— Нет, пан, больше ничего.
— Правда больше ничего?
Незнакомец решительно покачал головой. Врал, конечно. Не мог не видеть. Иначе и быть не могло. Но крестьянин предпочитал помалкивать. Извечная крестьянская осторожность.
— Деревня польская?
— А какой же ей быть?
В его голосе было неподдельное удивление, и сам тон исключал всякую другую возможность. Тут только до Станислава начало доходить. Не дай бог!..
— Деревня-то как называется?
— Мокшицы.
Мокшицы… Пресвятая богородица! Мокшицы. Нет, здесь что-то не так…
— А как по-немецки?..
Крестьянин с возмущением пожал плечами.
— По-немецки?! Да кто стал бы называть по-немецки? Мокшицы и есть Мокшицы. Всегда были и есть.
В голове у него все перемешалось. Случилось худшее, что он мог предположить. Теперь ему стали понятны изменение курса полета и почему они кружили над лесной поляной. Видимо, летчик не разобрался в ориентирах на земле. Проклятая мгла. А, может быть, он ошибается? С этим крестьянином не легко договориться. Спросить напрямик тоже рискованно.
— Далеко отсюда до границы?
Крестьянин снова замялся.
— До границы?.. До рейха или фатерлянда?
Поначалу Станислав не мог уловить разницы. Что он хочет этим сказать? От нетерпения даже повысил голос. Да не все ли равно? Он спрашивает о границе. Ведь понятно, не так ли?
— Э, нет, пан… Рейх совсем рядом, в нескольких километрах отсюда, а фатерлянд… тот довоенный — далеко, я не знаю.
Да, его худшие подозрения оправдались. Он приземлился на несколько километров ближе, чем было запланировано. Сейчас он ни в рейхе, ни в фатерлянде. Этот крестьянин знает, что говорит. Значит, он в генерал-губернаторстве[39]. Самый центр Польши. Возможно, это было бы совсем неплохо, но при других обстоятельствах, сейчас же — серьезный просчет. Что теперь делать? Куда податься?
Там, откуда он прилетел, все было обговорено. Он знал, что делать и как — то есть на территории Германии. А здесь вдруг граница… И он должен ее каким-то образом перейти. Но пока ему надо найти какое-нибудь пристанище. В такую глухую ночь это непросто. Станислав внимательнее присмотрелся к крестьянину. Спросил, далеко ли до ближайшего немецкого поста. Тот снова подозрительно глянул на него из-под фуражки. Ну никак он не может понять, с кем имеет дело.
— Пешком туда вряд ли добраться, — ответил крестьянин. — Ближайший пост в городе. Если на лошади, то ехать часа два. Лучше идти на станцию.
— Нет, нет… — возразил Станислав. — Я вовсе не собираюсь туда идти. Совсем наоборот, даже рад, что это далеко. А как называется город?
— Пилица. Пан вроде как с неба свалился.
— Вот именно. Значит, ты все-таки видел, а?
Крестьянин снова пожал плечами.
— Откуда мне знать? Теперь с неба такое падает, что лучше будет, если не заметишь.
Да, он прав. Станислав согласился, что сейчас такие времена, что чем меньше человек знает, тем лучше для него. Хотя понятно… не донести опасно, а донесешь, еще больше рискуешь. Так что если даже что и видел, то лучше помалкивай. Кто молчит, тот дольше живет. Вроде, он довольно ясно все сказал, не так ли? А теперь он должен где-то переночевать. В польской деревне для него должно найтись безопасное местечко. В каком-нибудь сарайчике, овине, да все равно где. Лишь бы там не случилось с ним ничего нехорошего. Это накличет несчастье на негостеприимный дом. Но запугивать он не хочет. В Польше он имеет право чувствовать себя в безопасности среди поляков. Ему надо переночевать одну ночь, а потом… там посмотрим.
Ведь, наверное, здесь есть партизаны? Станислав должен был повторить вопрос, так как крестьянин молчал, будто вдруг оглох и не слышал. Не надо было вначале обращаться к нему по-немецки. Он все еще не доверяет ему. Наконец, крестьянин ответил так, как и следовало ожидать, дипломатично… что, может быть, и есть, да откуда ему знать? Действительно, теперь в лесу бродит много разного народа, так что иной раз трудно и от немцев отличить, потому что на них такие же пятнистые маскировочные куртки и точно такие же трофейные каски. Крестьянин, конечно, снова темнил. Но Станислав понимал, и это даже расположило его к крестьянину. Несомненно, он знал что-то о партизанах и только из-за осмотрительности держал язык за зубами. Переночевать у себя, однако, разрешил.
— Как пан хорошо проспится, так и лучше поутру оглядится. А глаз у пана, сразу видно, острый, не то что у меня.
Станиславу ничего не оставалось делать, как довериться ему. Он попросил идти помедленнее. Ныла нога. Он чувствовал, как она все больше распухает в сапоге. Невыносимая боль. После получасового ковыляния Станислав увидел наконец несколько приземистых хат на фоне темно-синего неба. Хозяин сказал, что пойдет впереди. Видно, боялся, как бы их не заприметили вместе. Пусть идет, как хочет. Лишь бы поскорее стащить с ноги этот сапог. Они свернули с дороги на межу. По-видимому, его проводник хотел пройти к своему дому задами. «Может быть, я зря позволил ему идти впереди, — подумал Станислав. — Еще не ровен час убежит. Нет, вроде останавливается и оглядывается. С такой ногой не мудрено потерять его из виду». Превозмогая боль, Станислав ускорил шаг. Еще чуть поднажал, и он уже смог разглядеть редкие деревья приусадебного сада, в нос ударил резкий запах навоза, радостным лаем залилась собака, почуявшая хозяина.
