Опасаясь, как бы эта странноватая девушка там не утонула, доктор Дарувалла робко подошел к двери ванной, за которой не слышалось ни пения, ни плеска – никаких признаков «ванной жизни». Но прежде чем он успел постучать в дверь, доктор был удивлен сверхъестественными способностями купальщицы, словно она почувствовала кого-то рядом.
– Эй, там, – лаконично сказала девушка. – Не могли бы вы принести мой рюкзак? Я его забыла.
Доктор Дарувалла принес рюкзак; для своего размера он был необыкновенно тяжелым. Полный батареек, предположил Фаррух. Он осторожно приоткрыл дверь в ванную комнату, ровно настолько, чтобы просунуть рюкзак. Пар с тысячей противоречивых запахов выплеснулся наружу. Девушка сказала:
– Спасибо! Просто положите на пол.
Доктор так и сделал и закрыл за собой дверь, удивляясь металлическому звуку, с которым рюкзак коснулся пола. Мачете или пулемет, представил себе Фаррух; ни о чем таком он знать не хотел.
Джулия привела в порядок прочный стол на балконе и накрыла его чистой белой простыней. Даже в конце дня наружный свет был для операции лучше комнатного. Доктор Дарувалла собрал свои инструменты и подготовил анестезию.
Не вылезая из ванны, Нэнси дотянулась до своего рюкзака; она поискала что-нибудь немного чище того, в чем была прежде. Это был вопрос обмена одной грязноватости на другую, но ей хотелось надеть бюстгальтер, и блузку из хлопка с длинным рукавом, и длинные брюки. Ей также хотелось вымыть дилдо и, если хватит сил, развинтить сей предмет и посчитать, сколько денег осталось. Ей было противно прикасаться к члену, но она успешно вытащила его из рюкзака, ухватив большим и указательным пальцем правой руки за одно из яиц, затем бросила дилдо в ванну, где (конечно) он остался на плаву – мошонка слегка погружена, а оголенная головка приподнята, – всем своим видом смахивая на несколько озадаченного одинокого пловца. Его единственный дурной глаз смотрел на нее.
Что касается доктора Даруваллы и его жены, их растущее беспокойство ни в коей мере не убавилось при безошибочных звуках, говорящих о том, что, выпустив воду из ванны, ее снова наполнили. Это была четвертая ванна хиппи.
Можно только посочувствовать Фарруху и Джулии – они ведь не понимали природы вздохов и стонов Нэнси, пытающейся из последних сил развинтить дурацкий пенис и определить, сколько еще в нем немецких марок. В конце концов, несмотря на радости любовного пламени, вновь разгоревшегося не без участия мистера Джеймса Солтера, супруги Дарувалла с точки зрения секса были смирными душами. Учитывая пугающие размеры предмета, который они увидели в рюкзаке хиппи, а также звуки физических усилий, раздававшиеся из-за двери в ванную, можно простить Фарруха и Джулию за то, что они дали разыграться своему воображению. Откуда им было знать, что возгласы и ругательства раздосадованной Нэнси были просто результатом ее неспособности развинтить дилдо. И несмотря на то, как далеко в своем воображении они зашли, супруги не могли себе представить, что же на самом деле случилось с Нэнси.
И четырем принятым ею ваннам не смыть случившегося.
Вместе с Дитером
С того момента, как они уехали из «Таджа», все для Нэнси пошло только вниз по наклонной. Их новым жильем была маленькая гостиница «Си грин» на Марин-драйв, грязно-белого, как показалось Нэнси, цвета или, может из-за смога, серо-синяя. Дитер сказал, что ему нравится это место, поскольку оно популярно у арабских туристов, а арабы безопасны. Нэнси заметила там не так уж много арабов, но предположила, что она просто далеко не всегда их распознает. Не знала она и что подразумевает Дитер под словом «безопасны», – он только упомянул, что арабы безразличны к незаконному обороту наркотиков в таких небольших масштабах, как у него.
В «Си грин» Нэнси выяснила для себя, что чуть ли не главное в покупке высококачественных наркотических веществ – это умение ждать. Дитер сделал несколько телефонных звонков; затем они принялись ждать. По словам Дитера, лучшие сделки получались не напрямую. Сколько бы ты ни пытался осуществить прямую сделку в Бомбее, в результате ты все равно оказывался в Гоа, делая свой бизнес с другом своего друга. И всегда надо было ждать.
На этот раз «друг моего друга» оказался завсегдатаем района борделей в Бомбее, хотя, по слухам, этот парень уже уехал в Гоа; Дитеру надо было искать его там. Чтобы найти его, надо было арендовать коттедж на определенном пляже и затем ждать. Можно было поспрашивать о нем, но это бесполезно – он сам обязательно явится. На этот раз его имя было Рахул. Одно это имя ничего не говорило, а фамилия, как всегда, была неизвестна – просто Рахул. В районе красных фонарей его звали Милашка.
– Забавно, что так зовут парня, – заметила Нэнси.
– Он, наверное, один из тех муди-груди, – сказал Дитер.
Это выражение было новым для Нэнси; она сомневалась, что Дитер почерпнул его из американских фильмов.
