15Брат-близнец Дхара
Старые миссионеры заснули
На той же неделе между Рождеством и новым, 1990 годом, когда первый американский миссионер должен был явиться в приход Святого Игнатия в Мазагаоне, все тамошние службы готовились к празднику. Храм Святого Игнатия был достопримечательностью Бомбея, ему вскоре исполнялось сто двадцать пять лет, и все эти годы приход нес свою духовную и светскую службу без помощи какого-то американца. Обязанности по руководству приходом были возложены на трех человек, и они преуспели в этом почти как Святая Троица. Настоятель, отец Джулиан, – шестидесяти восьмилетний англичанин; старший священник, семидесяти двухлетний отец Сесил и к тому же индиец, и брат Габриэль семидесяти пяти лет, покинувший Испанию после Гражданской войны, представляли собой триумвират власти, в которой редко кто сомневался и которую никто никогда не отвергал. Все трое были также единодушны в том, что святой Игнатий может продолжать служение человечеству и Царствию Небесному без помощи какого-то там американца, однако он был им все же предложен. Вообще-то, они предпочли бы индийца или по крайней мере европейца, но, поскольку средний возраст этих трех мудрых людей составлял семьдесят один год и восемь месяцев, их привлекал один аспект в этом, как они его называли, «юноше»-схоласте. В свои тридцать девять лет Мартин Миллс не был ребенком. Только доктор Дарувалла мог бы счесть «юного» Мартина неподобающе старым для человека, который еще лишь учится на священника. То, что так называемому схоласту почти сорок лет, не сильно смущало отца Джулиана, отца Сесила и брата Габриэля, однако они разделяли убеждение, что значение 125-летнего юбилея приуменьшено их обязанностью принять бывшего калифорнийца, который вроде как любит гавайские рубашки.
Об этом забавном чудачестве они узнали из досье Мартина Миллса, в котором были самые лестные рекомендации. Однако отец настоятель сказал, что когда речь идет об американцах, то надо читать между строк. Он указал, например, на то, что Мартин Миллс явно избегал родной Калифорнии, хотя нигде в досье об этом не было ни слова. Он получил образование в других штатах США, а преподавал в Бостоне, от которого до Калифорнии далековато. Это, говорил отец Джулиан, ясно указывало на то, что Мартин Миллс из неблагополучной семьи. Вероятно, он избегал либо своей матери, либо отца.
И наряду с необъяснимой привязанностью Мартина к броскости, что, по заключению отца Джулиана, и объясняло любовь схоласта к гавайским рубашкам, досье отмечало успехи Миллса в преподавании Святого Учения, особенно среди молодежи, несмотря на то что он сам был лишь новичком. Бомбейский колледж Святого Игнатия был на хорошем счету, и предполагалось, что Миллс будет хорошим учителем, пусть большинство его учащихся не были ни католиками, ни даже христианами.
– Лучше не пускать этого психа и охотника за прозелитами к нашим ученикам, – предупредил отец настоятель, хотя в досье Мартина Миллса не было ничего похожего на слова «псих» и «охотник за прозелитами».
В досье говорилось, что он предпринял шестинедельное паломничество как послушник и что во время этого паломничества он не истратил ни цента. Ему удавалось найти места, где можно было жить и работать в обмен на гуманитарную помощь; подразумевалась работа на кухнях с похлебкой для бездомных, в больницах для детей-инвалидов, в домах престарелых, в приютах для больных СПИДом и в клинике для младенцев, страдающих синдромом «пьяного зачатия», – это в индейской резервации США.
Брат Габриэль и отец Сесил были склонны рассматривать досье Мартина Миллса в положительном свете. Отец Джулиан, напротив, цитировал из «О подражании Христу» Фомы Кемпийского[69]: «Постарайся пореже встречаться с людьми молодыми и незнакомыми». Отец настоятель читал досье Мартина Миллса так, как если бы это был код, требующий расшифровки. Учительство в Святом Игнатии, то есть служение в миссии, было частью обычной трехлетней службы в рамках подготовки к священству; это называлось регентством, а за ним следовали еще три года, посвященные изучению богословия. За богословием следовало рукоположение в сан священника. После рукоположения Мартин Миллс завершит четвертый год изучения богословия.
Он окончил двухлетний иезуитский новициат[70] в Святом Алоизии в штате Массачусетс, что отец Джулиан назвал экстремистским выбором, по причине известной суровости тамошних зим. Это попахивало склонностью к самобичеванию и прочим экзекуциям над плотью – даже склонностью к голоданию, что иезуиты не одобряли; они поощряли только умеренные посты. Но опять же казалось, что отец настоятель ищет в досье Мартина Миллса какие-то скрытые изъяны в личности схоласта. Брат Габриэль и отец Сесил обратили внимание отца Джулиана на то, что во время преподавания в Бостоне Мартин вступил в Общество Иисуса Новой Англии. Новициат проходил в штате Массачусетс, так что для Мартина Миллса было естественно послушничать в Святом Алоизии, – на самом деле он не делал никакого сознательного «выбора».
