нужно больше.
Я получаю пару хейтерских комментов от одного консервативного влогера. Это неудивительно – он зовет себя Серебряным звездным убийцей и постоянно распространяет конспирологические теории о небожителях. Когда сенатора Айрона ловят на том, что может навредить его предвыборной кампании, Звездный убийца обязательно опубликует видео с опровержением, типа того, что вместо сенатора выступал оборотень или что какой-то небожитель использовал силу, чтобы подделать запись. Как будто в этом есть смысл!
И вот теперь Серебряный звездный убийца высунулся из политических кустов, чтобы рассказать следующее: Атлас вскоре пойдет по стопам родителей, это вопрос времени; слезливая история Уэсли о том, что Рут приходится клонироваться, чтобы справиться с дочерью, – это удар по матерям-одиночкам, которые страдают по-настоящему; если Айрис хотела бы стать героем, она бы распустила Чароходов; Марибель требует вторжения в частную жизнь девочки, потому что не готова принять, что ее родители – убийцы; Ева – эгоистка, потому что не исцеляет умирающих; а Эмиля воспитывали специально для убийства сенатора Айрона и других политиков, которые выступают против колдовства.
– Простите, ребята, – говорю я. – Есть те, кто верит и в такое.
Я не хотел никому давать в руки оружие.
– Но не все. Те, кто хочет верить подобным фейкам, никогда нас не примут, – замечает Айрис. – Однако это хороший знак. Значит, они наблюдают за нами и следят за новостями. Теперь осталось выяснить, как с помощью соцсетей добиться реальных изменений.
Пруденция приносит сидр и шампанское.
– У тебя получилось, – говорит она, искренне улыбаясь.
Все наливают себе по бокалу и пьют за меня.
Может, я и не умею бросаться огнем, но я герой не хуже прочих.
Двадцать. Никто Несс
Когда Дион Анри наконец возвращается в Лайт-Скай-Тауэр, она хромает. Под ядовито-зелеными глазами залегли темные тени. В кудрявых рыжих волосах и на мускулистых татуированных руках запеклась кровь. Я ничего не могу с собой поделать – постоянно смотрю на белые шрамы на ее теле. Толстая линия разрубила тюльпаны на предплечье, другая – разорвала розовую розу на плече, глубокий шрам у основания шеи… и их еще много. И еще один, свежий, скоро будет под коленом. Сейчас плоть там будто срастается сама собой. Я не понимаю, почему люди кромсают девушку-гидру, как будто это может ее остановить.
Пару месяцев назад я бы удивился, если бы увидел, что она возвращается невредимая. Начинать все сначала – одинокое дело. Стэнтон казался чересчур брутальным для искренней дружбы. Дион была более настоящей, человечной. Я был уверен, что мы в одной лодке – что мы в долгу перед бандой за спасение жизни и верны ей, потому что это проще, чем бежать от прошлого в одиночестве. Дион материла сенатора, когда мы смотрели новости, а значит, была приличным человеком, и только она подошла ко мне в тот вечер, когда я убил алхимика, направившего жезл мне в голову. Но недавно она отправилась в боевой поход, подвергнув себя еще большей опасности во имя великой идеи Луны, которая, как та полагает, поможет ей оставаться в безопасности. Поможет нам всем. Именно поэтому важна только миссия. Нельзя заводить друзей.
Интересно, видела ли она ролик с Чароходом Евой Нафиси, которая призналась в том, что они были лучшими подругами? В ее нынешнем состоянии вряд ли кто рискнет спросить.
– Где ошибка природы? – спрашивает Дион у меня и у Стэнтона.
Всегда приятно слышать, что не только меня смущает существование Джун.
– Луна опять берет анализы крови.
– Тогда через две минуты уходим без нее, – говорит Дион.
– Ты мне тут не приказывай, – возражает Стэнтон.
В стране много Чародеев, но мы – элита, мы – часть большого плана. В нью-йоркской банде Стэнтон старше всех примерно на год, но мы подчиняемся только одному человеку, тому, кто подарил нам силу. Наши роли постоянно меняются, но в целом порядки устоялись. Я шпионю за врагами Луны и анонимно выполняю ее приказы. Дион ведет переговоры с дилерами, работорговцами и политиками; если переговоры провалились, то она пускает в ход чистую силу и возвращается только с хорошими новостями. Стэнтон пасется на улицах в поисках потенциальных Чародеев – те для начала должны послужить нам в качестве послушников и доказать свою верность. К счастью, я этот этап пропустил, потому что Стэнтон довольно сурово проверяет их лояльность и жестокость. А Джун, насколько я могу понять, просто убийца. Убийца, которую мир не видел с тех пор, как камера сняла ее во время Блэкаута. Луна немало заплатила СМИ, чтобы лицо Джун исчезло со всех сайтов.
Дион пропускает мимо ушей реплику Стэнтона и докладывает нам о редкой золотоволосой гидре, которую везут из Греции для одного клиента в обход Луны. Торговец отказывался раскрывать место и время сделки, хотя Луна пообещала благословить его силой костяного феникса. Так что, когда Дион собственноручно убила всю его команду, он быстренько передумал. Важно, чтобы гидру не ранили, то есть нельзя допустить, чтобы она оказалась на арене Аполлона, где ее посадят в стальную клетку бороться с другими существами.