Хозяин приоткрыл ворота овина. Они вошли внутрь. Станислав посветил фонариком, увидел скирды сена и соломы, стоявшую в глубине телегу, ощетинившееся ножами колесо соломорезки… И неожиданно в памяти всплыло: «Сташек, открой, это я, Клюта. Все образуется… Польши уже нет. И ты еще будешь гордиться, что служишь в армии фюрера». Станислав стряхнул эти воспоминания, как дурной сон.
— Пан Кущ… — он направил луч фонарика прямо в лицо хозяину, — если меня вдруг здесь найдут немцы, я не хотел бы тогда оказаться на вашем месте.
Крестьянин зажмурился от слепящего света фонарика.
— А чего бы им здесь искать, пан? Сына у меня уже забрали. Второго бог не дал. Пусть бог сам судит их за его смерть. Принести вам что-нибудь поесть?
— Нет, не надо. Лучше что-нибудь попить. И не запирайте ворота на засов. Пусть будут открыты.
Станислав выпил молока, которое спустя некоторое время принес хозяин, вскарабкался на сено, стянул с больной ноги сапог и ощупал лодыжку. Хорошего мало, — нога сильно распухла. Теперь он пожалел, что не попросил принести воды. Весьма кстати был бы холодный компресс. Он мог бы и сам выйти к колодцу, но не хотел показываться во дворе. Как-нибудь потерпит до утра.
Станислав вынул из сумки коротковолновый передатчик, затемнил фонарик голубым светофильтром и при его тусклом свете передал донесение: «Ошибка летчика. Приземлился в генерал-губернаторстве вблизи города Пилица. В ближайшие дни буду пытаться перейти границу. Ищу контакта с партизанским отрядом. Необходима ваша помощь. Стах». Не прошло и четверти часа, как он принял ответ: «Выходите на связь с левыми группировками. Требуйте немедленной помощи, как можно быстрей перейти в рейх». Перейти в рейх, просто великолепно. Только как доставить туда взрывчатку? Переслать почтой или отправить багажом? А еще лучше с наклейкой: «Осторожно — динамит!»
После полудня во дворе появилось несколько вооруженных людей. Партизаны. Услышав заливистый собачий лай, Станислав рассмотрел их сквозь щель между досками. Значит, хозяин чуть свет сообщил о нем, не сказав ему ни слова. Что это за люди? Как с ними разговаривать?
Они быстро окружили овин, видимо ожидая, что он будет сопротивляться. Хозяин даже не вышел из хаты. Решил делать вид, что он здесь ни при чем. Ну как же, проходили мимо, обнаружили… чистая случайность. Станислав слез с копны сена, отряхнулся и ждал, когда они войдут внутрь. Ворота в овин приоткрылись. Вошли двое. Один одет по-деревенски, другой — в полувоенной форме. Совсем молоденький, не старше двадцати лет. Бледный, пилотка набекрень, в начищенных офицерских сапогах. Заметив Станислава, грозно насупил брови.
— Подхорунжий Алек. С кем имею честь?
— С парашютистом.
На его бледном лице появилось раздражение и злость.
— Это мне известно. Откуда вы?
— Из-за Вислы.
В овин протиснулись еще двое и принялись внимательно обшаривать взглядом углы.
— Мне приказано проводить вас к командованию. Личное оружие при вас?
— Разумеется.
— Прошу отдать.
Станислав вынул пистолет, передал подхорунжему и спросил, считать ли ему себя арестованным? Нет, скорее задержанным. Они хотят знать, с кем имеют дело и с какой целью его сюда забросили. Эта территория под их контролем, и они обязаны знать, кто на ней находится.
— Вас двоих сюда забросили?
— Нет. С чего вы взяли?
У него есть сведения, сказал подхорунжий, что приземлилось два парашюта, и он хотел бы знать, что случилось с другим. Не в лесу же он ночевал. Второй тоже здесь, в этой деревне?
Станислав ответил, что второго вообще не было, а если речь идет еще об одном парашюте, о котором им, по-видимому, сказал хозяин, то на нем было спущено его снаряжение. Продовольствие и другие нужные вещи. Подхорунжий с трудом сдерживал душивший его кашель. Он был изрядно простужен.
— Снаряжение? Так, понимаю… Значит, мы и его должны с собой забрать.
— А если я не укажу место?.. — спросил Станислав.
— Тогда сами найдем. Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь?
Нет, он не сомневался. Лишь счел необходимым предупредить, что среди его вещей находятся секретные материалы, к которым он никому не позволит прикасаться. Подхорунжий снова закашлялся. Это его уже не волнует. Решать этот вопрос будет сам командир. Ему только поручено доставить задержанного вместе со всем его снаряжением. Поэтому он и требует провести их к месту, где оставлено снаряжение. После выяснения несомненно ему все вернут, включая оружие. Готов ли он отправиться в дорогу немедленно?
— Да, в принципе, готов. Только мне немного трудно ходить. При приземлении вывихнул ногу в лодыжке, каждый шаг причиняет боль. Мне хотелось бы знать, кем я задержан?