Глава пятаяНайдите моего мальчика, или Это вариант
I. Чайтра
На подлёте к храму Девяти Воплощений их встретил бежевый аэромоб-фургон. Мобиль напоминал лося-модификанта – он весь оброс ветвистыми рогами передающих антенн. Бок лося заклеймили логотипом новостного канала «Чайтра сегодня». У генерала возникло скверное предчувствие. Когда за углом обнаружился мобиль «Третьего чайтранского», предчувствие обернулось уверенностью. Кто-то проболтался! Репортёры примчались за информацией. Слетелись мухами на дерьмо! К Мирре их, конечно, не пустят – и это лишь укрепит подозрения и удесятерит усилия.
Вон, кстати, и Первый канал подтянулся. Не хватает лишь «Алмаза Дхармы»!
Новая угроза дарила один плюс: генерал наконец-то смог заняться делом, причём делом привычным. Я на войне, сказал себе Бхимасена. Организация прикрытия, отвлекающие манёвры. Выполнять! Спустя двадцать минут из двора храма через неравные промежутки времени стартовали четыре аэромоба разных моделей – и разлетелись во все стороны света. Уловка сработала: генерал с удовольствием пронаблюдал, как машины репортёров несутся вслед за приманками.
– Выводите, – велел он наиб-субедару.
И включил чудом добытый генератор камуфляжной иллюзии. В антическом центре подобной техники не водилось, но окрылённый генеральской похвалой начкар расстарался.
Мирра Джутхани шла сама, механически переставляя ноги, как заводная кукла. Лицо – восковая маска, в глазах – отражение выгоревшего дотла летнего неба. Двое охранников поддерживали женщину под руки. Для постороннего наблюдателя двор храма оставался пуст.
Комфортабельное чрево «Шакунталы» без труда приняло в себя всех: генерала, Мирру и докторов – те сменили охранников для сопровождения пациентки. В храм Бхимасена прилетел сам, без водителя: чем меньше лишних глаз и ушей, тем лучше. Шины тихо прошуршали по брусчатке двора. Через обшарпанные ворота грузового въезда аэромоб выкатился на узкую улочку позади храма – и, с трудом протолкавшись меж колымагами, нырнул в хитросплетение переулков.
Взлетел генерал лишь на площади Отрешения. Здесь обретались уличные аскеты, проповедники и торговцы благовониями, включая разнообразную травку. На миг Бхимасене почудилось, что в сфере кругового обзора мелькнул буро-зелёный «Мендхак», похожий на летающую жабу.
Неужели «хвост»?!
Его отвлёк вызов уникома. Нет, не высочайший государственный приоритет, хвала богам. Просто высший, что тоже не сулило ничего хорошего.
– Генерал Бхимасена на связи.
Защищённый режим и конфидент-поле включились автоматически – то же самое генерал проделывал с устройствами своих подчинённых. Голосфера отсутствовала, вместо неё в воздухе сконденсировалась прозрачная акуст-линза.
– Говорит Фиродия, ответственный секретарь его величества махараджи Аурангзеба XXII Справедливого, – представилась акуст-линза оперным баритоном.
С секретарём его величества Бхимасна знаком не был, голос слышал впервые, но в личности говорившего не усомнился ни на миг. Принудительная манипуляция с коммуникатором говорила сама за себя.
– Слушаю вас, шри Фиродия.
– До нас дошла информация, что у Мирры Джутхани возникли серьёзные психологические проблемы.
Утверждение, вопрос, неудовольствие, ожидание ответа. Все компоненты сплава распознавались безошибочно. Соберись, приказал себе Бхимасена. Тебе есть что ответить. Ответственный секретарь – большая шишка, но это не махараджа.
– Проблемы действительно имеют место. Все необходимые меры уже приняты. Разработана и применена специальная методика лечения. Она дала результаты. Я везу госпожу Джутхани на дополнительное обследование в Чайтранский центр психоэнергетики.
– Рад это слышать, – особой радости в голосе секретаря не наблюдалось. – Думаю, вам не стоит напоминать о режиме строжайшей секретности?
– Все меры по обеспечению секретности приняты.
В эффективности принятых мер у Бхимасены имелись большие сомнения. Если репортёры о чём-то пронюхали…
– Хорошо. Не забывайте о вашем главном задании. Его величество ждёт результатов.
– Я этим занимаюсь круглосуточно. Это мой главный приоритет. Сети заброшены, но мне нужно время.
– Время? Оно, считай, закончилось. Поторопитесь, генерал!
Конфидент-поле исчезло, акуст-линза расточилась в воздухе. Поторопитесь! Интересно, как шри Фиродия себе это представляет? Затребовать скоростной курьер-корвет? Лично прочёсывать бездны космоса? А еще лучше – затеряться в этих безднах вслед за Натху, и ищи-свищи!
Мечты, мечты…
На подлёте к центру Бхимасена навернул пару кругов, высматривая «хвост». Увы, в толчее над городом затерялся бы и дивизион штурмовых всестихийников, не то что какая-то летучая жаба. Плюнув на предосторожности, генерал повёл «Шакунталу» на снижение. Армолитовый комплекс походил на укреплённый форт с толстенными стенами-корпусами, четверкой дозорных башен и десятком внутренних построек.
– Профессор Чатурведи ждет нас на крыше Восточного Столпа, – уведомил с заднего сиденья доктор Пурохит. – Там есть посадочная площадка.
Знать бы еще, какой из этих столпов – восточный! К счастью, по солнцу ориентироваться не пришлось. Повинуясь голосовой команде, навигатор аэромоба показал генералу место посадки. Удостоверившись, что вокруг относительно свободно, Бхимасена воззвал к подательнице благ Лакшми и включил генератор камуфляжной иллюзии. Включать его в транспортном потоке было верным способом самоубийства, но и сейчас сохранялась серьёзная опасность столкновения.
Бережёного и Джаганнатха[10] бережёт!
Профессор Чатурведи, надо отдать ему должное, остался невозмутим. Мало кто сохранит спокойствие, когда его накроет камуфляжным полем и прямо перед ним из воздуха материализуется аэромоб.
– Генерал Бхимасена? Рад знакомству.
Рукопожатие профессора было по-мужски крепким, но без мальчишеского желания продемонстрировать силу. Ещё не старый – гладкое лицо, черная борода – жилистый и собранный, профессор сразу расположил генерала к себе. Есть такая порода людей, рядом с которыми повышается настроение.
– Взаимно, профессор. Спасибо за оперативный отклик. Вы нас очень выручили.
– Еще не выручил. Но сделаю всё, что в моих силах.
Пропустив вперёд Шуклу и Пурохита – доктора́ вели Мирру под руки – генерал двинулся замыкающим. Генератор камуфляжа он оставил включённым. Заряда должно было хватить на три с половиной часа.
Лестницы, переходы. Голые стены: пластик, армолит. Светильники холодной плазмы под потолком. Чистота, близкая к стерильности – как в дорогой клинике. Шлюзовой тамбур санобработки: ультрафиолет, виброгенераторы. Последние за тридцать секунд удалили всю пыль и грязь с одежды и обуви. Еще два этажа вниз. Коридор. Безликая металлопластовая дверь с номером: 372.
