Синьоболокодване. Онемев от ужаса, девушки воззрились на это чудовище, и оно, в свой черед, широко раскрыло глаза и изучающе уставилось на них. Так продолжалось несколько мгновении, потом чудовище ощерило пасть в неком подобии улыбки. Тут Кабазана шагнула вперед и пропела дрожащим голосом:
Ах, Слизняк, ах! Эй, Слизняк, эй!
Отдай мне мою одежду скорей.
Ой, Слизняк, ой! Ох, Слизняк, ох!
Далек путь до дома, очень далек!
Чудовище по-прежнему щерилось в мерзкой улыбке и не сводило глаз с Кабазаны, будто ощупывало взглядом все ее тело с головы до пят. Затем, так и не отрывая взгляда от девушки, оно шевельнуло осклизлой лапой, извлекло из-под себя одежду Кабазаны — именно Кабазаны! — и протянуло ей. Следом за Кабазаной шагнула вперед другая девушка и повторила ту же самую песенку. Снова чудовище ощерило пасть в мерзкой ухмылке, долго осматривало девушку и наконец протянуло ей одежду. Тут и другие девушки осмелели, одна за другой выходили они вперед, пели песенку-заклинание и вызволяли свою одежду у чудовища. Одна только Номта-ве-Ланга не спешила, как стояла дальше всех от Слизняка, так и оставалась стоять, всем своим видом показывая, что не желает поступать по примеру подруг. Подруги выжидательно смотрели на принцессу, но она стояла недвижимо, высоко подняв голову, в презрительной усмешке скривив губы,— вот, мол, я какая гордая, ни за что не унижусь перед мерзкой тварью!
— Спой заклинание, Номта-ве-Ланга,— просили подружки,— подойди к нему ближе и спой.
— Ни за что!
— Не хочешь петь — не надо, тогда как-нибудь по-другому выпроси у него свою одежду, нкосазана.
— Что?! Унижаться перед этим уродом?! — Глаза принцессы сверкнули от гнева.— Не стану я выпрашивать у него одежду. Да и вообще как он смеет касаться своим омерзительным брюхом одежд дев Бакубы!
— О, Номта-ве-Ланга! О, нкосазана! Поди и попроси его как следует,— с мольбой в голосе прошептала Кабазана.— Ты же видишь, он не отдаст одежду, если ты не поступишь, как мы.
Тем временем Слизняк явно наслаждался видом обнаженного тела Номта-ве-Ланги, его глаза похотливо скользили вверх-вниз, вверх-вниз, а пасть была растянута в ухмылке. От этого Номта-ве-Ланга просто пришла в ярость.
— Ладно, я согласна,— сказала она.
Уперев руки в бока, неспешным шагом приближалась принцесса к чудовищу. Не доходя несколько шагов, она остановилась, скорчила потешную гримасу, явно передразнивая Слизняка, и, подавшись всем телом вперед, повторила песенку-заклинание, которую придумала Кабазана, верней, не песенку, а только мотив, вместо же слов она хриплым голосом стала издавать какие-то нечленораздельные звуки. Знай, мол, Слизняк, как тебя презираю. Знай, мол, чудовище, что тебя не боюсь. Гляди, какая я гордая и независимая.
Ньи-ньи-ньи-ньи!
Ньи-ньи-ньи-ньи! —
пела принцесса, а чудовище вдруг вытянуло шею, ощерило свои мерзкие клыки и злобно укусило принцессу в бедро. Девушки завизжали и бросились врассыпную, Кабазане насилу удалось их остановить:
— Стойте, девы Бакубы! Не убегайте! Мы либо вызволим из беды принцессу, либо погибнем в борьбе за нее! У нас нет иного выбора.
Девушки набрали камней и палок, кто сколько мог, и побежали обратно. Но от Слизняка и след простыл — исчез, будто растворился в воздухе, а принцесса недвижно лежала посреди лужайки, свернувшись в комочек. Она была живая и в сознании. Однако — о, ужас! о, ужас! — в ней ничего не осталось от прежней Номта-ве-Ланги. Лицо и все тело юной принцессы стали точь-в-точь как у Слизняка. От одного ее вида неописуемый ужас овладел девушками, и, схватившись за головы, они отчаянно заголосили:
О принцесса!
О Номта-ве-Ланга!
Что теперь будет со всеми нами?
Уж лучше бы мы погибли сами!
— Как же мы теперь сможем рассказать обо всем родным? Какими словами объясним, какими речами оправдаем собственное неразумие — ведь по нашей вине принцесса попала в такую беду. Теперь нас всех до единой казнят, и будут правы! О, горе, горе! — рыдали девушки.
Никто из них так и не решился прикоснуться или хотя бы подойти ближе к принцессе. Наспех собрали они свои вещи и со всех ног кинулись прочь от проклятого места. Они бежали в ту сторону, откуда пришли, по направлению к своим домам, но то и дело кто-нибудь из них останавливался и громко задавал вопрос:
— Куда мы бежим, подруги?
Так и не дождавшись ответа, они снова припускались со всех ног. Когда же девушки удалились от заводи Луланге на безопасное расстояние, Кабазана дала всем знак остановиться.
