Сын Ветра — страница 4 из 22

– Про мертвеца – это я.

– Что – вы? Вам плохо? Вы умираете?!

– Цитата, Пьеро. «Не можем заставить мертвеца плясать вприсядку» – это я говорил синьору Борготте, когда учил его искусству невропаста. А он, подлец, запомнил и теперь торгует как своим. Если бы ты знал, как я этому рад…

– А я – нет. Зря я про мертвеца вспомнил. Синьор Борготта не практикует. Все знают: из него боль невпопад лезет. Клиенты жалуются… Вот подхватит он вас, вы сразу коньки и откинете.

– Боль? Я старый человек. Боль – моя подружка, к ней я привык. Мы с ней спим в одной постели, а по утрам танцуем танго…

– Браво, маэстро. Что-то вы очень бодрый. Это не к добру.

– Да что же ты меня все время хоронишь?

– Хоронить не хороню, а прилечь бы вам не мешало. Эй, извозчик!

– Я здесь, бвана! Здесь!

– Где ты здесь, когда ты там? Лети поближе…

– Лечу! Не сомневайтесь, прокачу с ветерком! Сорок экю в любой конец! Семьдесят пять в два конца! Сто в три! Куда летят красивые бвана?

– Красивые бвана летят в гости к Лусэро Шанвури. Знаешь такого?

– К Папе Лусэро? Великий Джа! Вы знаете Папу?

– Красивые бвана знают Папу.

– Папа вас пригласил на проводы?

– Как тебя зовут?

– Г'Ханга.

– Не твое дело, Г'Ханга. Можешь обождать у ворот. Если Папа меня не пригласил, он меня выгонит. Тогда семьдесят пять в два конца, до космопорта. А вот если не выгонит, ты возьмешь с нас двадцать экю.

– Тридцать пять из уважения к почтенному возрасту бвана!

– Двадцать один.

– Наличными?

– Перечисление с подтверждением. И карточку я тебе не дам, не надейся. Бвана всё сделает сам. Иначе твоя колымага сломается на полпути. И ты отправишь нас пешком, со всем уважением к моему почтенному возрасту.

– Нет, красивый бвана. Моя колымага не сломается. И я возьму с вас только тринадцать экю. Папа Лусэро уходит от нас, Г'Ханга знает. Тех, кого пригласил Папа, я отвез бы и бесплатно. Но с меня берут местовое, потом взнос Кривому Бакуме…

– Двадцать один экю. И не спорь со мной, с таким красивым бваной! Пьеро, подхватывай меня.

– Г'Ханга подхватит бвану! Как пёрышко!

– Не надо. Пьеро это делает лучше тебя.

– Всё, маэстро. Можете вставать.

Глава втораяДва раза под ноги слонам, или Вы пойдёте со мной

I. Чайтра

Шанс, брошенный махараджей, как подачка, с высоты трона – отравленный подарок. Разжалуй владыка генерала в рядовые, лиши наград и персональной пенсии, отправь в отставку, в ссылку, в тюрьму – Бхимасена вздохнул бы с облегчением. Худшее уже случилось, он отстранён. Всё остальное теперь – не его забота. Гора с плеч!

Мечты, мечты…

Ищи антиса в открытом космосе! Куда увел Натху ларгитасский конвой?

Прямо из аэромоба Бхимасена связался по закрытому каналу с генералом Аккинени, шефом отдела спецопераций брамайнской разведки. Это Аккинени предоставил ему группу Марвари для высадки на Ларгитасе. Я хватаюсь за соломинку, вздохнул Бхимасена. Лакшми, Подательница Благ, дай хоть какую-то зацепку!

Аккинени выслушал запрос, не перебивая. Обычно сдержанный, как все разведчики, сейчас он не дал себе труда контролировать собственную мимику. Из сурового, но вполне человеческого, лицо Аккинени превратилось в маску Парджаньи, божества грозовых туч.

