– Ты понимаешь, что они будут допрашивать Эдуардо? – Брайтон смотрит на дверь. – Марибель с него живого не слезет.
– И именно поэтому тебе не стоит это снимать, – замечает Пруденция.
– Тем более.
Он уходит.
– Ему всегда будет мало, – говорит Пруденция.
Она права. Его допустили к миссиям, хотя мне очень не хочется подвергать его и Пруденцию опасности. Ему позволили снять откровения Чароходов для запуска его кампании. Этот голод невозможно утолить. Видео со схваткой в поезде набрало в миллион раз больше просмотров, чем другие, но он все равно расстроился, потому что оно не стало вирусным. Я скучаю по тем простым временам, когда мы просто придумывали название для его канала. Папа стал его первым подписчиком. Ма заложила фамильные украшения, чтобы купить ему первую камеру. Может быть, самомнение Брайтона – наша вина?
Я собираюсь пойти за ним, когда слышу возню за дверью. Сердце начинает биться чаще. Не мог же Эдуардо напасть на Айрис и Марибель?
– Хочешь, чтобы я осталась? – спрашивает Пруденция, глядя, как Брайтон заворачивает за угол.
– Да, но нет. Иди.
Она кивает на дверь.
– Удачи.
– И тебе.
Я вхожу. Марибель нависает над Эдуардо, который ощупывает разбитую губу.
– Что вы делаете? – спрашиваю я.
– А теперь рассказывай, как найти Джун. – Она не обращает на меня внимания.
– И как Луна напитала небожителя кровью твари, – добавляет Айрис.
– И как ты пережил Блэкаут. – Голос у меня дрожит.
– Может, вам так не кажется, потому что вы сделали меня мальчиком для битья, но у нас с вами не переговоры. И я, кстати, уже выиграл.
– Да? И что же ты выиграл? – интересуется Марибель.
Эдуардо оглядывает кладовку.
– Хотелось бы кровать и свечи с запахом сандала, чтобы избавиться от вони мокрых тряпок. Но вообще меня устроит защита от Чародеев.
– Ты шутишь? – спрашивает Айрис.
– Можно свечи с запахом ванили, если других нет.
– Ты можешь превратиться в кого угодно. – Айрис складывает руки на груди. – Уехать. Тебя никогда не найдут.
– Прошлому призраку-оборотню не удалось сбежать далеко. – Эдуардо замирает как статуя. – Его пытали так долго, что он умер, зависнув между формами. Опознать его было невозможно. Стэнтон любезно показал мне фотографии в ночь моей инициации. Дружеское предупреждение. – Он смотрит на нас. – Единственный способ спастись от Луны и Чародеев – остаться в этом убежище. Где бы оно ни было.
– Расскажи все, что знаешь, или мы тебя прогоним! – выпаливает Марибель прямо ему в лицо.
– Это звучало бы страшнее, не будь у меня в рукаве козыря. Вы никогда меня не отпустите.
Кривая усмешка Эдуардо напоминает мне, как уверенно держится его отец, произнося свои речи.
– В мире нет более расчетливого человека, чем Луна. Она научила меня играть по-крупному.
– Гарантирую, ты не такой умный, как воображаешь, – заверяет его Марибель.
– Может быть. Но ума заманить тебя на арену мне хватило, – говорит Эдуардо.
Она не отвечает.
Серый свет заливает лицо Эдуардо, и он съеживается, становясь миниатюрной белой девушкой в одежде послушницы. Он играет с локоном светлых волос и смотрит на Марибель ясными голубыми глазами.
– Знаешь, что значит мое имя? – говорит он высоким голоском.
– Ни фига не понимаю, – признаюсь я.
– Она… он – это Хоуп, послушница в марине, которая рассказала мне, где найти Джун и Кровавых чародеев.
– Я знал, что ты на нее охотишься. Посмотрел интервью на ютьюбе. Как по мне, ты получила, что хотела. – Эдуардо снова становится собой. – Если ты злишься из-за того, что поддалась на манипуляцию, то вперед, отпускай меня. Я в любом случае в выигрыше, если только Луну не сдам.
Поверить не могу, что нас загнал в угол парень, которого мы держим буквально в цепях. Сразу видно сына продажного политика.
– Мы действительно тебя не отпустим, в этом ты прав, – говорит Марибель. – Если ты не расскажешь нам, как выжил, или кто такая Джун, или чего хочет Луна, то мне придется выбить из тебя эти ответы.
Она сжимает кулак. Я бросаюсь вперед и перехватываю ее руку. Я не знаю, до чего она готова дойти в желании отомстить за родителей. Смерть моего отца вызвала всего один вопрос: смог бы он прожить чуть дольше, если бы не участвовал в клинических испытаниях? Может, Марибель и неплохая, но она явно готова на все, чтобы получить ответы на свои вопросы. Я должен верить, что одна из моих наставниц лучше, чем хочет казаться.
Марибель вырывает у меня руку.
– Ты хотя бы понимаешь, что ты делаешь? Думаешь, провел тут две недели и можешь указывать, как нам быть?
– Я знаю, что вами должно двигать, – отвечаю я. – Мы не можем избивать людей, чтобы получить ответы. Иначе опустимся до их уровня.
– Я хочу восстановить справедливость, а ради этого я вольна делать с пленниками то, что захочу.
– Можешь попробовать, – замечает Эдуардо.
Марибель, кажется, готова отбросить меня в другой конец кладовки и обрушиться на Эдуардо. И я не могу ее винить, с учетом того, что он говорит.
