не для развлечения пугливых, но для дискомфорта нетерпимых. Однако, по представлению Рахула, даже такие смелые личности, как Субодх, оказывались уязвимыми, поскольку рабски искали привязанности со стороны других гомосексуалистов. Рахулу было невыносимо видеть, насколько по-женски Субодх позволял Невиллу Идену доминировать в их отношениях.
Рахул воображал, что, только сменив пол, он, а точнее, она сможет доминировать как над женщинами, так и над мужчинами. Он также представлял, что, как женщина, он почти или совсем перестанет испытывать зависть к женщинам; он даже надеялся, что у него исчезнет желание издеваться над ними и причинять им боль. Он не был готов к тому, что так и не перестанет ненавидеть женщин и что его желание унижать их никуда не денется; его особенно оскорбляли проститутки – и прочие женщины, вольного, как он считал, поведения – отчасти из-за того, как легко они относились к своим сексуальным услугам, а также потому, что они воспринимали свой пол как нечто само собой разумеющееся, тогда как Рахулу пришлось обрести его через упорство и боль.
Рахул полагал, что, пройдя через суровые испытания, которые он сам себе назначил, он станет счастливым; однако ярость в нем не утихла. Как и некоторые (к счастью, таких немного) настоящие женщины, Рахул презирал тех мужчин, которые искали его внимания, но в то же время он весьма желал тех мужчин, которые оставались равнодушными к его очевидной красоте. И это была только половина его проблемы; другая половина заключалась в том, что его потребность убивать некоторых женщин осталась (к его удивлению) без изменений. Задушив или до смерти забив свою жертву – последнее было предпочтительней, – он не мог противиться желанию оставить подпись в виде своего художества на мягком, податливом животе – живот убитой женщины Рахул предпочитал всем прочим носителям, это был его холст.
Бет была первой; убийство Дитера не запомнилось Рахулу. Но непосредственность, с которой он прикончил Бет, и абсолютная индифферентность ее живота к перу из прачечной явились такими мощными возбудителями для Рахула, что в дальнейшем он уступил им.
Это и усугубляло его трагедию, так как смена пола не помогла ему вступить с женщинами в дружеские отношения. И поскольку до сих пор Рахул ненавидел женщин, он понял, что так и не смог стать одной из них. Далее – его одиночество в Лондоне усугублялось тем, что Рахул ненавидел и своих товарищей-транссексуалов. Перед тем как его прооперировали, он прошел многочисленные психологические тесты. Очевидно, они были поверхностными, коль скоро Рахулу удалось изобразить полное отсутствие у него сексуальной агрессии. Он видел, что дружелюбие и своего рода нарочитая, избыточная симпатия, которые он проявлял, впечатлили психиатров и сексопатологов.
У него были встречи с другими потенциальными транссексуалами, как с теми, кто записывался на операцию, так и с теми, кто находился в стадии «тренировок» перед операцией, которая превращала их в женщин. Завершенные транссексуалы также присутствовали на этих мучительных встречах. Предполагалось, что он должен радостно влиться в общество завершенных транссексуалов, просто посмотрев, насколько они стали настоящими женщинами. От всего этого Рахула тошнило – ему была ненавистна мысль, что кто-то может сравнить себя с ним, Рахулом. Нет, он знал, что он не такой, как все они.
Его ужасало, что эти завершенные транссексуалы даже делились между собой именами и номерами телефонов своих бывших бойфрендов. Они говорили, что этих мужчин вовсе не отталкивали такие женщины, «как мы», – возможно, они даже привлекали этих удивительных мужчин. Ну и бред! – думал Рахул. Он становится женщиной не для того, чтобы стать членом какого-то там клуба транссексуалов. По завершении операции никто никогда не узнает, что Рахул родился не женщиной.
Об этом знал только один человек – тетушка Промила. Вот кто был на его стороне. С годами Рахула все больше возмущало, что она пыталась контролировать его. Она и впредь будет оказывать ему щедрую финансовую помощь для жизни в Лондоне, если он пообещает не забывать ее, если только он время от времени будет приезжать и уделять ей какое-то внимание. Рахул не имел ничего против этих периодических визитов в Бомбей; ему было лишь досадно, что тетя сама решала, как часто и когда он должен навещать ее. По мере старения тетушка все более нуждалась в нем и без зазрения совести намекала на его высокий статус в своем завещании.
Несмотря на взятки и немалое влияние тетушки, на узаконенное изменение имени у Рахула ушло даже больше времени, чем на изменение пола. Хотя его устраивали многие женские имена, но из понятных соображений он выбрал имя Промила, чем порадовал тетушку и укрепил свои предпочтительные позиции в ее столь часто упоминаемом завещании. Тем не менее новое имя в новом паспорте оставило Рахула в состоянии незавершенности. Возможно, он чувствовал, что ему не стать Промилой Рай, пока его тетушка Промила жива. А поскольку Промила была единственным в мире человеком, которого Рахул любил, то он испытывал чувство вины за то, что теряет терпение в ожидании, когда же она наконец умрет.