– Я вас правильно понял? – свистящий шёпот походил на шипение разъярённой змеи. – Вы отправили моих лучших людей на самоубийственное задание. Мои люди погибли. Задание провалено. Первое – героизм, второе – позор. И теперь вы имеете наглость снова просить у меня помощи?

Дело было не только в гибели группы Марвари. Как причастный к операции, Аккинени получил разнос от своего командования. И вот, не успело отзвучать эхо начальственного гнева, объявляется действительный виновник случившегося – и как ни в чём не бывало лезет с вопросами. Есть от чего прийти в бешенство!

Я дам ему фору, решил Бхимасена. Фору в два удара.

– Группа Марвари погибла не напрасно. Чтобы в этом убедиться, мне нужна информация. Это не просьба, генерал. Это служебный запрос. Если хотите, я могу оформить его официально, в письменном виде.

– Информация по этому делу проходит под грифом «секретно».

– У меня есть допуск. Вам это известно.

– Есть у вас допуск или нет, я не обязан предоставлять информацию всяким штатским!

Аккинени был прав. Формально персонал антического центра не числился по ведомству Министерства Обороны. И всё равно это было оскорбление – учитывая, что Аккинени прекрасно знал истинное положение дел.

Два удара, отметил Бхимасена. Достаточно. Теперь моя очередь.

– Разумеется, не обязаны. Мне так и передать его величеству?

– Кому?!

– Его величеству махарадже. Чьё повеление я, по-вашему, сейчас выполняю? Итак, генерал Аккинени отказывается содействовать исполнению высочайшей воли? Когда я улетал из дворца, в парке выгуливали слонов.

Долгая пауза. Минута, не меньше, чистого удовольствия. В глазницах громовержца ярились молнии. Вот-вот вырвутся на волю, извергнутся из голосферы, испепелят наглеца вместе с аэромобом и пилотом.

Ничего, обошлось.

– Я жду официальный запрос, – сухо бросил Аккинени.

И отключился.

– В антический центр, – велел пилоту Бхимасена, сняв конфидент-поле.

Аэромоб заложил лихой вираж над городом. Хорошо, что машина следовала на высоте первого особого воздушного эшелона, который практически пустовал. В толчее шести нижних гражданских эшелонов такой манёвр с гарантией привёл бы к аварийному столкновению.

* * *

Отправив запрос, он позвонил домой.

– Извини, дорогая, сегодня я дома не ночую. Служба, сама понимаешь.

Откинувшись на спинку кресла, генерал как бы невзначай продемонстрировал интерьер кабинета за спиной. Видишь, любимая? Я правда на работе, а не…

В кабаке? В стрип-клубе? В казино?

В наркопритоне?!

Чтобы представить Раму Бхимасену в компании обдолбанных торчков, надо было обладать незаурядным воображением. Ладно ещё, в кабаке…

Старая игра. Жена и так ему верила, но ей было приятно, когда муж деликатно предлагал любимой супруге убедиться самой. В последние месяцы он сутками пропадал на службе – и то, что Бхимасена каждый раз звонил, предупреждал, что задержится, примиряло Сумати со служебными авралами мужа.

«Это не надолго, верно? Рано или поздно всё закончится, да? Надо просто ещё немного потерпеть. Рама, ты со всем в итоге справишься. Ты справлялся всегда.»

Сумати верила в него больше, чем он верил в себя.

В тот момент, когда терминал булькнул, возвещая о прибытии первого пакета информации от Аккинени, генерал вспомнил об ещё одном важном деле. Менее важном, чем поиски Натху, но имеющем для Бхимасены большое, а главное, личное значение.

Во дворце он был слишком взволнован. Лишь сейчас, отдышавшись, генерал наконец собрался с мыслями и осознал, что ответил махараджа на его вопрос. Молодые офицеры с йогинскими серьгами в ушах. Те, для кого слова учителя значат больше, чем слова присяги или приказ командира. Генерал вспомнил собственного секретаря – тот недавно обзавёлся йогинскими серьгами высокого посвящения, будь они прокляты.