Все решится в Бруклине в течение часа, так что Стэнтон зовет парочку послушников, и мы выходим из небоскреба. Сегодняшний облик я заимствую у охранника, который особенно брезгливо смотрел на Луну, когда мы обосновались здесь в конце августа. Лицо мертвеца способствует уверенности в себе – вряд ли его арестуют за те преступления, которые я сегодня совершу.
Надеюсь, что ничего серьезного не понадобится, но, когда мы паркуемся и рассредоточиваемся по марине, прячась за лодками и кустами, я держусь поближе к Стэнтону и Дион, потому что они залог выживания. Луна велит нам приглядывать друг за другом, как будто мы семья. Хотя это слово давно потеряло всякий смысл, мы знаем, что ее ожидания лучше оправдывать. Очень многие хотят занять наше место.
Когда к пирсу подплывает грузовое судно, я замираю. Открывается дверь. От визга гидры кровь стынет в жилах, но гораздо больше меня пугает десяток вооруженных наемников, которые выскакивают на берег с жезлами и кинжалами. Нам не хватит послушников, чтобы такое пережить. Чтобы хотя бы попытаться.
– Хрен с ними, – говорю я. – Подождем их на арене.
– Ты помнишь, какая там охрана? – спрашивает Дион.
– Если попробуем сейчас, то подохнем.
– А если не попробуем, то не будем жить, – отвечает Дион.
Она бросается вперед. Суперскорость позволяет ей добраться до наемников раньше, чем они бросают первое заклинание. Одному из них она ломает шею. Из укрытий вылезают послушники, отвлекают наемников, давая Стэнтону возможность нанести удар.
Пора.
Жезл заряжен по максимуму. Все шесть ударов должны попасть в цель. Я влезаю в схватку, как раз когда один из послушников падает в реку, получив заклинание в сердце. Наемник, убивший его, целится в меня, я перекатом ухожу в сторону, чуть не валюсь в воду сам. Не успеваю я вернуться, как Стэнтон возникает у бородатого за спиной, вонзает зубы ему в шею и вырывает кусок плоти. Кровь заливает доки, наемник в конвульсиях падает в красную лужу.
Стэнтон ухмыляется и машет, разворачивается и перехватывает запястье противника, который пытался ударить его ножом.
Цель: сберечь гидру.
Добраться до судна не так-то просто. Два заряда жезла – и наемника разрывает пополам. Мне обжигает руку. Дюймом левее, и попало бы в голову. Умер бы, как все остальные…
Я прыгаю на ближайшую лодку и прячусь в этой нелепой покупке кризиса среднего возраста. Лодку чуть качает, и этого хватает, чтобы меня затошнило. Я пару раз катался на пароме с матерью и больше никогда в жизни на воду не посмотрю. Пытаюсь не расстаться с ужином. Выглядывая в мутное окошко, я вижу, что наемница ногой прижала аколита к земле и выпускает заклинание ему между глаз. Меня рвет на кроссовки. Дион, Стэнтон и оставшиеся трое аколитов окружены.
– Несс! – кричит Дион.
На лице ее написан гнев, как будто я ее сильнее, как будто это я предложил ввязаться в такую борьбу.
Новый план: превратиться в одного из убитых наемников и в его облике пройти мимо тех, кто удерживает моих. Потом мы сбежим. Я пытаюсь стать тем, кого Стэнтон счел достойным укуса, как в дурацкой книжке про вампиров, когда слышу позади себя шаги.
– Ненавижу оборотней, – ревет один из наемников.
Он роняет меня на пол. Длинные рыжие волосы закрывают лицо, но я все равно вижу широкий шрам на щеке. Не удивлюсь, если гидра, которая оставила сие творение, превратилась в новый трофей в его доме, но она сумела лишить его половины носа. Наемник душит меня. Я надеюсь, что сейчас из темноты вынырнут Стэнтон с Дион, чтобы спасти меня, но этого не происходит. Я теряю концентрацию, и облик постепенно спадает.
– Ты… – Он белеет. – Ты же не…
Я вытаскиваю жезл у него из-за пояса и пускаю заклинание в сердце.
– Я никто, – сообщаю я, когда снова могу дышать.
Жизнь уходит из него, и он падает на меня. Труп тяжелый, но все-таки я его сбрасываю. Я очень старался этого избежать, но, если на кону моя жизнь, выбора нет. Я слышу шаги. Если бы я умел плавать, кинулся бы за борт. Но притворяться трупом я умею лучше. Я становлюсь послушником в окровавленной рубашке и лежу очень тихо, хотя сердце бьется с дикой скоростью. Пусть все думают, что мы убили друг друга.
Кровавые чародеи сегодня проиграли, но я все исправлю. Я должен все исправить.
И да пребудет со мной милосердие звезд, если я не справлюсь.
Двадцать один. Хоуп Марибель
Проходит пара дней после начала кампании Брайтона, когда в новостях наконец появляется что-то интересное: мое внимание привлекает ночной репортаж о нападении на марину Бруклина. На фотографиях видны мертвые послушники Кровавых чародеев, и этого хватает, чтобы я не позволила Атласу утащить себя обратно в постель. Это серьезная зацепка, а Атлас – джентльмен, поэтому он встает и мы спешим в машину, обвесившись снаряжением.