— Задание?.. Этого я вам сказать не могу. Мое задание должно быть выполнено на территории Германии. В результате ошибки летчика меня сбросили на несколько километров дальше от цели. Я должен в возможно кратчайший срок перейти границу. В этом я рассчитываю на вашу помощь. И несмотря на все, продолжаю рассчитывать. Сожалею только, что за моими фальшивыми документами вы не видите, с кем имеете дело.
На лице Хмурого появилась ироническая улыбка.
— Ах вот оно что… Значит, вы хотите попасть в Германию? И я должен вам в этом помочь? Это называется самоподстраховкой возвращения. Не вышло здесь, и шпарь себе назад, чтобы попытать счастья где-нибудь в другом месте. В следующий раз вы, возможно, будете уже себя выдавать за английского парашютиста. Не правда ли? А вы хитрее, чем я думал, пан Дроппе.
Станислав пожал плечами.
— Прошу вас не называть меня Дроппе. Мой псевдоним Стах. И вам следовало бы это усвоить! Если вы сами не хотите мне помочь, то передайте меня какому-нибудь отряду Армии Людовой. Если они сочтут нужным, то и сами меня повесят. Зачем вам брать на себя такую большую ответственность. Только прошу не забыть о контейнере, мундире и немецких документах. Я должен иметь их при себе. Без них я как без рук. Прошу вас об этом, пан майор, во имя борьбы с нашим общим врагом. Вы не имеете права мне в этом отказать.
Майор засовывал в бумажник вынутые оттуда документы.
— Вы пытаетесь натравить нас друг на друга, — сказал он. — По-вашему получается, что я должен подбросить вас своим политическим противникам. Пан Дроппе, мы не прибегаем к услугам гестапо в наших внутренних спорах. Если бы даже я вас туда передал, то, можете не сомневаться… я бы приложил и соответствующую характеристику на вас.
— Ничего большего я не мог бы себе пожелать, пан майор, — парировал Станислав. — Лишь бы вы сделали это как можно быстрее.
Хмурый вернул бумажник и, понаблюдав, как Станислав безразлично засовывает его в карман, зашагал по комнате.
— У нас еще есть время подумать, пан Дроппе, с расстрелом торопиться не будем.
Через два дня майор снова попросил доставить Станислава к себе. На этот раз он уже был настроен намного лучше. Обращаясь к нему, называл поручиком и ни разу не произнес фамилию Дроппе. Майор сообщил, что ему удалось договориться с «Сохой», командиром здешнего отряда Армии Людовой, который обрадовался, получив известия о Станиславе. Какая-то радиостанция, из-за Вислы кажется, энергично разыскивает пропавшего парашютиста. Он не сомневается, что речь идет о Станиславе. Уже договорились относительно места, где его передадут людям Сохи. Он верит, что порученное Станиславу задание касается немецких объектов на территории рейха. Ему только остается пожелать Станиславу успеха и попрощаться. И пусть он забудет, в каком тоне он с ним разговаривал во время их первой беседы. Немцы используют сейчас самые изощренные способы, чтобы уничтожить партизанское движение. И за одну ошибку иногда приходится платить слишком дорогую цену. Что касается его снаряжения, то оно будет ему немедленно возвращено. Кроме взрывчатки и радиостанции. Исходя из соображений безопасности, Станислав, которого передадут Сохе в городе, не сможет забрать их с собой. Ему доставят их на следующий день, с соблюдением строжайшей конспирации. Вопрос этот также согласован с Сохой. Он, наверное, не против такого варианта? Нет, у него нет возражений. Хотя ему не хочется расставаться с радиостанцией, он, однако, полагается на советы тех, кто лучше ориентируется в здешней обстановке. Станислав сказал также, что не обижается на проявленную по отношению к нему чрезмерную подозрительность. И прежде всего, ему приятно, конечно, что в Польше нашлись наконец люди, которые его разыскивают.
Городок, в котором должна была состояться передача Станислава, находился отсюда приблизительно в двадцати километрах. На условленное место встречи Станислава сопровождал подхорунжий Алек. Этот постоянно кашляющий паренек не скрывал своего удовлетворения благополучным исходом дела. Он даже признался Станиславу, что именно он обнаружил злополучный мундир и что эта находка его сильно обеспокоила. Во время Варшавского восстания ему не раз попадались типы, которые зеркальцем подавали сигналы немецким пикировщикам. Если бы и Станислав оказался кем-нибудь в этом роде, то он лично пристрелил бы его без малейших угрызений совести. Сейчас, однако, он рад, что ошибался и что именно ему поручили передать Станислава в надежные руки.
Они дошли до небольшой станции, сели в переполненный поезд и после получасовой езды вышли на перрон. Толпа, состоящая в основном из мешочников и спекулянтов, вихрем пронеслась по станции и исчезла в городских улочках. Когда они вышли на улицу, Станислава поразило, что городок был совершенно обезлюдевшим. Он спросил Алека, неужели все маленькие городки в Польше так обезлюдели. Тот отрицательно покачал головой. В городе происходило что-то непонятное. Алек сам был обеспокоен видом пустых улиц. Ясно, сказал он, что здесь что-то произошло и, прежде чем отправиться дальше, он должен произвести небольшую рекогносцировку.