Однако секретарь при всём желании не мог передать кому-либо информацию, которой сам не обладал. Подробности операции на Ларгитасе и последующих событий в космосе парню неизвестны, в этом генерал был уверен. «Пользуются гиперсвязью,» – сказал махараджа. Значит, осведомитель принимал в операции непосредственное участие и отправил сообщение с одного из уцелевших кораблей.

Своей службы внутренних расследований в антическом центре не было – до сих пор в ней не возникала надобность. Зато у ВКС таких служб имелось в достатке: флотская контрразведка, отдел специальных расследований военной полиции, служба внутренней безопасности – выбирай любую! Другой бы на месте генерала заколебался, но для Бхимасены выбор не составил труда. С Лочаном Карнадом они приятельствовали ещё в юности, когда выходили на арену храма Калари в набедренных повязках. Лочан, если слухи не врали, тренировался по сей день, несмотря на свою службу в ОСР военной полиции. А может, благодаря этой службе.

Генерал потянулся к коммуникатору.


– Ученики-йогины? – Лочан прищурился, словно глядел в прицел. – Совет духовных лидеров? Это сильно осложнит дело.

Ещё бы, подумал генерал. Отправь его величеству такое послание кто угодно другой – и слоновьи ноги уже раскатали бы дерзкого ровным слоем по площадке для казней. Но трогать подвижников из СДЛ не решался даже верховный правитель всех брамайнских миров. Что уж говорить о военной полиции?

– Найти крота-серьгоносца не проблема, – вслух размышлял Лочан. – Отсечь ему доступ к сколько-нибудь важной информации – тоже. Проблема в другом. Что с ним делать дальше?

Бхимасена заставил себя улыбнулся, хотя в ушах его стоял звон погребального колокола. В эту улыбку генерал вложил всё то, что не мог произнести вслух.

– Для начала его надо просто найти. И ничего с ним не делать. Уши, украшенные серьгами? Они всегда могут пригодиться – особенно в комплекте с длинным языком и доступом к гиперсвязи.

– Замечательно! – Лочан просто пылал от энтузиазма. Актер он был плохой, с изнанки проступал черный, как смола, сарказм. – И с какой стати я должен быть пешкой в твоей игре? Только не говори, что это моя работа!

– Я сообщаю об утечке секретной информации. Утечке с боевого корабля в зоне военных действий. А старший следователь ОСР и ухом не ведёт?

– А что есть у старшего следователя? Слова постороннего, формально штатского – уж извини! – лица. Слова, ничем не подкрепленные. Насколько секретна эта информация? Когда она была передана? Кому? Откуда ты вообще знаешь об утечке?!

Генерал молчал.

– Если бы речь шла о передаче Ларгитасу или Помпилии сведений, имеющих военное значение, – добивал старого друга Лочан, не брезгуя запрещёнными приёмами, – я был бы обязан отреагировать даже на устное заявление. Но речь идёт о фанатиках из СДЛ…

Он взял паузу, давая собеседнику понять: Лочан Карнад не слишком щепетилен в вопросах веры.

– Здесь воняет, Рама. Есть состав преступления, нет – влезать в это дерьмо мне не хочется. Впрочем, если поступит официальное заявление, с указанием источника информации – я буду обязан дать делу ход. Но ты ведь не собираешься идти официальным путём, верно?

– Верно. Я пойду другим путём.

На руках оставался последний козырь. Ходить с него, да ещё и повторно, означало звать на подмогу палача, готового отрубить тебе голову. Впрочем, если он не получит результат в ближайшее время, голова его так или иначе слетит с плеч.

– Сегодня, – скучно произнёс генерал, – я имел аудиенцию у его величества.

С запрещёнными приёмами он тоже был знаком не понаслышке.

