– Разве Мадху может стоять на голове? – спросил Фаррух Дипу. – Она может ходить на руках?
Дипа допускала, что девочка этому научится. Вот ведь и саму Дипу продали в цирк для исполнения номера «Женщина-змея», а она выучилась на воздушную акробатку.
– Но ты упала, – напомнил ей доктор.
– Да, но она просто падать в сетка! – воскликнул Вайнод.
– Но бывает, что сетки нет, – сказал доктор Вайноду. – Разве ты упал в сетку?
– Мне везет в другие вещи, – ответил Вайнод. – Клоуны или слоны – это не для Мадху, – добавил карлик.
Но у Фарруха было такое ощущение, что Мадху довольно неуклюжая – так она выглядела, – не говоря уже о странной общности с хромым нарезчиком лука и чеснока, своим новоявленным братом. Фаррух был уверен, что рано или поздно на мальчишку с раздавленной ногой наступит какой-нибудь другой слон. Доктор подумал, что «Большой Голубой Нил» найдет как обыграть раздавленную слоном ногу, – с Ганешем сварганят какой-нибудь захудалый номер и назовут его «Колченогий мальчик».
И тогда миссионер на основании менее чем однодневного пребывания в Бомбее сказал доктору Дарувалле:
– Как бы ни было опасно в цирке, это все равно лучше того, что у них есть сейчас, – а мы знаем их настоящее.
Вайнод сказал Инспектору Дхару, что тот на удивление быстро оправился после ночного кошмара на Фолкленд-роуд, однако Фаррух подумал, что иезуит выглядит ужасно. Чтобы упредить разговоры карлика с миссионером, которые только все запутают, доктор отвел Вайнода в сторонку и попросил веселить Дхара – и «ни в чем ему не перечить», – потому что карлик правильно диагностировал проблемы кинозвезды. Наверняка был травмирован мозг – следовало осторожно оценить масштабы травмы.
– Вы ему также выводить насекомых? – прошептал Вайнод Фарруху. Карлик имел в виду ужасно короткую стрижку миссионера, и доктор официально кивнул. Да, актер повредил мозг и завшивел. – Эти чертовы грязные проститутки! – воскликнул Вайнод.
Ну и утречко выдалось! – подумал доктор Дарувалла. Наконец доктору удалось отделаться от Вайнода и Дипы – он послал их с Мадху к доктору Тате. Доктор Дарувалла не ожидал, что Тата-Два так скоро отправит их обратно. У Фарруха осталось совсем мало времени, чтобы избавиться от Мартина Миллса: его надо было увезти из госпиталя до возвращения Вайнода и Дипы с Мадху. К тому же доктор хотел остаться один – в криминальном отделе полицейского управления его ждал заместитель комиссара полиции. Несомненно, предстоявший доктору просмотр фотографий убитых проституток подорвал бы коллективный оптимизм иезуита, карлика и его жены. Но до того как улизнуть на Крауфорд-Маркет для встречи с заместителем комиссара Пателом, доктору следовало придумать какое-нибудь поручение для Мартина Миллса, хотя бы на час или два, если только миссионер нуждался в очередной миссии.
Еще одно предупреждение
Колченогий мальчик был проблемой. Ганеш вел себя отвратительно во дворике, где прооперированные пациенты занимались лечебной физкультурой. Ганеш воспользовался возможностью обрызгать из своей помётной спринцовки несколько беззащитных детей. Когда Ранджит отнял ее у сорванца, тот укусил руку верного медицинского секретаря доктора Даруваллы. Ранджит был оскорблен тем, что его укусил нищий. Навыки медицинского секретаря не предусматривали общения с такими хулиганами, как этот покалеченный слоном мальчик.
День только-только начался, а доктор чувствовал, что у него не осталось сил. Тем не менее в ответ на укус доктор принял быстрое и умное решение. Если Мартин Миллс так уверен, что мальца можно подключить к черновой работе в цирке, то пусть несет хоть какую-то ответственность за этого маленького нищего. Мартину Миллсу было в радость взять на себя ответственность за колченогого мальчика, – похоже, этот одержимый с такой же радостью взялся бы отвечать за целый мир калек, подумал Фаррух. Поэтому доктор поручил Миллсу отвезти Ганеша в клинику общего профиля для парсов. Доктор хотел, чтобы там его осмотрел доктор Джиджибхой, специалист по Глазам, Ушам, Носу и Горлу – то есть Джиджибхой-ГУНГ, как его прозвали. Доктор Джиджибхой был экспертом по глазным болезням, широко распространенным в Индии.
Хотя глаза у Ганеша гноились и, по его словам, каждое утро он с трудом разлеплял веки, доктор Дарувалла не отмечал той мягкости глазных яблок, которая свидетельствовала бы о последней стадии развития бельма, после чего роговица становится тусклой и мутной и пациент слепнет. Фаррух надеялся, что так или иначе у Ганеша лишь самая начальная стадия заболевания. Даже Вайнод признал, что цирки никогда не возьмут мальчика, который должен ослепнуть, – даже «Большой Голубой Нил».
Но перед тем как Фаррух поспешил отправить колченогого мальчика и иезуита в клинику для парсов, которая была неподалеку, Мартин Миллс рванулся помочь женщине, сидевшей в приемной. Она была матерью маленького калеки, и миссионер внезапно упал перед ней на колени, что, как заметил Фаррух, было досадной привычкой этого одержимого. Иезуит только напугал женщину – она отнюдь не нуждалась в помощи, у нее не кровоточили ни губы, ни десны, как подумал схоласт, – она просто жевала бетель, чего иезуит никогда прежде не видел.