В этот момент проехало несколько автомашин с жандармами, они поскорее ретировались в зал ожидания. Оставив там Станислава, Алек подошел к билетной кассе. Переговорив с кассиром, он вернулся сильно взволнованный. В окрестных лесах проводилась огромная карательная акция против партизан. В город понаехала масса военных: армейские подразделения, войска СС и жандармерии. Отсюда, из городка, они совершают вылазки в близлежащие деревни, а здесь произвели ночью многочисленные обыски и аресты. С вчерашнего вечера по улицам кружат жандармские автофургоны, вылавливая случайных прохожих. В такой обстановке, заметил Алек, он сам не знает, что им теперь предпринять. Их появление в условленном месте может в данной ситуации плохо кончиться. В то же время возвращение в лес практически исключается. Они сразу напоролись бы на немецких солдат, прочесывающих леса, не говоря уже о том, что они все равно в лесной сторожке уже никого не найдут. Хмурый пробивается, наверное, в этот момент через окруживший его немецкий кордон и, если ему повезет, сразу исчезнет, не оставив никаких следов. Даже удивительно, как они не попали в облаву там, на той станции, где садились в поезд. Алек был в явной растерянности, не зная, как им лучше поступить.
Станислав предложил выйти на условленное место встречи. Не исключено, что кто-нибудь их там ждет или оставил для них какую-нибудь весточку. Он один может этим заняться. Не оставаться же им на улице. Алек пусть его немного подождет, через минуту он вернется. После этого они уйдут с вокзала. Алек не возражал.
Станислав оставил его в зале ожидания, вернулся на перрон и, пройдя вдоль вокзального здания, свернул за угол. Еще выходя из вагона, он приметил это строение, от которого по всему перрону шел резкий запах. Он вошел туда, поставил свою дорожную сумку на унитаз и заперся на крючок. Затем быстро снял с себя штатскую одежду, вытащил из сумки немецкий мундир, сапоги и переоделся. Станислав пожалел, что не сделал этого еще в лесу. Но желание появиться на этой встрече в штатском взяло верх над всеми другими соображениями. Он был сыт по горло всеми этими подозрениями. Бог знает, как бы его снова приняли в немецком мундире. Сейчас у него не было другого выбора. Он не мог идти по городу в штатской одежде. Да и немецкие документы были совершенно не пригодны в здешних условиях. Они хороши были в рейхе, но только не здесь. Первый встречный патруль мог его задержать и отправить на ближайший пост жандармерии. Станислав сунул одежду и дорожную сумку в яму и вышел из туалета.
Но как же теперь поступить с этим конвоирующим его пареньком. Если сам он мог себя чувствовать в относительной безопасности, то как защищать Алека, если его вдруг задержат? Говорить, что он ведет его в комендатуру или в гестапо? Станислав даже не знал, где оно находится. Когда он вошел в зал ожидания, подхорунжий, увидев его, беспокойно заерзал. Вся станция была, забита немецкой солдатней. Станислав подошел к Алеку и громко обратился к нему по-немецки, затем, понизив голос, спросил:
— Ты говоришь по-немецки? Знаешь хотя бы пару слов?
Алек отрицательно мотнул головой.
— С грехом пополам несколько слов. Я изучал английский в подпольной школе.
— Пошел ты к черту со своим английским. Притворяйся, что ты немецкий шпик.
— Хорошо, а как?
— Откуда я знаю? Придумай что-нибудь. Давай вставай и иди рядом со мной.
Они шли по опустевшим улочкам городка. Еще был день, а на улице ни одной живой души. Из окон одноэтажных домиков на них со страхом смотрели, прячась за занавески, женщины. Снова показались грузовики с немецкими солдатами. Впереди у перекрестка стоял патруль жандармерии, регулирующий уличное движение. Они равнодушно посмотрели на Станислава и Алека. Штатский, сопровождаемый немецким унтер-офицером, — эти прохожие не вызывали у них подозрений.
Оставив патруль позади, они перешли на другую сторону улицы и скрылись за углом. Четвертый домик от угла — в нем помещалась кондитерская, войти в которую можно было, поднявшись по деревянным ступенькам. Да, это именно здесь. Станислав вошел в кондитерскую первым. Внутри ни души. На звук висящего над дверью колокольчика за стойкой появилась какая-то старуха. Молча, глазами спросила, что ему угодно.
— Кофе, — сказал Станислав и ткнул пальцем в пирожное.
Не успел он сесть за столик, как вошел подхорунжий. Он сел отдельно и тоже что-то заказал. Они молча жевали, всем видом показывая, что незнакомы. Кофе был с сахарином. Станислав его терпеть не мог — от него пересыхало во рту. Пирожное тоже было на сахарине.
Прошло, наверное, около четверти часа, они уже потеряли всякую надежду, что здесь кто-нибудь появится, и в этот момент звякнул колокольчик над дверью. В кондитерскую вошел уже немолодой мужчина в длинном, чуть великоватом пальто. Не подходя к стойке, сел за третий столик и закурил сигарету. Неожиданно шляпа, которую он положил на столик, упала на пол, он неловко задел ее локтем. Подняв ее с пола, он стряхнул с нее пыль и повесил на подлокотник кресла.