– Пришли.
Чатурведи чиркнул ключ-картой по считывающему устройству. Дверь мягко ушла в паз. Первое, что бросилось в глаза Бхимасене – огромное, во всю стену окно. Благодаря ему лаборатория выглядела на удивление светлой, праздничной.
– Не беспокойтесь, генерал, – понял его сомнения профессор. – Стекло анизотропное и поляризованное. Снаружи ничего разглядеть невозможно: одни блики. Камеры тоже слепит.
– С вами приятно иметь дело, – Бхимасена поклонился. – Думаю, вы уже в курсе и не станете возражать…
– Подписка о неразглашении? Давайте сюда вашу подписку. Рагху, подойди. Прочти и распишись.
Из лабиринта высоких, под потолок, шкафов с оборудованием, соединенных меж собой переплетениями силовых кабелей и волноводов, выбрался молодой человек в светло-зелёном халате: длинном, до пола. Казалось, он весь состоял из этого халата и головы, увенчанной буйным кустом волос. Шевелюра Рагху носила следы долгих попыток окультуривания. Судя по результатам, все попытки потерпели сокрушительное фиаско.
– Мой ассистент, – представил молодого человека профессор. – Отведите госпожу Джутхани в то кресло.
Он наскоро пробежал глазами текст подписки на служебном планшете генерала. Не оборачиваясь, безошибочно указал рукой на кресло. Похоже, он привык делать несколько дел сразу, полностью контролируя обстановку вокруг себя. Бхимасена проникся к профессору острой завистью.
– Да, всё в порядке. Стандартное обязательство, я таких сто штук подписал.
Профессор приложил к планшету кончики всех пяти пальцев правой руки, удостоверяя личность, и поставил размашистую подпись электронным карандашом. Рагху текст читать не стал – ткнул в планшет растопыренной пятернёй и тоже расписался.
– Итак, приступим, – Чатурведи потёр руки в предвкушении. – Для начала – общее обследование. Затем углублённая психоэнергетическая экспертиза. Тесты Вишвамитры – и контрольный съём энергии с диагностикой галлюцинаторного комплекса.
Бхимасена отошёл к окну, не желая мешать. Наблюдая за тем, как Рагху облепляет безразличную ко всему Мирру датчиками, а Чатурведи обменивается мнениями с Шуклой и Пурохитом, генерал впервые за последние месяцы ощутил себя не у дел. Непривычное ощущение, отчасти даже приятное, как последняя сигарета перед казнью.
Я плохой руководитель, решил Бхимасена. Будь иначе – так происходило бы изо дня в день. Организовал процесс, поставил задачи – и жди результатов, пока подчинённые трудятся. Нет же, во всё лезешь сам, собственной персоной! В армии было проще: приказ – он и на Астлантиде приказ. Получил – выполняй. Отдал – жди исполнения. А тут… Надо лучше подбирать команду. Надо доверять ей. Надо, надо, надо…
Он извлёк коммуникатор. Пришли первые ответы от матерей антисов:
«Со мной ничего подобного не происходило.»
«Нет, и ваш интерес неуместен!»
«Не понимаю, о чём вы.»
«Ничего такого никогда не было.»
«Вы что, издеваетесь?! Никогда мне больше не пишите!»
«Нет.»
«Что вы там курите?!»
Матерям антисов вторили доктора:
– Вы только посмотрите на эту кривую!
– Её уровень энергии почти восстановился! А ведь прошло всего…
– И продолжает расти!
– А что вы скажете насчёт этих очагов возбуждения?
– Подавленная активность?
– Скорее, скрытая.
– Да, вы правы. Вы раньше подобное видели?
– Мне поднять архивные записи, профессор?
– Похоже, ваша методика работает. Но есть любопытные побочные эффекты.
– Натху. Мой сын. Вы вернёте его?
Генерал вздрогнул. Голос Мирры! Это были первые слова, что женщина произнесла с момента предыдущего энергосъёма. Никакой паники, слёз, истерики, криков. Спокойный деловитый вопрос. Неужели она идёт на поправку? Бхимасена боялся в это поверить. Учёные тоже умолкли, сбитые с толку вопросом пациентки.
– Мы этим занимаемся, госпожа Джутхани, – генерал встал перед женщиной так, чтобы она его хорошо видела. – Мы его ищем и обязательно найдём.
– Ищете? – Мирра подняла взгляд на генерала. Вполне осмысленный, испытующий взгляд. – Натху где-то здесь?
– К сожалению, в этом здании его нет. Но мы его непременно найдём!
Доктор Пурохит подавал ему какие-то знаки, но Бхимасена отметил это лишь краем сознания. Всё его внимание было сосредоточено на Мирре Джутхани.
– Значит, Натху не здесь? – молодая женщина размышляла вслух. – Тогда почему вы здесь? Вы его ищете? Почему вы там, где его нет?
– Натху ищу не только я. Этим занято много людей. Очень много! А я координирую их поиски. Поэтому я здесь, с вами, а они ищут вашего сына по всей Ойкумене.
– По всей Ойкумене?
Мирра задумалась. Женщина силилась переварить новую для неё информацию. В возникшую паузу влетела стая беспокойных птиц – реплики докторов и профессора:
– Излучение сканера!
– Оно вызывает у неё очаговое возбуждение!
– Совершенно нетипичная картина!
– Я ещё никогда не видел такой психоэнергетической трансформации!
– Это не трансформация. Это…
– Похоже, вы правы, коллега…
Мирра моргнула, словно просыпаясь:
– Для этого нужно много людей? Чтобы найти моего Натху?
– Да, много. Они ищут…
Лицо Мирры озарила улыбка:
– Я вам помогу. Помогу найти моего мальчика!
У кресла имелись фиксаторы для рук и ног. Но никто не догадался пристегнуть Мирру – настолько безвольной и апатичной выглядела женщина. И теперь она этим воспользовалась. Перед глазами у Бхимасены мелькнуло охристое сари – осенний лист под ветром. Генерал бросился наперерез. Он почти схватил беглянку, когда нога его запнулась об узловатый корень – пучок кабелей – и генерал растянулся на полу, больно ударившись локтями и коленями. В пальцах остался лишь клочок ткани.
Мирра неслась к огромному окну. Бхимасена с ужасом понял, что сейчас произойдёт. Анизотропные стёкла прочны лишь снаружи. Изнутри они бьются на раз – на случай срочной эвакуации при пожаре или угрозе теракта.
– Мирра, нет! Стой!!!
Генерал начал вставать. На него налетел бросившийся в погоню Рагху, с размаху врезавшись коленом в генеральские рёбра. Оба кубарем покатились по полу.
– Идиот!!!
«Парализатор. Почему я не взял с собой парализатор? Сейчас бы просто вырубил эту психопатку…» Он лежал на полу и бессильно смотрел, как Мирра подбегает к окну, замедляет шаги… Замедляет шаги? Она не собирается покончить с собой? Выброситься из окна?!