– Личную аудиенцию? – поинтересовался старший следователь.

Он спрашивал так, словно ступал по минному полю,

– Личную. В тронном зале Майясабхи.

Правда, подумал Бхимасена. Правда, ты – жирное мясо. Тебя можно приготовить и подать по-разному.

– Сукин ты сын, – вздохнул Лочан.

Он сник, ссутулился, признавая своё поражение. Я не хочу этим заниматься, читалось на его лице, во взгляде, в безнадёжной позе. Я очень не хочу этим заниматься. Но навлечь на себя гнев махараджи я не хочу ещё больше. Он что-то тебе поручил? Тебе для этого понадобился я? Что ж, я всё сделаю. Но больше никогда меня ни о чём не проси!

Так теряют друзей.

Генерал прикинул, сколько у него есть времени. Три дня? Пять? Неделя? Топор занесен, и когда он обрушится на повинную шею, известно лишь богам. Но если Совету духовных лидеров донесут, что некий генерал Бхимасена роет носом космос в поисках Натху, что этот достойный человек вот-вот выйдет на след… Святые наставники вполне могут намекнуть его величеству, что они кровно заинтересованы в результатах. А значит, не стоит спешить. Площадка для казней – не лучшее место для Рамы Бхимасены, способного вернуть явленное брамайнам чудо.

К такому намёку махараджа прислушается.

Мой секретарь, вспомнил Бхимасена. Является ли он осведомителем СДЛ? Нужна гарантия, стопроцентная уверенность. Когда речь идёт о жизни и смерти, ни один процент не бывает лишним.

– Поторопись, – бросил он Лочану, уже не играя в добрые отношения. – Я жду звонка в любое время суток. В любое!

* * *

В чёрных глубинах космоса вспыхивали и гасли миниатюрные солнца, превращаясь в сверхновые. На миг выхватывали из первозданного мрака фрагменты кораблей: развороченный борт, боевая башня кувыркается в пространстве, словно оторванная голова чудовища…

Генерал дал замедление. Он хотел разглядеть антисов, пронёсшихся сквозь ад сражения. Теперь шары плазменных взрывов вспухали не торопясь – огненные пузыри, выдуваемые ребёнком-исполином. Увы, полёт троицы антисов в сопровождении стаи криптидов всё равно занял чуть больше секунды. Размазанный сполох промчался меж сражающимися армадами – и сгинул без следа, ухнул в червоточину, открывшуюся перед ним как по заказу.

Вот уж точно, что без следа.

Аккинени прислал всё: записи сражения, полёта антисов, расшифровки, наложения, волновые слепки. Рапорты, отчёты, заключения экспертов… На что ты надеялся, генерал? Что могло ускользнуть от внимания лучших спецов военной разведки?!

Он ещё больше замедлил воспроизведение. Отрегулировал приближение, пустил запись снова. В глубине сферы, гася искры далёких звёзд, начал раскрываться провал червоточины. Из провала всплыл радужный пузырь. Бхимасена подался вперёд, едва сдержав вопль: неужели?! Он что, первый это увидел?!

– Генерал!

В пузыре возник молодой щёголь. Сюртук с вышивкой по бортам, тюрбан с большим искусственным сапфиром. Младенческая гладкость щёк полыхала румянцем, аккуратная полоска усов тряслась. Проклятая червоточина! Она обманула генерала, родив голосферу экстренной связи. Щёголь был Бхимасене хорошо знаком: Камал Тхакур из отдела связей с общественностью.

– Что тебе?! – рявкнул генерал.

От досады он чуть не разрыдался.

– Мне? Вам, шри Бхимасена! Нам!

– Кому это – нам?!

– Всем нам!

– Да говори же!

– В-вы… в-вы лучше с-сами…

Бойкий на язык Камаль – иных в «связно́м» отделе не держали – заикался. Сфера затуманилась, опасно раздулась, готова лопнуть – и взорвалась катастрофой.