Воспоминания о тетушке Промиле
Ему было пять или шесть лет или, может, только четыре – этого Рахул никогда не мог вспомнить. Однако он прекрасно помнил, что считал себя достаточно взрослым, чтобы самостоятельно ходить в мужской туалет. Однако тетя Промила брала его с собой в дамскую комнату, а также в свою кабинку. Он говорил ей, что в мужском туалете есть писсуары и что мужчины писают стоя.
– Я лучше знаю, как пи́сать, – говорила она.
В клубе «Дакворт» дамская комната страдала от нашествия слоников; в мужском туалете декор (в духе охоты на тигра) был гораздо менее навязчивым. Например, в кабинках дамской комнаты на внутренней стороне двери была полочка, которая прихлопывалась к ней. Полочка откидывалась с помощью ручки, чтобы дама могла положить на нее свою сумочку или то, что у нее было в руках. Ручка представляла собой кольцо, надетое на крепящийся к двери крюк в виде хобота слона.
Промила поднимала юбку и стягивала к коленям панталоны; затем она опускалась на сиденье унитаза, и Рахул – также спустив свои штанишки и трусики – садился ей на колени.
– Дерни за слоника, дорогой, – говорила ему тетя Промила, и Рахул, наклонившись вперед, дотягивался до кольца на дверной полке, надетого на основание слоновьего хобота. У слона не было бивней; Рахул полагал, что в целом слону не хватает правдоподобия, – например, не было никакого отверстия на конце хобота.
Первой мочилась Промила, затем Рахул. Он сидел на коленях у своей тети, слушая звук ее струи. Когда она подтиралась, он чувствовал, как тыльной стороной ладони она касается его голой попы. Затем ее рука оказывалась возле его паха и направляла маленький пенис вниз. Писать, сидя у нее на коленях, было довольно неудобно.
– Не писай мимо, – шептала она ему на ухо. – Поаккуратней!
Рахул старался быть аккуратным. Когда струйка кончалась, тетя Промила вытирала ему пенис туалетной бумагой. Затем она ощупывала его пенис.
– Давай-ка проверим, что там у тебя сухо, дорогой, – говорила Промила. Она не отпускала пенис, пока он не твердел. – Да ты уже большой мальчик, – шептала она.
Затем они вместе мыли руки.
– Горячая вода, как кипяток, – обожжешься, – предупреждала его тетя Промила. Они стояли вместе перед раковиной, украшенной невероятным орнаментом. Кран был в виде головы слона. Вода лилась из хобота пучком расходящихся струек. Один бивень поднимался для горячей воды, другой – для холодной. – Включи сначала холодную воду, дорогой, – говорила ему тетя Промила. Она разрешала Рахулу пользоваться обоими бивнями; он же поднимал и опускал только бивень для холодной воды. – Не забывай мыть руки, дорогой, – говорила тетя Промила.
– Да, тетя, – отвечал Рахул. То, что тетушка предпочитала холодную воду, говорило о ее возрасте; должно быть, она помнила времена, когда в клубе еще не было горячей воды.
Когда он стал старше, в возрасте восьми-девяти лет, а может, и десяти, Промила отвела его к доктору Лоуджи Дарувалле. Ее беспокоило то, что она называла необъяснимой безволосостью, – что-то в этом роде она и высказала доктору. Оглядываясь назад, Рахул понял, что он разочаровал свою тетю – и не один раз. Рахул также понял, что разочарование Промилы было сексуальным; его так называемая безволосость была тут ни при чем. Но не могла же Промила пожаловаться доктору Лоуджи Дарувалле на размер пениса у своего племянника или на его слишком кратковременную эрекцию! С вопросом, не импотент ли на самом деле Рахул, придется подождать, пока ему не станет двенадцать или тринадцать лет, тогда его осмотрит старый доктор Тата.
Оглядываясь назад, Рахул понимал, что его тетя в основном интересовалась, был ли он вообще импотентом или импотентом только с ней. Естественно, она не сказала Тате, что неоднократно и без всякого успеха пыталась вступить в сексуальный контакт с Рахулом; она дала понять, что сам Рахул был обеспокоен тем, что не в состоянии поддерживать эрекцию в контакте с проституткой. Ответ доктора Таты также разочаровал Промилу.
– Возможно, проблема в этой проститутке, – сказал тогда старый доктор Тата.
Много лет спустя, задумавшись о своей тетке Промиле, Рахул вспомнит об этом. Возможно, дело было действительно в этой проститутке, подумает он; возможно, он вовсе и не был импотентом. Учитывая все обстоятельства, теперь, когда Рахул стал женщиной, так ли уж все это важно? Он искренне любил свою тетушку Промилу. Что касается мытья рук, Рахул никогда не забудет того слона с поднятым бивнем; но он предпочитал мыть руки в горячей воде.
Бездетная пара ищет Рахула
В ретроспективе производит впечатление то, как заместитель комиссара полиции Пател догадался, что Рахула с Индией связывают деньги родственников. Детектив полагал, что наличием в Бомбее такого богатого родственника и объясняются редкие, но периодические визиты убийцы. В течение пятнадцати лет его жертвами, помеченными рисунком подмигивающего слона, становились проститутки из публичных домов Каматипуры или с Фолклен