Женщина обернулась:
– Я вам помогу!
Глаза её горели лихорадочным возбуждением. Губы подёргивались в жутковатой улыбке, словно через Мирру пропускали электрические разряды. В определённом смысле так оно и было, только разряды сотрясали женщину не снаружи, а изнутри.
– Они найдут Натху!
Порывистым движением она схватила пластиковый стул и размахнулась.
– Не надо!
«Слишком лёгкий. Не разобьёт,» – успел подумать Бхимасена за миг до того, как во все стороны с оглушительным звоном брызнули осколки. Разбежалась густая сетка трещин, уцелевшая часть стекла утратила прозрачность, зависла на краткий миг – и рухнула искрящимся водопадом, полностью оголив оконный проём. Лишь троица острых клыков бессильно щерилась в верхнем левом углу рамы.
Мирра отшвырнула стул, шагнула к проёму. Неужели всё-таки бросится?! В лабораторию ворвался порыв горячего ветра, края сари затрепетали языками пламени. Мирра набрала в лёгкие побольше воздуха:
– Помогите!!! Люди, помогите!!!
У Бхимасены зазвенело в ушах, словно стекло продолжало осыпаться.
– Натху! Мой Натху! Он пропал!
Куда выходят окна? Слышат ли её внизу?
Генерал ворочался на полу раздавленным жуком. Ныли колени, локти, рёбра. Встать. Оттащить её от окна. Может быть, ещё не поздно… Держась за ушибленный бок, поднялся Рагху. Мимо, торопясь, протиснулись доктор Шукла и профессор Чатурведи. Доктор Пурохит спешил следом.
Женщина надрывалась что есть сил:
– Люди! Найдите Натху! Найдите моего мальчика!
Профессор успел первым. Ухватил за плечи, повлёк прочь от разбитого окна. Мирра упиралась, голосила:
– Помогите! Ищите Натху!
К профессору, отчаянно хрустя битым стеклом, присоединились лаборант и Шукла. Пурохит топтался рядом: желал помочь коллегам, но не знал, как подступиться.
– Натху! Он в беде! Люди, помоги-и-ите!
Внезапно Мирра прекратила сопротивление. Замолчала, позволила увести себя вглубь лаборатории; её усадили обратно в кресло. Защёлкали фиксаторы – поздновато, однако. Генерал, охая, подошёл к оконному проёму, глянул вниз. К сожалению, окно выходило не во двор центра психоэнергетики, а на оживлённую улицу. Внизу успела собраться толпа, этажом ниже в воздухе зависла знакомая жаба – аэромоб «Мендхак». Моб таращился на генерала дюжиной чёрных блестящих глаз – объективами камер. Да ладно, моб! Целый рой проклятых камер кружил перед окном, намереваясь проникнуть внутрь.
– Теперь люди знают. Они найдут моего Натху!
В голосе Мирры Джутхани звучало удовлетворение от хорошо выполненной работы.
II. Саркофаг
Гром гремел, не переставая. Здание посольства содрогалось до основания. В окнах отчаянно дребезжали идеально пригнанные анизотропные стёкла. Доктор Ван Фрассен пошатнулась, теряя равновесие, но кавалер Сандерсон успел подхватить её под руку. На ногах – косматых ногах сатира, снабжённых узкими, твёрдыми, созданными для горных склонов копытами – сам он устоял играючи, лишь станцевал короткую зажигательную джигу.
– Что это? Гроза?
– Не знаю.
– Землетрясение?!
Не выпуская руки Регины – вдруг опять тряханёт! – Гюнтер сунулся к окну. Волей-неволей доктор последовала за ним. Снаружи клубилась пыль. В пыли чихали, кашляли и вопили благим матом.
– Это наши? Ваши?
– Стража…
– Куда они показывают?
– Там внутренний двор. Отсюда не видно. Погодите…
Доктор Ван Фрассен подняла палец, призывая к тишине, замерла, вслушиваясь в крики стражи – и тут последовал сокрушительный удар грома, сильнее предыдущих. Гюнтер и Регина вцепились в подоконник. В небесах полыхнула молния, другая, третья. От громовых раскатов у Гюнтера заложило уши. Воздух наполнился тонким стеклянным звоном. Сквозь этот звон до кавалера Сандерсона приглушённо долетел – со двора, что ли? – мягкий шлепок. Казалось, упало что-то тяжёлое. Всё стихло, звон исчез, здание больше не тряслось.
– Они кричали что-то про джиннов. Я не разобрала, что именно.
Загорелое лицо доктора было бледным.
– Артур?
– Натху?
Не сговариваясь, они бросились вон из комнаты. В своём нынешнем облике Гюнтер дал бы Регине фору в беге с препятствиями, но доктор, в отличие от него, знала лабиринты посольства назубок. Поэтому Сандерсон, как и подобает кавалеру, пропустил даму вперёд. Копыта громко топотали по затёртому узорчатому паркету, грозя проломить изящные дощечки. Когда под ноги ложились ковровые дорожки, топот делался заметно глуше. Коридор. Лестница. Холл. Другой коридор. Яростный клич. Треск. Шипение. Ещё один вопль, больше похожий на рычание. Да что там творится, чёрт возьми?!
Они вылетели во двор – и застыли.
Во дворе шла битва.
По двору метался джинн – вихрь раскалённой плазмы. Жаркое пламя его тела ярилось и выло подобно стае волков, идущих по следу. Вне досягаемости волчьих клыков, неотрывно следя за взбесившимся джинном, мелкими шажками скользил по двору, как по льду, темнокожий брамайн, украшенный серьгами из рога антилопы. В ответ на выпады джинна черный трезубец брамайна издавал угрожающий треск. На остриях расцветали пучки колючих голубых искр, готовые слиться в разящую молнию.
«Запрещено убивать джиннов без причины, – вспомнил Гюнтер. – Даже притеснение неверующих джиннов порицаемо и запрещено». Кажется, гуру не читал трудов шейха Абу Аббаса.
– Артур!
Крик Регины джинн пропустил мимо ушей. Джинн был занят. Огненной кометой он взмыл в небо, желая обрушиться… На брамайна, охнул Гюнтер. Нет, не на брамайна. По крутой параболе Артур Зоммерфельд падал на чашу высохшего фонтана. В чаше, треснувшей от сокрушительного удара, запрокинув лицо к мутным небесам, лежал бесчувственный Натху. Могучее тело бессильно обмякло, правая рука свесилась вниз, закатившиеся глаза блестели мутными белками.
– Om! Tryambakaṃ yajāmahe[11]!..
Куда и делся Рудра Благой, знаток восьмидесяти четырёх тысяч разнообразных асан! Его сменил Рудра Пашупати, Хозяин Зверей – беспощадный охотник на любую, самую опасную дичь. Горакша-натх прыгнул с места, как леопард, чью шкуру носил. Балансируя, словно балерина в сумасшедшем пируэте, брамайн встал на краю чаши, закрыл собой мальчика, живого или мёртвого, воздел трезубец навстречу джинну. Артур извернулся в последний миг, прошёл впритирку к смертоносным лезвиям. Его и брамайна поглотил ярящийся костёр. В костре кипела смола, черней ночи, черней предательства – рвала пламя в клочья, расшвыривала в стороны ярко-красными хлопьями, и те угасали на лету.
