно вполне безопасно, – сказала англичанка.
Английская пара объясняла себе гримасу на лице Нэнси тем, что девушка – новичок в городе с его запахами. На самом деле это остатний запах ребенка так исказил лицо Нэнси – как могло что-то столь маленькое издавать такое зловоние?
Тело на переднем сиденье выглядело теперь действительно мертвым. Голова молодого человека безжизненно переваливалась туда-сюда, плечи неестественно обмякли. Всякий раз, когда тамил тормозил или поворачивал, тело реагировало на это, как мешок с песком. Слава богу, что Нэнси не видела лица молодого человека, которое глухо ударялось о лобовое стекло и вплотную прижималось к нему, пока тамил снова не поворачивал, а затем разгонялся.
По-прежнему не глядя на Нэнси, англичанин сказал:
– Не обращай внимания на тело, дорогая.
И казалось неясным, к кому он обращается – к Нэнси или к своей жене.
– Мне все равно, – ответила его жена.
Над Марин-драйв, как теплое шерстяное покрывало, висела плотная пелена смога, и Аравийского моря не было видно, но англичанка указала в ту сторону, где оно должно было быть.
– Там океан, – сказала она Нэнси, которая стала зажимать себе рот.
Рекламные объявления на фонарных столбах не читались из-за смога. Огни, цепочкой протянувшиеся вдоль Марин-драйв, не были рассчитаны на смог и были белыми, а не желтыми.
Глядя из мчащегося такси, англичанин указал на завесу смога.
– Это «Ожерелье королевы», – сказал он Нэнси.
Такси катило дальше, и он добавил, скорее чтобы взбодрить себя и жену, чем чтобы успокоить Нэнси:
– Ну вот, мы почти на месте.
– Меня сейчас вырвет, – сказала Нэнси.
– Не думайте о том, что вам плохо, дорогая, и вам не будет плохо, – сказала англичанка.
Такси свернуло с Марин-драйв на более узкие, извилистые улицы; три живых пассажира замерли по углам, а мертвый юноша на переднем сиденье, казалось, ожил. Он стукнулся головой о боковое стекло, нырнул вперед, приложившись лицом к лобовому стеклу, и откинулся на водителя, который локтем отпихнул тело. Молодой человек как будто вскинул руки к лицу, словно вспомнив что-то важное, а затем его тело снова обмякло.
Послышались какие-то свистки, громкие и пронзительные. Это высокие швейцары-сикхи управляли движением автомашин возле отеля «Тадж-Махал», но Нэнси хотелось найти хоть одного полицейского. Неподалеку у неясно вырисовывавшихся Ворот Индии девушке померещилось что-то вроде полиции – там светились огни, слышались какие-то вопли, в общем, шум, гам и непорядок. Поначалу во всем обвинили попрошаек-мальчишек; им, дескать, не удалось выудить ни одной рупии у пары молодых шведов, которые демонстративно, с помощью профессиональной фототехники, вспышки и отражателей, фотографировали Ворота Индии. Оборванцы помочились на символические ворота, дабы испортить снимок. Однако им не удалось шокировать иностранцев – шведы сочли их действия символичными, – и тогда нищие попытались помочиться на фотооборудование, что и вызвало скандал.
Но дальнейшее расследование показало, что шведы как раз заплатили попрошайкам, чтобы те пописали на Ворота Индии, но это, увы, не имело дополнительного эффекта, поскольку ворота и так уже были в грязных пятнах. Беспризорники никогда не стали бы мочиться на фотоаппаратуру шведов; это было бы слишком смелым для них – они просто жаловались, что за подмоченные Ворота Индии им заплатили маловато. Вот в чем была истинная причина скандала.
Все это время мертвому молодому человеку в такси пришлось ждать. Выруливая к «Таджу», водитель-тамил закатил истерику; мертвеца ему подбросили прямо под автомобиль, судя по всему, там вмятина. Английская пара призналась полицейскому, что тамил поехал на красный свет (после удара дилдо). Полицейский констебль, который наконец освободился от разбора преступления, заключавшегося в мочепускании на Ворота Индии, был сбит с толку. Нэнси же было неясно, обвиняет ли ее английская пара в несчастном случае, если это действительно был несчастный случай. В конце концов, тамил и англичанин соглашались, что молодой человек выглядел мертвым еще до того, как упал под такси. Однако Нэнси было ясно, что полицейский не знает, что такое дилдо.
