ом плохой девушки Нэнси, возможно, скрывается девушка с добрым сердцем; доктор легко мог представить себе, что Нэнси захотела полицейского. А касательно того, что привлекло заместителя комиссара в Нэнси, тут Фаррух, как правило, отдавал предпочтение светлому цвету кожи. В конце концов, сам он обожал белокожесть Джулии, а она даже не была блондинкой. Что прошло мимо внимания доктора, изучавшего различные материалы для фильмов об Инспекторе Дхаре, так это черта, характерная для многих полицейских, – любовь к покаянию преступников. Бедный Виджай Пател обожал чистосердечные признания, а Нэнси ничего от него не утаила. Она начала с того, что вручила ему дилдо.
– Вы были правы, – сказала она ему. – Он развинчивается. Только стык был залит воском. Я не знала, что он открывается. Я не знала, что там внутри. Но посмотрите, что я привезла к вам в страну. – Инспектор Пател считал дойчмарки, а Нэнси продолжала: – Там было больше, но Дитер что-то истратил, а часть их украли. – После короткой паузы она добавила: – Было совершено два убийства и оставлен один рисунок.
И далее она рассказала ему абсолютно все, начиная с футболистов. Люди влюбляются по странным причинам.
Тем временем, ожидая ответа доктора по телефону, Нэнси стала испытывать нетерпение.
– Алло? – повторила она. – Кто это? Это доктор?
Всегда неспешный доктор Дарувалла все-таки знал, что на вопрос Нэнси придется ответить; просто он не хотел, чтобы на него наезжали. Бесчисленные дурацкие реплики заскакали в мозговом отсеке сценариста; это были остроты умника, то есть крутого парня, – обычный закадровый голос из старых фильмов об Инспекторе Дхаре («Плохое уже произошло – худшее еще происходит. Женщина это заслужила, – в конце концов, она могла что-то знать. Итак, карты на стол»). После такого бойкого творческого пути доктор Дарувалла явно испытывал проблемы с тем, что же сказать Нэнси. По прошествии двадцати лет трудно было заговорить как ни в чем не бывало, но доктор все-таки попытался.
– Так это вы! – сказал он.
На том конце провода повисло молчание. Как будто Нэнси ожидала от него не меньше чем чистосердечного признания. Фаррух почувствовал, что это несправедливо. Почему Нэнси хочет, чтобы он считал себя виноватым? Ему следовало бы знать, что к чувству юмора Нэнси непросто подобраться, однако Дарувалла, рискнув это сделать, свалял дурака.
– Ну и как нога? – спросил он ее. – Получше?
14Двадцать лет
Завершенная женщина, ненавидящая женщин
Плоская и глупая шутка доктора отозвалась пустотой в телефонной трубке, поскольку Нэнси по-прежнему молчала. Ее молчание было как эхо, будто Фаррух позвонил на край света. Затем доктор Дарувалла услышал, как Нэнси кому-то сказала: «Это он». Ее голос прозвучал невнятно, да и трубку она, скорее невольно, прикрыла ладонью. Фаррух не мог знать, насколько смиренней сделали Нэнси эти двадцать прошедших лет, погасив ее энтузиазм.
Двадцать лет назад она предстала перед молодым инспектором Пателом с завидной решимостью не только передать ему дилдо и рассказать в деталях о мерзких преступлениях Дитера, но и подкрепить исповедь намерением изменить свою жизнь. Нэнси сказала, что хочет исправить допущенные ошибки, и обрисовала свои чувства к молодому Пателу настолько выпукло, что в результате настоящий полицейский долго молчал. Как Нэнси и предполагала, ей удалось пробудить в этом инспекторе сильнейшее, мучительное желание, однако он сдержался, поскольку был не только профессиональным детективом, но и джентльменом – не чета ни туповатым футболистам, ни пресыщенным европейцам. Одно было ясно: чтобы тяга друг к другу переросла в физическую близость, Нэнси самой придется сделать первый шаг.
Хотя она была убеждена, что в итоге выйдет замуж за этого идеалиста-детектива, однако ряд независящих от нее обстоятельств отдалил это событие. Например, стресс, вызванный исчезновением Рахула. Как новичок, примкнувший к борьбе за справедливость, Нэнси была разочарована тем, что Рахула не могут найти. Убийца-зенана, лишь ненадолго получивший скандальную известность в районе публичных домов Бомбея, бесследно исчез как из Каматипуры, так и из злачных мест на Фолкленд-роуд и Грант-роуд. К тому же, как выяснил инспектор Пател, трансвестит по прозвищу Милашка всегда и везде был чужим. Его ненавидели те немногие хиджры, что его знали, – однако не меньше ненавидели его и друзья из зенана.
Рахул продавал свои услуги по необычайно высокой цене, но он продавал лишь свою внешность, в которой исключительная женственность сочеталась с физической силой и корпулентностью, что делало его весьма привлекательным экспонатом для любого борделя трансвеститов. Когда посетителя заманивали в бордель, говоря, что там находится Рахул, то сексуальные услуги клиенту оказывали другие трансвеститы – зенана и хиждры. А прозвище Милашка честно отражало как способность Рахула привлекать клиентов, так и его ущербность, поскольку, только показывая себя и никому не позволяя большего, Рахул демонстрировал свое превосходство, а это оскорбляло прочих проституток-трансвеститов.