Не давая врагу опомниться, Горакша-натх снова прыгнул, взлетев над костром – и беркутом, завидевшим добычу, пал на врага. Искря голубой смертью, трезубец устремился к Артуру, сопровождаемый живой, развернувшейся в атаке лентой. Кобра, что служила брамайну поясом, яростно шипела, готовясь вцепиться в джинна ядовитыми клыками.
Джинн вскинул руки.
Навстречу кобре с трезубцем хлестнули два испепеляющих бича. Казалось, даже мраморная статуя обратится в прах, угодив в этот крематорий. Но пламя лишь снесло обоих бойцов с каменной чаши, разбросало в разные стороны. Артура отшвырнуло к кустам самшита, брамайна – к оливе, чья крона вспыхнула от жара. Горакша-натх пошатнулся, но устоял. Кобра раздувала капюшон, разевала пасть; трезубец вибрировал от напряжения – огонь исчезал в змеиной глотке, растекался по остриям, по древку; всасывался, иссякал.
«Баланс, – всплыло в памяти Гюнтера. – Регуляция тонких каналов…»
– Что вы делаете?
– Перераспределяю энергию внутри ауры.
– Натху!
Его сын! Он жив? Мёртв?!
Забыв о брамайне и Артуре, кавалер Сандерсон рванул к фонтану. Мигом ранее на его глазах Горакша-натх демонстрировал невероятные возможности своего нового тела. Взгляни Гюнтер на себя со стороны – поразился бы ещё раз. Расстояние до фонтана он сожрал, как огонь сухую траву. Вспрыгнул на край чаши, на то место, где мигом раньше стоял брамайн; припал ухом к груди сына, запоздало срывая с мозга намертво въевшиеся блоки защитного периметра.
Так срывают присохшие бинты.
Безумный коктейль ощущений, физических и психических, чуть не свел Гюнтера с ума. Хрип дыхания. Багрово-красная боль. Гулкие удары сердца. Иная боль, чёрная с прозеленью. Третья: шершавая, занозистая. Толчки крови в сосудах. Страх тоже был, но он прятался на периферии и едва улавливался. Страх тонул в отчаянии, в детской обиде: «Как же так? Почему? Я что, не смог?!»
Жив!
Это главное.
Боль, отметил Гюнтер-невротик. Надо купировать. Срочно! Нет, возразил Гюнтер-медик. Сначала надо определить источник. Найти повреждения. Мы не хирурги, кричал невротик. Не травматологи! Тут нужен профильный врач! По телу, а не по разуму! Зови, согласился Гюнтер-медик. А я пока найду места повреждений. Уж первую-то помощь мы оказать сможем?
– Врача! Скорее!
Крик заполошным эхом отразился от стен. Глупый, жалкий. Но Гюнтер продолжал кричать, скользя внутренним взглядом-зондом вдоль пульсирующих нейронных волокон к очагам болевых ощущений. Артур и Горакша-натх продолжали сражение, следовало поторопиться.
Всплеск пламени.
Промельк чёрной молнии.
Трезубец со свистом ввинтился в воздух, пышущий зноем. Артур увернулся, но не до конца: левое плечо джинна взорвалось каплями огня. Зарычав, Артур бросился на безоружного врага. Увы, трезубец жил собственной жизнью – опередив Артура, он вернулся в руки брамайна, и джинну пришлось отступить.
– Om! Jaya Maruti jhanaguna sagara jayakapisa…
– Артур! Прекрати немедленно!
Кажется, джинн услышал доктора Ван Фрассен. Он замер, колеблясь, но почти сразу вспыхнул вдвое ярче. Косматый сгусток пламени полетел в брамайна и был остановлен трезубцем, нанизавшись на два острия из трёх.
– …tihuloka ujagara[12]!..
– Артур!
Спасибо паузе: Гюнтер успел определить очаги боли и идентифицировать повреждения. Нижняя челюсть: перелом. Рёбра: две трещины. Ушиб мягких тканей левого плеча, но это ерунда. Локальные ожоги. Сотрясение мозга. Челюсть, рёбра – работа для дантиста и хирурга, тут кавалер Сандерсон был бессилен. Что же до сотрясения…
Первое, что он сделал – погрузил Натху в глубокий сон. Сон при сотрясении – лучшее лекарство. Седативная кси-волна, одно из самых простых и эффективных воздействий. Точечно снимаем остаточную боль. Качаем позитивный эмо-фон, минимизируя последствия. Посттравматическая анизорефлексия? Пройдёт со временем, но лучше убрать сейчас. Это несложно, можно заняться параллельно с накачкой фона.
Да где же этот врач, будь он проклят?!
Врача Гюнтер проклял слишком громко, забыв о контакте с сыном. Натху беспокойно заворочался во сне, тихо застонал. В сознание Гюнтера ворвался образ, пришедший от сына: гигант с булавой взмывает в небо и бьётся о несокрушимую преграду. Новый взлёт. Я! Выше! Лучше! Радость. Предвкушение. Удар. Боль. Миг черноты. И снова: я! Смогу! Разобью! Перед глазами мелькнул исполинский купол. Древняя тёмно-красная медь. Зелёные потёки окислов похожи на пятна лишайников. Купол пестрит закопченными углублениями. Наверное, в них должны гореть светильники, но сейчас, днём, они погашены.
Кавалер Сандерсон запрокинул лицо к небу. Тучи разошлись, и ему показалось: да, купол. Медный купол в далёкой вышине.
Удар. Боль. Тьма.
Я смогу! Смогу!
Удар. Боль. Тьма…
– Тише, малыш, тише. Всё закончилось. Ты жив, я с тобой. Спи, поправляйся, всё будет хорошо. Вон ты какой большой, сильный…
Он шептал это вслух, качая в Натху позитив, гася очаги нервного возбуждения, сглаживая и ослабляя ужас воспоминаний. Явилась свирель, на мальчика пролилась светлая мелодия.
Треск разрядов. Вопль ярости. Шипение кобры.
– Артур! Прекрати! Прекрати, я сказала!
– Вот что бывает, когда джинн разгуливает без амулета.
Рядом с Гюнтером стоял Кейрин-хан. Один, без охраны. Он бросил быстрый взгляд на бойцов – и сразу потерял к ним интерес. На лице хана, когда он смотрел на бесчувственного Натху, читалось что-то, напоминающее сочувствие. Вероятно, так смотрят на полезный, чуточку подпорченный инструмент.
– Ты слишком молод, колдун. Тебе ещё многому предстоит научиться. Волшебство волшебством, но в вопросах власти ты дитя, – хан говорил так, словно они сидели в креслах за бокалом вина, а не стояли во дворе, где шёл бой. – И смени облик, твои рога меня не пугают. Ладно, не трудись, успеется.
Торопясь, Гюнтер разорвал контакт с сыном. Натху сейчас требовался позитив, а какой тут позитив?!
