– А, понятно, – сказала Нэнси.
Англичанин же был абсолютно уверен, что тело человека – без сознания или уже мертвого – бросили на дорогу перед приближающимся автомобилем.
– Но водитель такси не знает, что конкретно он видел, – сказал инспектор Пател. – Тамил постоянно меняет свои показания.
Нэнси продолжала безучастно смотреть на него, и полицейский добавил:
– Водитель говорит, что его отвлекли.
– Чем? – спросила Нэнси, хотя она знала чем.
– Тем, чем вы его ударили, – ответил инспектор Пател.
Возникла неловкая пауза, во время которой полицейский переводил взгляд со стула на стул, обозревая пустые сумки Нэнси, две ее книги, одежду. Нэнси подумала, что он, должно быть, по крайней мере на пять лет старше ее, хотя выглядит моложе. Благодаря своей самоуверенности он казался обезоруживающе взрослым; но это не была наглая высокомерность копа. Инспектор Пател не выказывал никакой развязности; его сдержанная манера поведения объяснялась абсолютно правильно поставленной целью. Нэнси поразило то, что его добропорядочность притягивала. И она подумала, какой у него замечательный цвет кожи – как кофе со сливками; у него были угольно-черные волосы и такие тонкие, идеально подровненные усики, что Нэнси захотелось их потрогать.
Общая элегантность молодого человека находилась в очевидном противоречии с отсутствием у него амбиций, которые обычно ассоциируются со счастливо женатым мужчиной. Здесь, в «Тадже», в присутствии такой полногрудой блондинки в халате, инспектор Пател выглядел явно неженатым; он контролировал как свои действия, так и каждое движение Нэнси, включая конкретные улики в ее номере. Она не понимала, что он ищет дилдо.
– Могу ли я увидеть, чем вы ударили таксиста? – спросил наконец инспектор.
Бог знает, как идиот-тамил описал этот предмет. Нэнси пошла за дилдо в ванную, поскольку решила держать его вместе с туалетными принадлежностями. Бог знает, что британская пара наплела инспектору. Если инспектор говорил с ними, они, несомненно, описали ее как грубую молодую женщину, которая размахивала огромным членом.
Нэнси отдала дилдо инспектору Пателу и снова присела на край кровати. Не глядя на нее, молодой полицейский вежливо вернул предмет.
– Простите, но я должен был взглянуть на это, – сказал инспектор Пател. – А то я плохо представлял себе, – пояснил он.
– Обоим водителям было полностью заплачено в аэропорту, – сказала ему Нэнси. – Я не люблю, когда меня дурят.
– В такой стране женщине лучше не путешествовать в одиночку, – сказал инспектор. По тому, как он быстро глянул на нее, она поняла, что это вопрос.
– Меня встречают друзья, – сказала Нэнси. – Я просто жду их звонка. – (Дитер советовал ей сказать об этом. Судя по ее студенческой одежде и дешевым сумкам, она не могла позволить себе долго оставаться в «Тадже».)
– Стало быть, вы отправитесь дальше с друзьями или останетесь в Бомбее? – спросил ее инспектор.
Нэнси осознала, что преимущество на ее стороне. Пока она держала дилдо, молодому полицейскому было неловко смотреть ей в глаза.
– Как они, так и я, – равнодушно сказала она.
Она держала пенис на коленях. Оказалось, что при малейшем усилии запястья можно постукивать головкой обрезанного члена по голому колену. Инспектор Пател перевел взгляд на ее босые ноги, – возможно, они поразили его своей невероятной белизной или невообразимым размером: даже голые, стопы Нэнси были больше обутых ног инспектора.
Нэнси беззастенчиво, в упор изучала его. Она наслаждалась выступающими скулами его резко очерченного лица; она не могла себе представить это лицо – пусть через двадцать лет – с обвисшими щеками. Она думала о том, что у него самые черные на свете глаза и самые длинные на свете ресницы.
По-прежнему глядя под ноги Нэнси, инспектор Пател огорченно сказал:
– Полагаю, что у вас нет ни номера телефона, ни адреса, чтобы я мог связаться с вами.
Нэнси показалось, что она поняла, почему ее влечет к нему. Она, конечно, очень старалась потерять в Айове свою невинность, но футболисты едва ли были причастны к этому. Своей истинной невинности она лишилась в Германии, с Дитером, и теперь та была утрачена навсегда. Но перед ней был человек, который все еще был невинен. Она, наверное, и пугала, и привлекала его – пусть он даже не знал этого, подумала Нэнси.
– Вы хотите снова меня увидеть? – спросила она его. Она подумала, что вопрос был достаточно неоднозначным, но инспектор смотрел ей под ноги – со страхом и желанием, показалось ей.
– Но вы ведь не могли бы узнать двух других людей, даже если бы мы их нашли, – сказал инспектор Пател.
– Я могла бы узнать другого водителя такси, – сказала Нэнси.
– Мы уже нашли его, – сказал инспектор.
Нэнси встала с кровати и отнесла дилдо в ванную комнату. Когда она вернулась, инспектор Пател стоял у окна, наблюдая за нищими. Она больше не хотела иметь перед ним какое-то преимущество. Может быть, представляла она, инспектор безнадежно влюбился в нее и, если она толкнет его на постель и сядет сверху, будет ее боготворить и навсегда станет ее рабом. Может быть, это даже не его она хотела; возможно, ее влекла его очевидная порядочность, и только лишь потому, что, как она чувствовала, сама она утратила свою добрую сущность, которую уже не вернуть.