– Пенис довольно большой, – объяснял англичанин констеблю.
– Она? – спросил полицейский, указывая на Нэнси. – Она ударять владельца такси с чем?
– Вы должны показать ему это, дорогая, – сказала англичанка.
– Я не собираюсь ничего показывать, – сказала Нэнси.
Наш друг настоящий полицейский
Только через час Нэнси освободилась, чтобы зарегистрироваться в отеле. А еще спустя полчаса – она только что приняла горячую ванну – к ней в номер явился второй полицейский. Это не был констебль – ни тебе голубых шорт непомерной ширины, ни дурацких гетр. Это не был еще один болван в пилотке Неру; этот был в офицерской фуражке с эмблемой полиции штата Махараштра, в рубашке цвета хаки, в брюках такого же цвета, в черных туфлях и с револьвером. Это был дежурный офицер из отдела полиции Колаба, которому был подведомствен «Тадж». Еще без обвисших щек, но уже тогда отмеченный тонкими, с карандаш, усиками, – двадцатью годами позже он будет иметь повод допросить доктора Даруваллу и Инспектора Дхара в клубе «Дакворт», – молодой инспектор Пател производил хорошее первое впечатление. В самообладании молодого полицейского уже угадывалось его будущее как заместителя комиссара.
Инспектор Пател был напористым, но вежливым, и даже в свои двадцать с небольшим он как детектив вселял страх, потому что своими вопросами ставил людей в тупик. Его манера вести допрос вызывала у вас убеждение, что он уже знал ответы на многие вопросы, которые сам же задал, хотя обычно он этого не знал; таким образом, он призывал вас сказать правду, давая понять, что ему уже все известно. И его метод допроса имел дополнительный подтекст, когда по вашим ответам инспектор Пател мог определить, что вы сами из себя представляете.
В своей нынешней ситуации Нэнси была беззащитна перед таким непривычно правильным молодым человеком с приятной внешностью. Нэнси можно было посочувствовать: инспектор Пател был не тем человеком, кому даже наглая или в высшей степени уверенная в себе молодая женщина решилась бы показать дилдо. Кроме того, было около пяти утра. Возможно, уже просыпались некоторые нетерпеливые ранние пташки, чтобы возвестить о восходе солнца, который – сияя над водой и обрамленный прекрасной аркой Ворот Индии – все еще мог напомнить о лжевеличии дней британского владычества, но бедная Нэнси была не из таких пташек. К тому же ее окна и небольшой балкон не выходили на море. Дитер заказал ей номер подешевле.
Внизу в серо-коричневом свете шевелилось обычное сборище нищих – в основном маленьких уличных артистов. У прилетавших со всех концов земли туристов, еще не пришедших в себя от смены часовых поясов, первым впечатлением от Индии в свете начинающегося дня были они – рано встающие беспризорные дети.
Нэнси сидела в халате в изножье кровати. Инспектор устроился на единственном стуле, который не был завален ни ее одеждой, ни ее сумками. До слуха обоих доносилось, как выливается вода из ванны Нэнси. Прежде всего, как и советовал Дитер, в глаза здесь бросались подержанный путеводитель, который никто не держал в руках, и нечитанный роман Лоуренса Даррелла.
– Нет ничего необычного в том, – сказал ей инспектор, – что сначала человека убивают, а потом бросают перед движущимся автомобилем. В данном случае необычно лишь то, что этот фокус столь очевиден.
– Но не для меня, – сказала Нэнси.
Она объяснила, что не заметила момента столкновения; она думала, что все трое попали под машину, – возможно, потому, что зажмурилась.
– Англичанка тоже не видела этого момента, – сообщил ей инспектор Пател. – Вместо этого она смотрела на вас, – пояснил он.