– Имей ты амулет, ты бы уберёг своего джинна. А колдунья остановила бы своего. Смотри внимательно, колдун.
Артур ринулся в очередную атаку. Доктор Ван Фрассен поднесла к губам флейту. Но флейта Кейрин-хана успела раньше.
Резкий свист: пронзительный, хрипловатый. Джинн мотнул головой, как от пощёчины, отступил на пару шагов. Огонь Артура разгорелся сильней, выдавая гнев. Хан нахмурился – он не терпел даже тени неповиновения.
Два свистка.
Артур дёрнулся, как если бы пропустил удар врага. Руки его обвисли двумя плетями, Артур стал похож на паралитика – и действительно пропустил удар. Острия трезубца глубоко вошли в левое бедро джинна. Артур вскрикнул, упал, зажал рану обеими ладонями. Пламя его быстро угасало. Горакша-натх, кажется, был скорее удивлён, чем обрадован. Брамайн отступил, даже не пытаясь добить противника. Кобра вернулась на талию хозяина, с трезубца срывались огненные капли. Они падали на нанобетон двора, расплывались бурыми кляксами. Точно такие же капли текли из-под ладоней Артура. Их становилось всё больше. Вскоре у Артурова бедра уже горел маленький костерок.
– Jaya Hanuman, – прохрипел гуру, – gyaana guna saagara[13]…
Всхлипнув, доктор Ван Фрассен со всех ног бросилась к раненому джинну.
– Врача! – надрываясь, закричал Гюнтер. – Есть тут у вас врач?!
«Есть, – услышал он ответ Регины. Мысленный посыл дрожал, срывался, захлебывался, словно голос рыдающей женщины. – Врач уже спешит к нам.»
– А ведь этого можно было избежать. Помни, колдун: три дня.
Кейрин-хан уже шагал прочь, ко входу в здание. Никто не пал на колени, не простёрся ниц, но хан отнёсся к такому вопиющему нарушению этикета с царственным равнодушием. «Повинуйся в главном, – говорила его спина, прямая как древко копья. – И я милостиво закрою глаза на пустяки. Три дня, колдун. Первый прошёл скверно, поторопись!»
Фонтан чихнул. В чашу пролилась струйка ржавой воды.
III. Ларгитас
«Что бы я делал, будь я директором антического центра?»
Сейчас Тиран знал, что бы он делал. Он бы из-под земли достал антиса, который согласился бы пройти в Саркофаг. Если Регина Ван Фрассен до сих пор жива… Нет, не так! Даже если она тридцать раз мертва, но в Саркофаге сохранились подтверждения ее смерти, обстоятельства, не имеющие прямого отношения к адъюнкт-генералу Яну Бреслау – информация, добытая антисом, послужила бы Тирану защитой от Скорпиона. Начальство, разумеется, запретило бы делиться такими секретами с сякконским палачом, но сегодня Тиран почему-то с меньшим уважением относился к запретам начальства, чем вчера.
– Да! Что? Бреслау на связи…
– Включите конфидент-поле, – велел генерал Ван Цвольф.
Тирану померещилось, что он ходит по кругу – во всех смыслах. Повторяясь в точности до первых двух реплик, ситуация грозила превратиться в кошмар. Коснувшись сенсора, он окутался голубоватым коконом.
– Активируйте рамку гиперсвязи, – официальным тоном продолжил Ван Цвольф.
Дождавшись, когда перед Тираном загорится рамка, пока ещё пустая, он продолжил:
– Адъюнкт-генерал Бреслау, с вами будет разговаривать имперский наместник Флаций. Рекомендую осознать всю ответственность, которая ложится на вас в связи с этими переговорами.
И уже обычным голосом:
– Держитесь, Бреслау. Не хотел бы я оказаться на вашем месте… Имейте в виду, я останусь на связи. Вы будете видеть меня в сфере и слышать все, что я скажу. Для наместника меня не существует. Разговор ведется с глазу на глаз. Поэтому вы на меня не реагируете. В известном смысле для вас меня тоже не существует. Если я что-то подсказываю, повторяйте это наместнику. Если приказываю, исполняйте в точности, словом или делом. Вы меня поняли?
Хорошенькое дело – «не существует», охнул Тиран. Диктатор-невидимка!
– Так точно, понял!
– Не паясничайте, ситуация не просто серьёзная. Ситуация чрезвычайная. Все, включаю связь…
В рамке гипера объявился давешний старик. Лицо заполнило рамку целиком, ястребиный нос, казалось, высунулся наружу. Раздулись ноздри, дрогнули сухие бескровные губы:
– Генерал…
Флаций кивнул. Верней, сделал легкое, почти незаметное движение головой, означающее кивок. Он так приветствует, догадался Тиран. Он повысил меня в звании до полного генерала. Он ничего не делает просто так.
– Наместник…
Ответный кивок был лишь на крохотную долю ниже, чем у Флация. На долю? Нет, на разницу в званиях. С поправкой на коэффициент самоуважения Ларгитаса, флагмана технического прогресса Ойкумены. В этих делах, ниже чином или выше, Ян Бреслау мог поспорить со всеми маршалами галактики.
– Мы внимательно изучили присланную вами запись, генерал. Она убедительна. Она достоверна. Ваш гнев выглядит искренним, ваши слова звучат честно.
– Но? – предположил Тиран.
– Но этого мало. Мы хотим побеседовать с вами лично.
Выдержав паузу, старик уточнил:
– Я хочу. Я, Тит Флаций.
– Бывший представитель Великой Помпилии в Совете Лиги? – не удержался Тиран.
Безмолвный Ван Цвольф, плавая в голосфере, сделал большие глаза. Но Бреслау знал, что делает и что говорит. Годы общения с экспертами, где каждый второй был натуральным психопатом, отточили коммуникабельность Тирана до бритвенной остроты. Если ты подставляешься, важно, чтобы тебе ответили заранее намеченной шпилькой. Это укрепляет доверие и рождает симпатию.
Так и случилось.
– Бывших наместников не бывает, – улыбнулся старик.
– Бывших не бывает? Превосходный каламбур.
– Я рад, что вы оценили. Итак, вернемся к нашей беседе.
– Я вас слушаю, наместник.
– Нет, вы меня не поняли. Я не имею в виду гиперсвязь. Я сторонник личных встреч. Прилетайте на Квинтиллис или Октуберан, и мы переговорим на интересующую нас обоих тему. В конце концов, вы куратор проекта, с вас и спрос.
– Ни в коем случае, – предупредил Ван Цвольф.
– Исключено, – перефразировал Тиран.
Лед во взгляде наместника затвердел:
– Почему?
– Я под арестом, – объяснил Тиран. – Под домашним, но это ничего не меняет.
Наместник смеялся долго, со вкусом.
– Передайте вашему начальству, – сообщил он, утирая слезы, – что они идиоты.
– Передам, – согласился Тиран. – В ближайшее время.
Ван Цвольф сделал страшные глаза.