Затем до нее дошло, что он больше не смотрит ей под ноги – он разглядывал ее руки. Хотя она убрала дилдо, он по-прежнему избегал смотреть ей в глаза.
– Вы хотите снова меня увидеть? – повторила Нэнси.
Теперь в ее вопросе не было никакой двусмысленности. Она стояла к нему ближе, чем это было необходимо, но он проигнорировал вопрос, указывая на детей там, внизу.
– Всегда одни и те же трюки – никогда не меняются, – заметил инспектор Пател.
Нэнси не стала смотреть на нищих; она продолжала смотреть на инспектора.
– Вы могли бы дать мне свой номер телефона, – сказала она. – Тогда я могла бы вам позвонить.
– Но зачем? – спросил ее инспектор.
Он продолжал наблюдать за нищими. Нэнси отошла от него и вытянулась на кровати. Она лежала на животе – в халате, который плотно ее облегал. Она подумала о своих светлых волосах; она подумала, что они должны выглядеть красиво, рассыпанные по подушкам, но она не знала, смотрит ли на нее инспектор Пател. Она просто знала, что подушки приглушат ее голос и что инспектору придется подойти ближе, чтобы услышать ее.
– Что, если вы мне понадобитесь? – спросила она. – Что, если у меня будут неприятности и мне понадобится полиция?
– Этого молодого человека задушили, – сказал ей инспектор Пател; по звуку его голоса она догадалась, что он стоит рядом.
Нэнси лежала, зарывшись лицом в подушки, но она вытянула руки в стороны, коснувшись краев кровати. До этого она думала, что никогда ничего не узнает о мертвом юноше – даже если его убили из злости и ненависти или же просто непреднамеренно. Теперь она знала: молодого человека не могли задушить непреднамеренно.
– Я его не душила, – сказала Нэнси.
– Я это знаю, – отозвался инспектор Пател.
Когда он тронул ее руку, Нэнси лежала абсолютно неподвижно; но больше он к ней не прикасался. Спустя секунду она услышала, что он уже в ванной комнате. Похоже, что он включил кран.
– У вас крупные руки, – отозвался он; она не двигалась. – Юношу задушили маленькими руками. Возможно, другой юноша, а возможно, женщина.
– Вы подозревали меня, – сказала Нэнси; она не была уверена, что он слышит ее сквозь шум льющейся воды. – Я сказала, вы меня подозревали, пока не увидели мои руки.
Он закрыл кран. Не много налилось, подумала Нэнси.
– Я всех подозреваю, – сказал инспектор Пател, – но вас я действительно не заподозрил в этом.
Нэнси разбирало любопытство; она встала с кровати и пошла в ванную. Инспектор Пател сидел на краю ванны, наблюдая за дилдо, который плавал кругами, как игрушечный кораблик.
– Так я и думал, что он плавает, – сказал инспектор. Затем он погрузил дилдо и, не отрывая от него глаз, держал под водой почти целую минуту. – Нет пузырьков, – сказал он. – Он плавает, потому что полый, – пояснил он ей. – Но если он состоит из двух половинок – если бы вы могли открыть его, – то были бы пузырьки. Я думал, что он открывается. – Инспектор выпустил воду из ванны и насухо вытер дилдо полотенцем. – Один из ваших друзей звонил сюда, пока вас регистрировали, – сказал инспектор Пател. – Он не хотел говорить с вами, он просто хотел знать, что вы зарегистрировались. – Нэнси встала в дверях ванной; инспектор сделал паузу, чтобы она посторонилась. – Как правило, это означает, что кто-то интересуется, благополучно ли вы прошли таможню. Поэтому я подумал, что у вас в этой штуке что-то есть. Или нет?
– Нет, – не без усилия сказала Нэнси.
– Ну, тогда я ухожу, я скажу там, чтобы все сообщения для вас передавали вам напрямую, – сказал инспектор.
– Спасибо, – ответила Нэнси.
Уже открыв дверь в холл, он протянул ей свою визитную карточку.
– Звоните мне в случае любых проблем, – сказал он ей.
Она предпочла уставиться на визитку; это было лучше, чем смотреть, как он уходит. Там было напечатано несколько телефонных номеров (один обведен шариковой ручкой), а также его имя и должность:
ВИДЖАЙ ПАТЕЛ
ИНСПЕКТОР ПОЛИЦИИ
ОТДЕЛ КОЛАБА
Нэнси не знала, как далеко от дома был Виджай Пател. Когда вся его семья отправилась из Гуджарата в Кению, Виджай поехал в Бомбей. Для представителя гуджаратцев продвинуться в полиции штата Махараштра было немалым достижением; но гуджаратское семейство торговцев Пателов не впечатляли успехи Виджая. Его отрезало от них, так же как Нэнси от Айовы, – в Найроби у них был свой бизнес.
Изучив до последней буковки визитку полицейского, Нэнси вышла на балкон и стала смотреть на нищих. Дети были довольно изобретательны в номерах, которые они исполняли, а бесчисленные повторы одного и того же действовали успокаивающе. На нее, как и на других иностранцев, наибольшее впечатление производили акробаты.