– Эмиль, было бы круто, будь мир черно-белый, но на войне приходится делать вещи, о которых невозможно помыслить. Да, мы знаем, что такое сострадание, но иногда надо проявить жестокость, чтобы выжить. Чтобы рискнуть и победить.
– Это не ко мне, – отвечаю я. – Я готов быть солдатом, но не убийцей.
Эдуардо смотрит на меня и выпрямляет спину.
– Марибель, иди прогуляйся, – распоряжается Айрис.
– Ты мне тут не командуй! – Марибель смотрит на Айрис сверху вниз. – Мы проигрываем! У нас не будет шанса на победу, пока нами командуешь ты или пока Эмиль заигрывает с врагами! – Она круто разворачивается и оказывается совсем рядом со мной. – Как по-твоему, чем заняты солдаты на войне? Думаешь, они готовятся к бою, а потом опускают свои жезлы? Нет уж. Они стреляют и стараются не промахнуться.
– Я все понимаю, но наша цель – мир. Если мы не сможем убедить людей доверять нам, любая смерть будет напрасной.
– Не смей говорить мне о напрасных смертях! Не тогда, когда ты мешаешь мне выяснить, кто подставил и убил моих родителей! – Марибель закрывает глаза и качает головой. – Зря я в тебя поверила. Зря мы все поверили.
Она выбегает наружу и громко хлопает дверью.
Я никогда и не утверждал, что буду героическим спасателем, но чувство вины, которое горит внутри, невыносимо.
– Теперь будешь разговаривать? – спрашивает Айрис.
– Вот только с ним буду, – Эдуардо указывает на меня.
– Этого не случится, – говорит Айрис.
– Тогда сами разгадывайте планы Луны, пока Венценосный мечтатель не зашел.
Айрис вздыхает.
– Будь осторожнее.
Я остаюсь наедине с оборотнем. По идее, все должно пройти спокойно, раз он связан, но, если он выкинет очередной фокус, придется реагировать молниеносно.
– Почему ты хочешь говорить только со мной?
– Ты мне нравишься. – Эдуардо изучает меня с плохо скрываемым интересом. – Моя работа – никому не показываться больше одного раза, но с тобой мы уже сколько раз умудрились пересечься? Совпадение…
– Я бы не назвал совпадением случаи, когда ты пытался обхитрить меня у меня же дома или когда заманил нас на арену.
– Раньше.
Глаза Эдуардо вспыхивают серым затмением, он светится и начинает преображаться. Я не сразу, но понимаю – это тот парень, которого я видел в первый вечер появления Венценосного мечтателя. Тот, что снимал схватку. Потом он преображается в Джеймса, который вместе с Ортоном торговал Варевом, – у этих двоих были одинаковые чехлы для телефона. И еще раз – в единственного послушника, который сбежал с фабрики. Последняя вспышка, и он снова становится собой.
– Извини, если какие-то детали не совпадают, цвет глаз, длина волос и рост сейчас значения не имеют. Но ты ведь понял, о чем я? Нью-Йорк огромный, Эмиль. Постоянно встречаешь людей, которых видишь в первый и последний раз. А вот ты выскакиваешь словно светлячок в ночи.
– Кто бы говорил, Эдуардо, ты вообще считаешься мертвым.
– Меня так больше не зовут. Эдуардо Айрон погиб во время Блэкаута. – Все его ухищрения поглотила тьма. – Не только ты проживаешь вторую попытку.
Он знает о моем происхождении. Теперь я еще больше надеюсь, что Чароходы оставят его в этой кладовке.
– И как же теперь тебя зовут?
– Несс Арройо.
Если я правильно помню, Арройо – девичья фамилия его матери. Он постарался уничтожить любую связь с Айроном.
– Твой отец знает, что ты жив?
– Нет.
– Марибель сможет использовать это против тебя, если ты не расскажешь про Джун.
Несс кивает, как будто уже успел об этом подумать.
– Думаю, что у инспекторов есть отдельный отряд для поиска этого убежища, но, если сенатор узнает, что я жив, он вытащит из постели всех до единого, лишь бы меня найти. Он не может допустить, чтобы вся страна узнала, насколько лжива его кампания. Только не перед выборами.
Он называет отца сенатором. Когда в детстве Брайтон сердился на папу, он мог неделю звать его Леонардо. Очень безличное обращение, но папа не показывал, как его это задевает, чтобы Брайтон не думал, что победил.
– Неужели тусить с Кровавыми чародеями лучше, чем жить в доме Айрона?
Несс встает. Он выше меня на дюйм, может на два, но кажется невероятно мощным – плечи опущены, взгляд напряжен. У меня опять колотится сердце.
– Банда вывернула меня наизнанку. Они огранили меня, сделав опасным и сообразительным. – Он дергает ногой, и цепь стучит по полу. – Это меня не удержит. Я могу перевоплотиться в ребенка, вывернуться и свернуть тебе шею. – Он делает шаг, и мой кулак тут же загорается. Серо-золотое пламя освещает лицо Несса: тени под глазами, выражение усталой обреченности, которое я теперь тоже вижу в зеркале.
– Сенатор использовал меня как пешку, как глашатая поколения. Раз за разом. Все должны были увидеть, как плачет ребенок, потерявший мать из-за жестокости небожителей. Кровавые чародеи тоже не невинные овечки, но я больше не позволю сенатору использовать себя. – Он отворачивается и растягивается на полу, подложив под голову рулон бумажных полотенец. – Спокойной ночи, светлячок.