– Посадить проштрафившегося куратора под арест? – наместник всё не мог успокоиться. – Да такие землю носом роют, лишь бы оправдаться! Самые полезные работники… Ладно, это ваши проблемы. Я договорюсь, чтобы вас отпустили из-под ареста.
– Исключено, – повторил Тиран. – Вы уж мне поверьте.
– Не хотите лететь на Октуберан? – Флаций подмигнул. – Ну да, логово жутких рабовладельцев… Готов встретиться с вами на нейтральной территории. Что вы скажете про Китту? Курорт, океан? Вы давно не были в отпуске?
– Китта? – задумчиво произнес Ван Цвольф. – Это вариант.
– Исключено, – в третий раз повторил Тиран. – Я не полечу на Китту. Я никуда не полечу, даже если арест снимут.
Наместник долго молчал.
– Вы понимаете, – наконец спросил он, – что зависит от нашей встречи? От того, поверю я вам или нет? Вы представляете себе последствия?!
– Бреслау? – грозным эхом наслоился Ван Цвольф. – Что вы себе позволяете?!
Тиран пожал плечами:
– Представляю, – разговор на два фронта начал ему нравиться. – Отлично представляю и понимаю. А вы понимаете, что вы мне предлагаете?
– Да, – кивнул наместник.
– Нет! Допустим, я прилетаю на Китту, не говоря уже про Октуберан. Мы встречаемся с вами без свидетелей. Скажите, наместник, что помешает вам в ту же секунду взять меня в рабство?
У Ван Цвольфа отвисла челюсть. Возможно, он бы и сейчас сделал какие-нибудь глаза, но выразительность глаз у генерала иссякла.
Тиран даже не получил удовольствия от начальственного замешательства. Он ясно видел картину: они с наместником сидят в плетеных креслах на берегу океана, на столике – кувшин с холодным вином, ваза с экзотическими фруктами, и Тит Флаций, не двигаясь с места, вышвыривает адъюнкт-генерала Бреслау под шелуху. Там, если верить показаниям свидетелей, переживших рабство и отпущенных на свободу, мёрзлая степь до горизонта. Степь, костёр, где калится клеймо, пятеро вооружённых помпилианцев – и раб, которого привязывают к деревянному щиту. Тиран представил себя – голого, на щите, в ожидании ожога, лишающего воли – и содрогнулся.
– Я не могу вам отказать, наместник, – Тиран не знал, что говорит шёпотом, похожим на змеиное шипение. Он только видел, как у Флация на скулах играют каменные желваки. – Отказ – явная демонстрация недоверия. В сложившихся обстоятельствах это усугубляет конфликт. Но я не могу и согласиться. Стань я рабом, и вы получите от меня всю необходимую информацию. Но где гарантия, что сверх того вы не получите от меня и дополнительную информацию? Я знаю столько всего, что Ларгитас не обрадуется, если я начну говорить…
– Вы никуда не полетите, – прохрипел Ван Цвольф. – Бреслау, сволочь, сукин сын, вы гений! Проклятье, как же я сам не сообразил!
– Потом вы меня отпустите на волю, наместник, – шепот выровнялся, набрал силу, превращаясь в обычный тон Тирана. – Вы даже принесете извинения. Союз Великой Помпилии с Ларгитасом устоит, мой рассказ подтвердит мою искренность. Но по возвращении домой… Моё начальство – идиоты, но всё же им хватит ума понять, что я – шлак, отработанный материал, невинный предатель. Прилети я к вам на Китту, и моя карьера окончена. А может быть, и жизнь. Нет, наместник, если вы хотите встретиться со мной – прилетайте на Ларгитас.
– Исключено, – отрезал Флаций. – В сложившихся обстоятельствах…
Он в точности скопировал интонацию Тирана.
– Исключено, генерал. Знаете, беседуя с вами, я всё больше убеждаясь в подлинности записи и естественности ваших реакций на ней. Вы незаурядный человек. Это значит, что врать вы умеете так же естественно, как и говорить правду. Предлагаю компромисс! Вы прилетаете на Китту…
Наместник взмахнул рукой:
– Погодите, не перебивайте! И пусть те, кто нас подслушивает, тоже примут во внимание: это действительно компромисс, а не ловушка. Вы прилетаете на Китту, но не один, а в сопровождении телохранителя. Я имею в виду не громилу с плазматором наперевес. Как у вас называются телепаты-сопровождающие?
– Т-телохранители.
Если по чести, наместник застал Тирана врасплох.
– Хорошо, значит, Т-телохранитель. Он следует за вами по пятам, генерал. Он присутствует при нашей встрече. Мы беседуем без свидетелей, не считая вашего спутника. В присутствии мощного телепата я не смогу вас заклеймить. Телепат вмешается, и даже если я совладаю с ним, я не сумею поставить вам клеймо. Вы пристрелите, задушите, утопите меня в океане, пока я буду находиться в пси-ступоре. Если угодно, справьтесь об этом у ваших специалистов, они подтвердят.
– Выяснить! – приказал Ван Цвольф куда-то в пространство.
Приказ не имел отношения к Тирану. Похоже, Ван Цвольф уже слышал чей-то доклад, поскольку он улыбнулся с удовлетворением.
– Это вариант, – бросил Ван Цвольф. – Но мы должны все обдумать.
– Это вариант, – согласился Тиран. – Но мы должны все обдумать. Особых проблем я, сказать по правде, не вижу. Если бы вы знали, наместник, какие у меня прекрасные отношения с Т-службой Ларгитаса!
И он увидел, как побледнел генерал Ван Цвольф.
IV. Саркофаг
– Я посижу с ним, – сказал брамайн.
– Спасибо.
Гюнтер сглотнул. Горло как рукой сжали.
– Спасибо, что спасли моего сына. Если бы не вы…
Он террорист, вопил Гюнтер-невротик. Убийца! Из-за него погибли люди! Твои, между прочим, земляки! Да, согласился Гюнтер-медик. Но он дрался с Артуром. Дрался за моего сына с огненным психом, и этого не отменить.
Врач посольства, несмотря на всю скудость оборудования и медикаментов, оказался на высоте. Он сопоставил отломки челюсти и зафиксировал её проволочными назубными шинами, за неимением полимерных нитей. Затем он смазал ожоги бурой вонючей мазью, наложил тугую повязку на рёбра и ввёл мальчику ударную дозу регенерирующего коктейля – последние, по словам врача, ампулы из неприкосновенного запаса. Стационарный регенератор справился бы с травмами Натху за сутки, но регенератор не работал. Возможно, он не работал только для незваных гостей – Гюнтер не стал заострять этот момент.
Хорошо ещё, что врач до сих пор жив. Иначе лечили бы сами, как могли.
Со двора в медблок Натху несли шесть здоровенных стражников. Посол Зоммерфельд лично обратился к одноглазому хайль-баши. Тот явился во двор, глянул на спящего питекантропа, на небо, с которого до сих пор сыпались хлопья окалины, почесал в затылке и снизошёл – выделил людей. Вопреки опасениям Гюнтера, стражники несли мальчика аккуратно, можно сказать, с уважением. Ещё трое, кряхтя, тащили булаву. Натху обиженно сопел во сне, плямкал губами, пускал пузыри. Кладите на манипуляционную кушетку, велел врач. Она большая, на обычной парень не поместится. Нет, лучше кладите на пол, я подстелю два матраса.
