Дополнение: — Не так! Он сказал, что меня уничтожат, если я не буду работать на государство в его лице.
Вопрос: — Н-да! Это же как нужно работать на государство госликвидатором, что бы оно заплатило тебе такую сумму?
Ответ: — А никак! Хорошая зарплата, квартира не самая большая, машина не самая крутая, дачный участок как у всех, питание семьи с рынка, хорошая пенсия — и всё! И никаких заграниц, ибо, до смерти ты будешь секретоноситель! И с этого корабля уже не сойти. Это будет однозначно воспринято как предательство, а ты же знаешь, что государство делает с предателями.
Дополнение: — Знаю! Хоть, куда беги. Живи там и бойся, пока тебя посреди улицы, прямо под камеры наблюдения не задерёт медведь, сбежавший из бродячего цирка и которого потом не найдут. Или тигрица. Или волк. А как его найдешь, если эта тварь тут же за углом перекинется в респектабельного джентльмена или светскую даму с безукоризненными документами, манерами, знанием четырех языков и уменьем танцевать французскую кадриль «Le Quadrille Française» как в колонну, так и квадратом в 4 пары.
Вопрос: — И что же мне делать? Есть какой-то выход из этого тупика?
Ответ: — Э-э-э, сотрудничать! Вспоминай, как генерал тогда сказал «…нужно сотрудничать с государством и работать на него». Сотрудничать, вот выход! Конечно сотрудничать! На взаимовыгодных и понятных обеим сторонам условиях. Я уже совершеннолетний и в опекунах не нуждаюсь. Вредить России я не собираюсь, но цену я себе уже тоже знаю. Из всех ребят моего курса и, думаю, что и со всего Управления, я самый ценный.
Вопрос: — Почему?
Ответ: — Только я умею убивать прямо с дивана в любом месте и сразу всех. Остальных моих сокурсников можно использовать только против одиночной жертвы — но их при этом нужно легендировать, подводить, внедрять, разрабатывать план акции, прикрывать, эвакуировать, прятать и т.д.
Дополнение: — При мне в Кадетский интернат привезли мальчика-кобру Виталика Цыденова. Замечательные способности — плюётся ядом, им же кусается, лазает по трубам, прячется в щели. И что? Это же надо ещё найти ту трубу, по которой он пролезет в спальню жертвы. А он ещё и бурят, слишком характерная и запоминающаяся внешность, скажем, в Европе.
Вопрос: — Но при желании я же могу уничтожить всё Управление «Л» и уйти на Запад⁈
Ответ: — Не льсти себе. Этого ты сделать не сможешь. Ведь для убийства тебе мало желания. Тебе нужна ещё и ненависть. А что тебе плохого, кроме хорошего, сделали тебе эти люди — дядя Толя, Михалыч, Амалия Фридриховна, девочки из факультетской бухгалтерии, Марина Гончарова?
Вопрос: — Значит, договариваться и сотрудничать?
Ответ: — Именно!
Призрак отца
Исток реки Бейсуг, семь километров южнее города Кропоткинского.
Вот здесь всё и произошло. Видимо в этой заводи отец рыбачил. А вот и тот просёлок, идёт на взгорок. А вот и самое высокое место на нём. Да, здесь!
Пнятно, что всё здесь уже на сто раз закатали, вокруг выросли новые деревья, но взрыв был именно здесь. Это видно. А потому, что деревья выросли немного в отдалении от воронки и на верхушке холма сейчас растёт только трава. И много-много солнца. И в конце февраля на Кубани солнышко к обеду бывает, что и припекает.
А в Москве сейчас ещё беспросветная зима, снег и вьюга. Но на то она и Кубань, почти субтропики!
Я стелю куртку прямо на жухлую траву и ложусь на неё ничком, руки под голову, фуражка от солнца на глаза. Хорошо! Солнышко припекает, птички поют. И приходит сон. Спокойный и глубокий, какого уже не было несколько дней с этой нервотрёпкой, и которая ещё не кончилась вовсе.
— О-о-о, привет Мироздание, давно не виделись! Куда мы сегодня полетим на экскурсию, в какую галактику? Ни в какую⁈ А почему? Мы остаёмся на месте?
Я приподнимаюсь на локтях и вижу, что посередине просёлка стоит и молча смотрит на меня мужчина — неопределённого возраста, лысый как биллиардный шар, голова в шрамах и с бархатной повязкой через один глаз. Одет в рыбацкий комбинезон и в резиновых сапогах.
— Папка⁈ Па-а-апка-а! — кричу я и хочу подбежать к нему, обнять, но он делает жест рукой, мол, не подходи, нельзя.
— Вася, Васечка, Василёк, сыночек, плоть и кровь моя, — слышу я, — Я знал, я верил, что рано или поздно ты придёшь ко мне. Я бы и сам пришёл к тебе, да нельзя мне. Только посмотреть. И ни метра в сторону. Откуда пришёл, туда и сразу назад.
— Откуда ты здесь, папка? Тебя же взорвали, убили! — говорю я.
— Меня убили? Ну нет! Это невозможно. Я же василиск, аггел разнузданный.
И призрак продолжает:
— Это тех троих полковников сразу, без Суда забрали в Преисподнюю. Я только вдёрнул их. В Преисподней шнырей не хватает, вот и метут туда всех фараонов — ментов да чекистов, в нарушение Регламента. Там они и обретаются сейчас под котлами вместе с рогатыми, которые из-под хвостов выкусывают. Дрова им притаскивают.
— А ты?
— А я так и остался на жительстве в «Тонком мире». Слышал поди про такой? В четвёртом измерении Этого Света находится. Санитарный буфер между Этим и Тем Светом. Место для 40-дневного карантина душ умерших перед Судом и для всякого мусора. Вот я тот мусор и есть — «ни Богу свечка, ни чёрту кочерга».