Дитер попытался объяснить Нэнси, как выглядит трансвестит, но сам он никогда не разбирался в том, кто такие хиджры, которые действительно были кастратами, евнухами. Он путал хиджр с зенана – то бишь с трансвеститами, которые не изменяли свой пол. Хиджра однажды обнажился перед Дитером, но Дитер принял шрам за влагалище: он подумал, что этот хиджра – настоящая женщина. Что касается зенана, так называемых муди-груди, Дитер называл их также «сисястые членики». Дитер говорил, что все они педики, которые принимали эстрогены, чтобы сделать свои сиськи больше, но от эстрогенов их письки постепенно уменьшались до детских размеров.
Дитер, как правило, подробно останавливался на всем, что касалось секса, и под предлогом все же поискать Рахула в Бомбее он взял с собой Нэнси в квартал красных фонарей. Идти она не хотела, но Дитер, казалось, подтверждал на практике старое изречение, что деградация, по крайней мере, наглядна. В падении есть своя прелесть. Секс за деньги конкретен, что, вероятно, устраивало Дитера больше, чем смутная надежда найти Рахула.
Для Нэнси влажная жара и ядреный запах Бомбея стали только ощутимей возле клетушек девушек на Фолкленд-роуд. «Разве они не потрясные?» – спросил ее Дитер. Но что в них было «потрясного», ускользнуло от Нэнси. На первом этаже старых деревянных зданий были клетушки-номера с девушками, которые зазывали к себе; над этими клетушками было еще не меньше четырех-пяти этажей, с девушками на подоконниках – если окно было занавешено, значит проститутка принимала клиента. Нэнси и Дитер пили чай в «Олимпии» на Фолкленд-роуд; это было старое, увешанное зеркалами кафе, куда заглядывали уличные проститутки и их сутенеры – некоторых из них Дитер, кажется, знал. Но эти его знакомые либо не могли, либо не желали проливать свет на местонахождение Рахула; они даже не желали о нем говорить – за исключением того, что по виду он трансвестит, с которым они не хотели иметь ничего общего.
– Я же говорил тебе, что он из тех, из муди-груди, – сказал Дитер Нэнси.
Смеркалось, когда они вышли из кафе, и девушки в клетушках реагировали на Нэнси более агрессивно, чем на Дитера. Некоторые из них задирали свои юбки и делали непристойные жесты, некоторые бросали в нее мусор, а то вдруг ее окружали группы мужчин, и Дитер словно нехотя отгонял их. Казалось, он находил такое внимание к ней забавным; и чем более вульгарно оно проявлялось, тем более это забавляло Дитера.
Нэнси была слишком ошеломлена, чтобы спросить его о причине такого поведения, однако (опустившись поглубже в ванну доктора Даруваллы) она подумала, что в конце концов сама отказалась от привычки задавать ему вопросы. Держа перед собой дилдо, она погрузила его в воду, а поскольку искусственный член не был заново залеплен воском, то на стыке показались пузырьки. Боясь, как бы не намокли дойчмарки, она вынула из воды эту штуковину и вспомнила о саперной лопатке в своем рюкзаке – ее стук об пол и слышал доктор.
Дитер купил ее в Бомбее в военном магазине вещей, списанных с армейских складов. Шанцевый инструмент был оливково-серого цвета; в снаряженном виде он представлял собой лопату с коротким, двухфутовым черенком, который складывался благодаря шарниру, а лезвие лопаты можно было повернуть под прямым углом к черенку – тогда она превращалась в мотыгу. Если бы Дитер был жив, он первым согласился бы, что этот инструмент также может быть успешно использован в качестве томагавка. Он сказал Нэнси, что лопатка может пригодиться в Гоа для защиты от дакойтов, то бишь бандитов, иногда охотившихся там на хиппи, а еще чтобы можно было отрыть походный туалет. Теперь же Нэнси лишь грустно улыбнулась, подумав о дополнительных возможностях инструмента. Да, он вполне подошел для рытья могилы Дитеру.
Она закрыла глаза и опустилась глубже в ванну, все еще помня вкус сладкого, исходящего паром чая, который им подавали в «Олимпии», а также его сдержанно-горьковатое послевкусие. С закрытыми глазами в теплых объятиях воды она вспоминала, как менялось выражение ее лица в облезлых зеркалах кафе. От чая у нее стало легко в голове. Повсюду вокруг них пол был заляпан красными плевками от неведомого ей бетеля, который все жевали, и ни песни из индийских кинофильмов, ни каввали[62] из музыкального автомата в «Олимпии» не подготовили ее к какофонии, которая обрушилась на нее на Фолкленд-роуд. За Нэнси увязался пьяный мужчина и хватал ее за волосы, пока Дитер не свалил его ударом кулака, пнув вдобавок.
– Лучшие бордели находятся в комнатах над клетушками, – с видом знатока сказал ей Дитер.
Мальчик с полным воды козьим бурдюком наткнулся на нее; она была уверена, что он хотел наступить ей на ногу. Кто-то ущипнул ее за грудь, но она не видела кто – мужчина, женщина или подросток.
Дитер потащил ее в табачную лавку, где также продавались канцелярские товары, серебряные безделушки и небольшие трубки для курения марихуаны.
– О, кто пришел – сам человек-ганджа[63], мистер Гашиш! – приветствовал Дитера хозяин лавки. Он радостно улыбнулся Нэнси, указывая на Дитера, и добавил одобрительно: – Он настоящий мистер Гашиш – самый лучший курильщик ганджи!