– Вы свободны, папаша, – врач указал на дверь. – Малыш спит, отдохните и вы. Пока мы живы, надо чаще отдыхать.
Он хотел выставить и брамайна, но кобра зашипела, и врач передумал.
Присмотрит, решил Гюнтер, имея в виду бывшего террориста. Для брамайна Натху – воплощение божества, а это круче священной коровы.
Первым, кого он увидел во дворе, был Артур. Рану на бедре зашили и перевязали, плечо залепили пластырем, молодой человек получил свою дозу обезболивающего, но уходить в здание отказался наотрез. Отказался? Если это и был протест, то молчаливый и бесстрастный. Артур сидел, привалясь спиной к треснувшей чаше фонтана. Он обхватил себя руками за колени и раскачивался, как верующий на молитве.
На уговоры отца и доктора Ван Фрассен джинн не реагировал.
– Вы мне солгали, – тихо произнёс Гюнтер, обращаясь к Регине. – Вы посадили Артура на поводок для этого дикаря. Иначе брелок не сработал бы. Вы солгали, и я сейчас думаю: зачем? В чём вы ещё лжете мне, а?!
– Я сказала вам правду, – на доктора было жалко смотреть. Похоже, эта женщина совсем не умела плакать. – Я делала поводок для Ника. Сын должен был подчиняться отцу, и только отцу.
– Ложь!
– Ник, покажи ему брелок. Настоящий брелок.
Зоммерфельд полез за пазуху, извлек крошечную флейту из серебра. Брелок посол носил на шее, на кожаном ремешке.
– Вот, – он поднял флейту на уровень глаз. – Погодите-ка…
Он изучал брелок, словно видел его в первый раз.
– Тут была вмятина. Я совершенно точно помню…
– Вмятина? Сейчас её нет?!
– Нет. Это подделка!
– Допустим, – Гюнтер не спешил верить. С каждой минутой пребывания в Саркофаге его запас доверия к людям катастрофически уменьшался. – Это подделка. У Кейрина оригинал. Предположим, ваш брелок похитили, подменили дубликатом. Что это меняет? Без поводка, установленного менталом с высшим медицинским образованием, флейта – оригинал или дубликат – всего лишь забавная побрякушка. Дуди, покуда глаза не вылезут из глазниц! Но брелок работает, мы все это видели. Ваш Артур подчинялся хану. Или у нас была массовая галлюцинация?
Не дождавшись ответа, он перевёл взгляд на Артура. Стресс, отметил кавалер Сандерсон. Аутические реакции, задавленные лечением и погребённые под слоем социализации, вылезли наружу. Полный букет, хоть сейчас в учебник. Что делать? Зубные шины тут не помогут, хоть все зубы сотри до корней. Гюнтер уже знал, что будет делать, он не знал другого: стоит ли спрашивать разрешения у родителей? По закону он обязан был спросить. Здесь Шадруван, напомнил он себе. Здесь Саркофаг, понял? Значит, живём по законам Саркофага.
Раковина? Нет, свирель.
Контакт возник мгновенно.
Джинн сидел на стене дворца.
Он был огромен, но этот гигантизм не смущал Гюнтера. Работа с трудными подростками, с их фобиями и неврозами, приучила кавалера Сандерсона к разным формам самоотождествления. Среди них встречались такие, рядом с которыми великан аль-ма́рид показался бы невинным слонёнком из сказки.
Трудно бояться джинна, одетого в шортики и рубаху-матроску. Ещё труднее обуздать ненависть к джинну, который только что чуть не убил твоего сына.
– Ты пришел играть со мной? – спросил джинн.
Мальчик, понял Гюнтер. Всегда мальчик, вечный ребёнок. Мы ровесники, но это не имеет значения. Зачем, без слов спросил Гюнтер. Зачем, а?
Джинн не ответил.
Гюнтер резче обозначил своё присутствие. Ещё зритель, но уже почти участник событий, оформленное альтер-эго. Эмоциональность ситуации он оставил пониженной, опасаясь раздуть тлевший в Артуре конфликт.
– Зачем? – с нажимом повторил он.
– Они говорят: «Ларгитас»…
Джинн наклонился, едва не свалившись со стены. Набрал полную горсть песка, выпрямился, раскрыл ладонь и сдул песок в сторону Гюнтера. Что бы это ни значило, в поведении Артура сквозила растерянность.
– Родина, говорят они. Я не помню Ларгитас. Ну, почти не помню.
– Твоя родина здесь?
– Да.
– Здесь тебе хорошо?
– Да.
– Всем плохо, а тебе хорошо?
– Да.
– Ты доволен своей жизнью?
– Да.
– Почему?
В какой-то мере Гюнтер уже знал, почему. Аутист нашёл себя в Саркофаге, что тут удивительного? Скорее стоило удивляться тому, что доктор Ван Фрассен не обратила на это внимания и не забила тревогу. С другой стороны, доктор – хирург, её дело резать да сшивать. Опять же, условия жизни – тут бы прокормиться, выжить, тут не до тонких материй.
– Да, – ответил джинн.
Наводящие вопросы, отметил Гюнтер. Без них он разговаривает не со мной. Вернёмся на шаг назад:
– Здесь тебе хорошо?
– Да.
– Ты не хочешь наружу?
– Нет.
– Твоё место здесь?
– Да.
– Ты – защитник города?
– Да. Защитник.
– Ты – борец с чудовищами?
– Борец.
– Все благодарны тебе за защиту?
– Да.
– Тебя уважают?
– Нет.
– Тебя не уважают?!
– Побаиваются.
– Тебе это нравится?
– Да.
– Ты могучий джинн?
– Могучий. Да.
– К тебе благоволит хан? Он тебе как отец?
– Нет.
– Не благоволит?
– Любит.
– Как отец?
– Вождь.
И вдруг целой фразой:
– Отец меня не любит.
– Ты ошибаешься. Отец тебя очень любит.
– Правда?
Гюнтера обожгло. Столько горечи и надежды было в вопросе Артура, что кавалер Сандерсон едва устоял перед напором детских эмоций – ярчайших в жизни.
– Правда.
Ещё одна горсть песка. Артур сжал кулак, между пальцев начали сочиться струйки дыма. Когда кулак опять превратился в ладонь, на ней лежала сплавленная масса. Гюнтер пригляделся. В стеклянистом комке ясно угадывались черты Николаса Зоммерфельда, чрезвычайного и полномочного посла Ларгитаса.
– Тебя здесь всё устраивает? – сменил Гюнтер тему.
Отец, зафиксировал он. Отец не любит. Любит вождь. Вождь выше отца. Главнее. Значимей. Почему? Потому что вождь? Нет, потому что любит. Вот мальчик и выпрыгивает из шортиков, чтобы заслужить эту любовь. Заслужить, сохранить, удержать. Сжать в кулаке, сплавить в бюст. Почему отец? Почему он не выплавил бюст Кейрин-хана?!