Отец улыбается:
Я же аггел рукотворный, не по роду, хоть и Разнузданный, крови на мне много. Да тут много таких, никому ненужных. Кто в коме между жизнью и смертью застрял. Кого с Суда выгнали да вернули. Почему выгнали? А не за что было судить, вот и выгнали. Жил вроде и Бога не хаял, и с чертом не якшался. Жил себе, да жил, работал, детей растил, но и в церковь не ходил. А тут, хоп, и со Святыми упокой, да на Суд! А там ни те его не берут, ни эти. И в Ад не за что, а уж чтобы в Рай, что ты… Таких и близко к Раю не подпускают. Вот и лежат они себе в своих кукольках да вертепчиках в «Тонком мире», второго пришествия ждут, чтобы восстать во плоти. Ничего не скажу, народ они грамотный, с понятием, и в разговорах душевный. Да что я о себе, да о себе. Как ты, сынок?
И я рассказываю отцу всё-всё! Со слезами, с соплями, но всё как есть!
Отец слушает молча, не перебивает. Когда я замолкаю, он ещё долго молчит. Видимо переваривает и размышляет. А потом начинает говорить:
— Вот оно значит как вышло с Люсей и Тасечкой. Ты сходи к ним завтра, посиди на могилке, сделай что надо. Они уже в Раю давно и не встретиться нам теперь уже никогда. Но это ладно, главное в Раю они, точно. Я быв «Тонком мире» или в Преисподней их давно нашёл.
— А ты жив, Вася-Василёк, — восклицает отец, — И теперь жить тебе хорошо за нас всех сразу — за маму, за папу и за старшую сестричку. Что Дар тебе мой передался и не в младенчестве открылся, это хорошо. И что под тобою он, а не ты под ним, тоже хорошо. И что деньги мои до тебя в целости дошли, тоже хорошо.
Отец улыбается…
Деньги
— В 90-м время мутное было, я все в доллары вложил, вот и не сгорели. Где взял? Взял вот, не украл, не боись, принесли. Ещё в Ташлинске. Еврей один московский, представился Гершензоном Ильёй Захаровичем, заготовителем. В гостинице «Урал» жил. Дельце он мне предложил. Не здесь, а в Израиле, вернее, в Палестине.
Отец продолжает, вспоминая:
— Походить по Рамалле часик, когда там заседание их парламента будет. И все бы там померли тогда, факт. Я вроде как и согласился, чего мне те арабы. А деньги нужны были, уезжать из Ташлинска. Всё чин-по-чину, еврей аванс принёс. А сам потом возьми и помри в гостинице. Лез под диван и прихватило. Сердце! Нет, это не я его. А может и я, кто знает. Значит злоумышлял он против меня. Поэтому и был истреблён. А как иначе? У меня так — злоумышляющего истреби! А деньги так и остались. Такая вот с ними история.
Квартира
— Ещё я тогда в Москве квартиру купил на твоё имя, — продолжает отец, — Как знал, что когда ты вырастешь, в Москву потянешься. Хорошая такая квартира, большая, профессорская, 350 квадратных метров. А раньше, до революции, барин в ней жил с семьёй и челядью. Всё сохранилось в лучшем виде. Не разгромили — камин, паркет, печи, то-сё. Адрес: Большой Трёхсвятительский переулок, дом 1, квартира на 3-м этаже. Легко запомнить, Святителей — трое, этаж — третий.
Отец делает паузу…
— Хотел до кучи особнячок купить напротив, да тогда их ещё не продавали. Переулочек тот тихий, короткий, на Покровский бульвар выходит. До твоего совершеннолетия я её американцам сдал, фирме риэлтерской. Найдёшь их, они только своих, иностранцев в Москве селят. Арендную плату они по договору на твой валютный счёт складывают, проверь его. Ну и порядок блюдут, официальную квартплату вносят. Всё от твоего имени. Так что, владей. А там решай сам, что с ней делать. Твоя она теперь, сыночек. От меня и мамочки твоей, тебе на совершеннолетие.
И я рыдаю! Вот и сбылось моё глупое детское мечтание — собственная квартира внутри Бульварного кольца! Да как просто, подарок родителей.
Отец молчит, ждёт когда я отрыдаюсь, а потом говорит:
— Работать на государство, Вася, это пустое. Деньги у тебя теперь есть. Но сотрудничать с государством нужно, а то взорвут как меня.
И отец начинает мелькать и растворяться в воздухе.
— Я так рад, что мы свиделись, Васенька. Но пора мне уже, сынок! Ты приходи почаще, я почитай каждый день теперь здесь тебя высматривать буду. Мне ещё много чего тебе нужно важного и полезного рассказать. Ну пока, сыночек, береги себя, Вася-Василёк!
— Папка! А если мы здесь дом построим, для тебя. Спроси там, разрешат тебе жить в нем⁈ Ну есть же замки с приведениями.
Но отца уже нет, исчез аггел рукотворный и разнузданый!
Сюжет 10. Новая жизнь
Квартира
Конец февраля 2010 года.
Москва.
Квартира в Трёхсвятительском переулке потрясает воображение. Всё старинное и всё в идеальном состоянии. Крупный дубовый паркет сияет, соревнуясь по яркости и красоте сияния с медяшками печной и оконной фурнитуры, дверными ручками и смесителем в огромной чугунной эмалированной ванне на кованых ножках. Даже газовая печь на огромной кухне старинная. Вместе с массивной ручной кофемолкой и медными турками разной величины. Естественно тоже сияющими. Из современного на кухне есть только огромный американский двухкамерный холодильник, небольшой телевизор на стене и панель кондиционера над дверью. Впрочем, такие же панели висят над всеми дверями в квартире.