— Подруги! — сказала она.— По правде говоря, я не знаю, в какую сторону нам следует держать путь. И те, что спрашивали: «Куда мы бежим?» — задавали правильный вопрос. Действительно, куда нам идти после всего случившегося? У кого-нибудь из нас остался дом, куда мы могли бы вернуться? У кого-нибудь из нас достанет отваги, чтобы встретиться с отцом и матерью принцессы и рассказать им о случившемся? Есть ли среди нас хоть одна, которой совесть позволит смотреть в глаза другим людям, ведь это мы все вместе виновны в том, что стряслось с принцессой, любимой нашей Номта-ве-Лангой! Мы совершили злодеяние, и наши родные будут правы, если не пожелают подпустить нас близко к своим домам,— точно так же, как на самих себя, мы можем теперь навлечь беду и на всех своих близких.
Рыдания мешали Кабазане говорить, и все девушки тоже заливались слезами. Но Кабазана сумела овладеть собой и продолжила речь:
— Слезами горю не поможешь... Надо на что-то решиться. Я вот что придумала. Вы останетесь здесь и будете ждать нашего возвращения. А мы втроем,— она обратилась к тем двум девушкам, которые вместе с ней вошли в комнату принцессы,— как самые виноватые в том, что способствовали побегу Номта-ве-Ланги, мы втроем пойдем в большой дворец, отыщем взрослых служанок, которых мы так коварно подвели сегодня утром, и потихоньку признаемся им во всем. Если мы этого не сделаем, то все наши соплеменники решат, будто мы собственными руками убили принцессу. А вы, остальные, оставайтесь тут и ждите известий от нас до первых петухов. Если мы не вернемся, то знайте: нас поймали и, может быть, казнили за наше прегрешение. Тогда сами решайте, что делать дальше. Вот и все. Ну, мы пошли...
Во дворце же вот как разворачивались события. Взрослые прислужницы обнаружили пропажу королевской дочери еще в полдень, но из страха перед суровым наказанием — а ведь их вместе с младшей прислужницей могли бы и убить за столь дерзкое небрежение своими обязанностями — сговорились держать пока в тайне побег принцессы. Женщины надеялись, что королевская дочь успеет вернуться раньше, чем ее хватятся во дворце. И теперь они с нетерпением ожидали ее возвращения. Наконец в дверь постучали, служанки открыли — на пороге стояли Кабазана и еще две девушки. Их впустили в комнату, старшая из служанок отвела Кабазану в сторону и шепотом спросила:
— Ну, где королевская дочь? Что вы с ней сделали?
— Ах, бабушка! — вскричала Кабазана.— Не знаю, что теперь с нами будет. Мы вернулись без принцессы.
— Она утонула?!
— Нет. Но на нее напало страшное чудовище, и она превратилась... она изменилась... В общем, она стала отвратительным существом, таким же чудовищем, какое напало на нее и которое мы даже не знаем, каким словом назвать.
Старшая служанка подозвала остальных женщин, чтобы и они послушали странный и страшный рассказ Кабазаны. А та поведала обо всем с самого начала, не умолчав ни об одном из несчастий, что обрушились на них в тот день. И сама Кабазана, и обе ее спутницы были готовы к тому, что служанки сейчас набросятся на них с бранью и укорами или даже с побоями, но те были настолько ошарашены, что долго еще после того, как умолкла Кабазана, сидели не в силах слова сказать или рукой шевельнуть.
Наконец старшая служанка произнесла:
— Дети мои, вы должны уяснить для себя еще одну вещь: отсутствие всех девушек нашей округи в столь поздний час — еще один позор на наши старые головы. Немедленно возвращайтесь к подругам и ждите, пока за вами придут.
Едва захлопнулась за девушками дверь, старшая служанка сказала младшим:
— Вы пойдете следом за ними, но старайтесь держаться поодаль, чтобы никто не заподозрил, что вы идете в ту же сторону. Когда окажетесь в лесу вместе с остальными девушками, то присоединитесь к ним и уже не расставайтесь, какое бы решение вы сообща ни приняли и куда бы ни решились идти. В этом ваше единственное спасение — держаться сообща, что бы ни стряслось. Что же касается меня и этой девочки,— старшая служанка указала на молоденькую служанку принцессы,—то мы должны оставаться тут, пока... пока... я не знаю, сколько нам еще придется ждать.
Эта ночь выдалась на редкость неспокойной для всех жителей округи. Не было дома, откуда еще на рассвете не ушла бы молоденькая девушка и так и не вернулась ночевать. Отцы и матери глаз не сомкнули всю ночь, О горе, о позор! Неизвестно, где пропадает их юная дочь. С утра спозаранку из дома в дом стали тайком пробираться люди, чтобы шепотом поделиться своими страхами и подозрениями с ближайшей родней. Шутка ли — дочь не пришла домой ночевать! Родственники, в свой черед, тишком пробирались в дома своих лучших друзей, и тоже шепотом сообщали им горестную весть и узнавали, что у тех у самих или у их ближайшей родни случилось точно такое же горе, точно такой же позор, о котором только и можно что поделиться шепотом с самыми близкими. Лишь большой дворец выглядел как обычно, и его обитатели были заняты своими привычными делами.
Не успела еще роса просохнуть на листьях, как придворный дровосек закинул на плечо свой огромный топор и отправился из дворца в лес. Там он забрался в самую чащу, выбрал дерево потолще и начал рубить: хак-хак-хак! Вдруг донесся до его ушей слабый девичий голосок:
Эй, дровосек! Эй, дровосек!