– Да.
– Ты не хочешь отсюда уходить?
– Не хочу.
– Никуда?
– Никуда. Никогда.
– Тебе не нравятся гости?
– Нет.
– Ты боишься, что они уведут тебя отсюда?
– Нет.
– Ты боишься, что они отнимут у тебя любовь Кейрина?
– Нет.
И после долгой паузы:
– Не они. Он.
– Кто?
– Ифрит. Ифрит с булавой.
– Почему?
– Он сильнее.
– Уточни, пожалуйста.
– Вождь сильнее любит тех, кто сильнее.
– Ты хотел убить более сильного?
– Да.
– Ты ещё хочешь его убить?
– Да. Не знаю.
– Он сейчас слабый. Слабее тебя.
– Да.
– Младше тебя. Гораздо младше.
– Да.
– Он вырос без отца. Без матери. Без стены, на которой можно посидеть.
– Да?
– Да. Ты ещё хочешь его убить?
– Да.
Неверный вопрос, понял Гюнтер.
– Ты будешь пытаться его убить?
– Не знаю.
– Твоему отцу здесь плохо. Твоей матери плохо.
Гюнтер подождал, но Артур не стал уточнять, что Регина Ван Фрассен ему не родная мать, а приёмная. Вместо этого джинн взлетел на локоть вверх и повис над гребнем стены.
– Им хорошо, – неуверенно сказал джинн.
– Плохо.
– Хорошо!
– Не злись. Тут нет твоей вины.
– Нет, – повторил Артур. – Я не виноват.
И набычился:
– Мне хорошо. Им плохо. Я виноват.
– Нет. Если тебе хорошо там, где плохо близким тебе людям, в этом нет твоей вины. Так сложились обстоятельства. И наоборот, если тебе плохо там, где им хорошо – они тоже не виноваты в этом.
– Обстоятельства?
– Да.
– Отец меня любит?
– Да. Он просто не умеет это выразить так, чтобы ты понял. Он ведь ходил на битвы вместе с тобой? Когда ты был ещё маленький? Он потерял там руку, так?
– Ходил. Потерял.
– Вот видишь!
– Вижу.
А твой Кейрин – сволочь, едва не подумал Гюнтер. Было чертовски трудно не подумать об этом, а если и подумать, то сделать это незаметно для Артура. Я не прав, сказал себе кавалер Сандерсон. Кейрин, конечно, сволочь, но он спас город. Без него тут все бы вымерли. Превратились бы в каннибалов, горстку отребья. Да, вождь. Требует от меня амулет? Мне это не нравится? А ему не нравится сильный джинн, который не подчиняется вождю. Готов убивать ради своей цели? Если он не будет готов убивать, убьют его. Что, в Ойкумене дела обстоят иначе? В цивилизованной, прогрессивной, гуманной сверху донизу Ойкумене?!
– Нет, – сказал Артур.
Вряд ли он отвечал мыслям Гюнтера. Просто так совпало.
– Он сам выстроил новый поводок.
– Это невозможно!
– Тем не менее, это так.
– Чепуха! Как врач, вы должны понимать…
– Я понимаю, как врач. Кейрин-хан для Артура…
Гюнтер вовремя спохватился:
– Хан для него кумир. Уважение, восхищение, преклонение. Страстное желание оправдать доверие. Артур готов выполнять его приказы и даже просьбы. Это психологическая зависимость. Плюс вера Кейрин-хана, что у него есть волшебный амулет. Плюс условный рефлекс Артура на звуковой сигнал брелока. Все это вместе запустило в мозгу вашего сына нужный драйвер. Кейрин-хан получил доступ к программе контроля, заложенной в мозг Артура вами, доктор Ван Фрассен.
– Кейрин заменил мальчику меня? – тихо спросил посол. – Без этого связь вряд ли бы наладилась. Я прав, кавалер?
Всё-таки Николас Зоммерфельд был очень умным человеком.
Гюнтер промолчал. А что ему оставалось?
– Я не знаю, что делать.
Доктор Ван Фрассен сидела рядом с Артуром. Держала приёмного сына в объятиях, баюкала, как младенца. Артур не сопротивлялся, с равнодушием куклы позволял женщине утешать себя. Глаза его были открыты, но пусты, губы шевелились, но прочесть по ним, что шепчет молодой человек, не получалось. С тем же успехом доктор могла обнимать фонтан.
– Я не знаю, как убедить его, чтобы он больше не трогал Натху. Взять под контроль? Под полный контроль?! Это хуже, чем насилие, хуже тюрьмы…
Доктор крепче прижала Артура к себе. Наверное, она делала ему больно, но Артур не реагировал.
– И потом – поводок. Если требование Кейрина войдёт в конфликт с моим контролем, это разрушит Артуру все шаблоны поведенческих реакций…
– Мне бы ваши проблемы! – огрызнулся Гюнтер.
Напряжение требовало выхода, он больше не мог сдерживаться. С Артуром – да, как врач с пациентом; с остальными – нет и нет.
– Лучше скажите, как мне убедить Натху не мстить вашему джинну! Или вы думаете, что мальчик не очнётся? Очнётся, и не надейтесь! Как мне объяснить ему ситуацию? Он же ещё ребёнок!
– Великан, – уточнил посол. – С булавой.
– Ребёнок!
– Он нам чуть всё небо не разломал…
– На своего посмотрите!
– Дети мстительны, – кивнул Зоммерфельд. Опытный дипломат, он знал, когда следует уступить. – Не меньше взрослых.
– А поводок? В смысле, амулет! Я что, должен посадить Натху на поводок для Кейрина? Мало парню, что на него охотились, как на дичь…
– Кто на него охотился?!
– «Ведьмаки», охотники на флуктуаций, – Гюнтер стал загибать пальцы, словно беседовал с умственно отсталым. – Мы, ларгитасцы. Научная разведка; корабль, битком набитый менталами. Брамайнские торпедные катера. Антисы брамайнов. Целая банда террористов с Чайтры. Вы в курсе, что мальчика застрелили у меня на глазах?!
– Застрелили? Вы же сказали, что он антис?!
– Ну и что, что антис? – Гюнтер решил не уточнять, кого застрелили на самом деле. – Думаете, мы тут у вас сидим от хорошей жизни? Знал бы, сам бы к вам ни ногой, и мальчика не пустил бы…
Эй, крикнул Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Может, хватит? Они не виноваты, они сами жертвы… Сейчас, откликнулся невротик. Пар спущу и извинюсь. Я – живой человек, у меня тоже нервы. У тебя рога, буркнул Гюнтер-медик. У тебя копыта. Ты козёл, тупой козёл, понял? Понял, согласился Гюнтер-невротик. Я козёл, у меня нервы.
– Криптиды, – пробормотал посол, размышляя о чём-то своем. – Кейрин хочет забить их на мясо. Это лучше делать, пока ваш мальчик без сознания. Во избежание конфликта…
Гюнтер шагнул вперёд:
– Во избежание?!
Николас Зоммерфельд не знал, как близко от смерти он сейчас стоял.