Доктор Дарувалла отвел Мартина из приемной в свой кабинет, где от миссионера можно было ожидать чуть меньше вреда. Доктор настоял, чтобы Ганеш пошел вместе с ними, поскольку боялся, как бы этот опасный попрошайка еще кого-нибудь не укусил. После чего Фаррух в мягкой манере рассказал Мартину Миллсу, что паан[78] – это местный вариант бетеля. Орех арековой пальмы заворачивают в лист бетеля. Другие распространенные ингредиенты – это сироп из розы, анис, паста из лайма… но люди почти всё завертывают в лист бетеля, даже кокаин. У любителей бетеля губы, зубы и десны всегда окрашиваются в красный цвет. У женщины, встревожившей миссионера, не было кровотечения – она просто жевала паан.
Наконец Фаррух смог освободиться от Мартина Миллса. Доктор Дарувалла надеялся, что доктор Джиджибхой-ГУНГ будет целую вечность осматривать глаза Ганеша.
К середине утра все закрутилось в сумасшедшем темпе. Уже днем Фарруху пришли на ум темнокожие девушки с белыми от пудры лицами в фиолетовых балетных пачках – этот день напоминал ему цирковой номер «Велосипед с грузом», как будто все, кто был в кабинете доктора и в приемной, раскатывали на велосипедах под музыку канкана. Словно чтобы дополнить этот хаос, в кабинет доктора без стука вошел Ранджит – медицинский секретарь только что прочел почту доктора Даруваллы. Хотя письмо, которое Ранджит протянул доктору Дарувалле, было адресовано доктору, а не Инспектору Дхару, в холодном равнодушии отпечатанных на машинке букв было что-то знакомое. Даже до того, как доктор заглянул в конверт и увидел банкноту достоинством в две рупии, он уже знал, что там. Но все же Фаррух был оглушен при виде сообщения, набранного заглавными буквами на стороне с серийным номером банкноты. На этот раз предупреждение гласило: ТЫ ТАКОЙ ЖЕ МЕРТВЕЦ, КАК ДХАР.
Язычок Мадху
Телефонный звонок внес еще бо́льшую сумятицу – в расстроенных чувствах Ранджит допустил ошибку. Секретарь подумал, что звонит рентгенолог Пател, – вопрос касался того, когда доктор Дарувалла сможет приехать, чтобы посмотреть фотографии. Ранджит решил, что речь идет о рентгеновских снимках, и довольно резко ответил, что доктор занят и что Ранджит или сам доктор позже перезвонят. Однако, повесив трубку, секретарь осознал, что звонил вовсе не рентгенолог Пател, а, конечно же, заместитель комиссара полиции Пател.
– Вам звонил… какой-то Пател, – небрежно сказал Ранджит Фарруху. – Спрашивал, когда вы приедете посмотреть фотографии.
Теперь в кармане доктора Даруваллы лежали две двухрупиевые купюры – с предупреждением Дхару: «ТЫ ТАКОЙ ЖЕ MEPTBEЦ, КАК ЛАЛ» и с предупреждением ему самому: «ТЫ ТАКОЙ ЖЕ МЕРТВЕЦ, КАК ДХАР». Фаррух чувствовал, что фотографии, которые ему хочет показать заместитель комиссара полиции, будут еще мрачнее от этих угроз.
Фаррух знал, что Джон Д., всегда умело скрывающий свой гнев, на сей раз рассердился на доктора, не предупредившего его о приезде этого докучливого брата-близнеца. Дхар рассердится еще больше, если доктор без него будет смотреть фотографии рисунков на животах убитых проституток, но доктор посчитал глупым брать с собой в криминальный отдел полицейского управления Дхара и более чем нежелательным – брать туда Мартина Миллса. Данное полицейское учреждение находилось недалеко от колледжа Святого Ксаверия, еще одного учебного заведения иезуитов; там практиковалось совместное обучение мальчиков и девочек, тогда как в Святой Игнатий принимали только мальчиков. Не было никаких сомнений, что миссионер попытается убедить своих коллег-иезуитов принять Мадху в их колледж, если ее не возьмут в цирк. Этот сумасшедший, возможно, будет настаивать, чтобы колледж взял на обучение всех девочек-проституток, которых удастся собрать! Схоласт уже объявил, что переговорит относительно Ганеша с отцом настоятелем прихода Святого Игнатия. Трудно было себе представить, что скажет отец Джулиан в ответ на предложение обучать в колледже нищего калеку с Чоупатти-Бич.
Пока, размышляя на эту тему, доктор в спешке осматривал оставшихся пациентов, возвратились Вайнод, Дипа и Мадху с тетрациклином. До отъезда в полицейское управление Фаррух чувствовал себя обязанным подвесить на крючок мистера Гарга и потому попросил Дипу передать Гаргу, что Мадху лечат от заболевания, передаваемого половым путем. Такое сообщение звучало довольно расплывчато, и если Гарг совокуплялся с девочкой, то он должен будет позвонить доктору Дарувалле, чтобы узнать, что это за зараза и как от нее избавиться.
– И скажи ему, что мы проверяем ее на СПИД, – добавил Фаррух, подумав, что теперь этот подонок завертится как уж на сковородке.
Доктор хотел, чтобы Дипа и Вайнод понимали, что девочку надо держать подальше от «Мокрого кабаре» и подальше от Гарга. Пусть Вайнод отвезет жену на железнодорожный вокзал – ей надо вернуться в «Большой Голубой Нил», но Мадху должна остаться с карликом.