Но почему же он десять лет преподавал в мрачной приходской школе в Бостоне? В его досье ничего не говорилось о том, что школа «мрачная», но признавалось, что она официально не зарегистрирована. На самом деле это было своего рода исправительное учреждение, где юным преступникам давали возможность встать на путь истинный, отказавшись от правонарушений, – насколько отец настоятель мог судить, достигалось это с помощью театральных постановок. Мартин Миллс ставил пьесы, где все роли играли бывшие уголовники, бандиты и проходимцы! В таком окружении Мартин Миллс впервые осознал свое призвание, а именно: он почувствовал присутствие Христа и обратился к священству. Но почему на это потребовалось десять лет? – задавался вопросом отец Джулиан. По окончании новициата Мартин Миллс был направлен в Бостонский колледж изучать философию, что отец настоятель одобрял. Но затем, в середине срока своего регентства, молодой Мартин запросил три месяца испытания в Индии. Означало ли это, что схоласт испытывает сомнения относительно своей профессии? – спрашивал отец Джулиан.
– Ну, скоро мы это узнаем, – сказал отец Сесил. – Мне он кажется совершенно нормальным.
Отец Сесил чуть было не сказал, что Мартин Миллс напоминает ему Лойолу, но передумал, потому что знал, насколько отец настоятель не доверяет тем иезуитам, которые сознательно брали себе за образец жизнь святого Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов, Общества Иисуса.
Даже паломничество могло превратиться в мартышкин труд, если им занялся дурак. «Духовные упражнения» святого Игнатия Лойолы – настольная книга для тех, кто учит отшельничеству, но не для отшельников; она никогда не предназначалась для публикации, мало упоминалась будущими священниками – и из досье Мартина Миллса вовсе не следовало, что он в своем миссионерстве истово блюдет «Духовные упражнения». Опять же подозрение отца настоятеля относительно крайнего благочестия Мартина Миллса было чисто интуитивным. Отец Джулиан подозревал всех американцев в неуемном фанатизме, причиной которого, по его мнению, была их настораживающая убежденность в пользе самообучения или в «чтении на необитаемом острове», как отец Джулиан называл американскую систему образования. Отец Сесил, с другой стороны, был настроен доброжелательно, разделяя мнение тех, кто рекомендовал Мартину Миллсу проверить себя.
Старший священник усовещивал отца настоятеля за его скептицизм:
– Факт, что наш Мартин хотел пройти новициат в Святом Алоизии якобы из-за того, что в Новой Англии суровые зимы, еще ни о чем не говорит.
Далее отец Сесил отнес к досужим домыслам рассуждения отца Джулиана о том, что Мартин Миллс выбрал Святого Алоизия ради покаяния и наказания собственной плоти. И в самом деле, отец Джулиан был не прав. Если бы отец настоятель знал истинную причину, почему Мартин Миллс стал послушником в Святом Алоизии, он бы действительно заволновался, поскольку Мартин Миллс выбрал новициат в Святом Алоизии исключительно из-за того, что находил в себе общее со святым Алоизием Гонзагой[71], этим пылким итальянцем, который в своем истовом целомудрии доходил до того, что после постоянных обетов отказывался видеть собственную мать.
Это был любимый Мартином Миллсом пример «заточения чувств», к чему стремится каждый иезуит. Согласно Мартину, сама идея больше никогда не увидеть собственную мать была достойна восхищения. В конце концов, его матерью была Вероника Роуз, и отказать себе хотя бы в прощальном взгляде на нее – это, несомненно, соответствовало его иезуитской цели держать под контролем свой голос, свое тело и свою любознательность. Мартин Миллс весьма контролировал себя, и как его благочестивые намерения, так и жизнь, подпитывавшая их, были пронизаны таким фанатичным рвением, о котором отец Джулиан даже не подозревал.
А теперь брат Габриэль, этот семидесятипятилетний собиратель икон, потерял письмо схоласта. Если они не знали, когда прилетает новый миссионер, как они могли встретить его?
– В конце концов, – сказал отец Джулиан, – мне кажется, что наш Мартин любит вызовы.
Отец Сесил подумал, что со стороны отца настоятеля это жестоко. Прибыть в Бомбей ночью в мертвый час, в аэропорт Сахар[72], где приземляются самолеты международных рейсов, а затем найти дорогу к миссии, которая будет заперта и практически недоступна до первой утренней мессы… Это было почище любого прежнего паломничества миссионера Мартина Миллса.
– В конце концов, – сказал отец Джулиан с характерным для него сарказмом, – святому Игнатию Лойоле удалось найти дорогу в Иерусалим. И никто не встречал его самолет.
Это несправедливо, подумал отец Сесил. И позвонил доктору Дарувалле, чтобы спросить, не знает ли он, когда прибывает Мартин Миллс. Но старший священник пообщался лишь с автоответчиком, а сам доктор Дарувалла ему не позвонил. Так что отец Сесил помолился за Мартина Миллса в общем и целом. А в частности отец Сесил помолился, чтобы первая встреча со страной по прибытии в Бомбей стала не слишком травматичной для миссионера.