Они видели, что он был равнодушен к возмущению, которое вызывал; он также был слишком большой, сильный и уверенный в себе, чтобы опасаться их. Хиджры ненавидели его, потому что он был зенана; его приятели-зенана ненавидели его, потому что он сказал им, что намеревается себя «завершить». Но все без исключения трансвеститы-проститутки ненавидели Рахула, потому что он не был проституткой.
О Рахуле ходили в основном грязные слухи, но инспектор Пател не мог добыть никаких доказательств, что это правда. Некоторые трансвеститы-проститутки утверждали, что Рахул часто посещал женский бордель в Каматипуре. Кроме того, трансвеститы возмущались тем, что, набивая себе цену в их публичных домах на Фолкленд-роуд и Грант-роуд, он на самом деле общался со всяким сбродом. Были также некрасивые истории относительно того, как Рахул использовал женщин-проституток в Каматипуре; утверждалось, что у него никогда не было секса с девушками – он просто бил их. При этом упоминалась гибкая резиновая полицейская дубинка. Если эти слухи были верны, то избитым девушкам нечего было показать, кроме красных отметин, которые быстро исчезали и считались несущественными по сравнению со сломанными костями и прочими ранами от смертельных ударов, нанесенных более серьезным оружием. К тому же у девушек, которые, возможно, и пострадали от таких побоев, не было никакой правовой защиты. Кем бы ни был Рахул, он действовал расчетливо. Вскоре после убийства Дитера и Бет он уехал из страны.
Инспектор Пател подозревал, что Рахул действительно покинул Индию. Ничего утешительного для Нэнси в этом не было. Избрав путь добра, она хотела, чтобы все разрешилось и зло было наказано. Увы, но Нэнси придется ждать двадцать лет до простого, но содержательного разговора с доктором Даруваллой, в котором им обоим откроется, что они знали одного и того же Рахула. Однако даже такой настырный детектив, как З. К. П. Пател, не мог и предположить, что убийцу, который изменил свой пол, можно найти в клубе «Дакворт». Более того – в течение пятнадцати лет Рахул там не показывался, или, по крайней мере, появлялся не очень часто. Он чаще пребывал в Лондоне, где, после длительного и болезненного завершения операции по смене пола, получил возможность с большей энергией и самоотдачей заниматься тем, что он называл своим искусством. Увы… избыток энергии и готовность к самоотдаче не слишком скажутся на развитии его таланта или диапазоне оного; Рахул в своем «творчестве» сохранил те же черты мультяшности, которыми был отмечен тот рисунок на животе. Он пронес по жизни и склонность к сексуально непристойной карикатуре.
Основной темой рисунков Рахула оставался непотребно веселый слон с одним вскинутым бивнем, подмигивающим глазом и струями воды из опущенного хобота. Размеры и формы пупков его жертв дали художнику возможность разнообразить варианты подмигивающего глаза – столь же разнообразны по густоте и цвету волосяного покрова были лобки убитых женщин. Неизменной оставалась лишь прыскающая из хобота вода – слон с видимым безразличием распылял воду над чем угодно. Многие из убитых проституток брили лобки, но, похоже, слон не обращал на это внимания или же ему было все равно.
Но дело было не только в сексуально извращенном воображении – в Рахуле шла настоящая война по поводу самоидентификации личности, что, к его удивлению, так и не прояснилось после успешного завершения долгожданной смены пола. Теперь Рахул внешне был исключительно женщиной, разве что не мог иметь детей, однако отнюдь не желание забеременеть заставило его стать ею. Тем не менее мечта о том, что новое сексуальное самоопределение успокоит его разум и сердце, оказалась иллюзией.
Рахул ненавидел себя, когда был мужчиной. В компании гомосексуалов он опять же никогда не чувствовал себя одним из них. Но он также находил мало общего со своими коллегами-трансвеститами – среди хиджр или зенана Рахул чувствовал, что он не такой, как они, – что он выше и лучше. Ему не приходило в голову, что они довольны быть такими, какими они были, – Рахул был недоволен собой всегда. Есть несколько способов стать третьим полом; но уникальность Рахула была неотделима от его порочности, которая касалась и его отношений с коллегами-трансвеститами.
Он терпеть не мог преувеличенно женские манеры большинства хиджр и зенана; он считал, что их вызывающие наряды свидетельствовали о неисправимом женском легкомыслии. Что же касается традиционного дара хиджр благословлять или проклинать, Рахул не верил, что они обладали таким даром; он считал, что они просто выставляли себя напоказ либо для развлечения самодовольно-пресыщенных гетеросексуалов, либо для потехи более традиционных гомосексуалистов. В гомосексуальном сообществе, по крайней мере, были те немногие, такие как Субодх, покойный брат Рахула, кто вызывающе выделялся на общем фоне; они демонстрировали свою сексуальную ориентацию