– Натху, мой мальчик!

Мирра Джутхани билась в истерике. Женщину сотрясали рыдания, переходящие в конвульсии. Моталась из стороны в сторону голова – казалось, шея Мирры не выдержит, голова оторвётся, полетит кувырком в угол. Взлетало смоляное облако волос, падало на мокрое от слёз лицо, липло к щекам. Двое крепких мужчин в форме с трудом удерживали хрупкую женщину. К ним на помощь уже спешил третий.

– Натху! Спасите! Спасите его!

Втроём охранники справились с Миррой. Подхватили, потащили к кровати. Женщина дёргалась и брыкалась, её отчаянный визг ультразвуковым сверлом вонзался в уши генерала. Ей почти удалось вырваться, босые ступни заелозили по полу, пытаясь нащупать опору. Левая напоролась на осколок разбитой вазы с фруктами. Хлынула кровь, но Мирра этого даже не заметила.

– Натху! Он пропал! Его не-е-е-ет!!!

Инъекция транквилизатора вырубила безутешную мать – как подозревал Бхимасена, ненадолго. В сферу вернулся Камал.

– Когда это записали?

– Сутки назад.

Камала трясло, но заикаться он перестал, сбросив груз ответственности на начальство.

– Как она сейчас?

– Всё так же.

– Спит? Кричит?!

– Едва приходит в себя, начинает биться в истерике.

– Идиоты! Почему сразу не сообщили?!

– Они думали – само пройдёт. У неё уже бывало…

– И понадобились сутки, чтобы забить тревогу?!

– Они пытались с вами связаться. Вы были вне доступа. Тогда они вызвали первого, кто попался под руку.

– Тебя?!

– Меня.

Камал беспомощно развёл руками. Весь его вид говорил: «А что я? Никто и звать никак. Не врач, не эксперт, не начальник. Выдернули, заставили приехать…»

– Ты сейчас там? Никуда не уходи!

– Вы…

– Я уже еду. Лечу!

Только Мирры-истерички ему сейчас не хватало! Если информация о том, что мать Натху окончательно слетела с катушек, просочится в прессу – Чайтра вскипит, и не только Чайтра. Властям потребуется козёл отпущения. И кто же окажется этим козлом? Кто допустил, не уследил, не обеспечил?! Глава антического центра, кто же ещё!

Два раза под ноги слонам! Три!

Десять!!!

Генерал ссы̀пался по лестнице, прыгая через три ступеньки, чего не делал, кажется, со времён училища. В кармане вибрировал, ворочался коммуникатор. «Шри Рачапалли» – лаконично сообщил определитель номеров.

Кто такой?! Ах, как некстати…


– Другой йогин? Опытный наладчик энергосистем? Бог, демон, кто угодно?!

Гуру смеётся:

– Вы согласны пожертвовать кем-то другим, но только не мной? Благодарю, я тронут. В любом случае, трое достойных йогинов слишком стары для такой миссии. Двое, насколько я знаю, ушли в длительную медитацию… Я бы не советовал тревожить их. Шри Рачапалли? Нет, он не согласится…


Некстати, вздрогнул генерал. Кажется, я еще не понял в должной мере, насколько этот звонок некстати. Письмо Совета духовных лидеров, адресованное махарадже. Подписи под этим письмом. Третий сверху: шри Рачапалли. Кажется, он тоже из ордена натхов, как и Вьяса-джи: подвижник, аскет…

Бхимасена замедлил шаги. Включил конфидент-поле, перевёл связь в защищённый режим. Сделал пару глубоких вдохов, словно собрался нырять за жемчугом – и коснулся сенсора ответа. У йогинов имелась по крайней мере одна добродетель, которая отсутствовала у его величества: терпение.

В голосфере возник седой морщинистый кузнечик. С одинаковым успехом шри Рачапалли могло быть девяносто, сто двадцать и сто пятьдесят лет. Кузнечик благостно улыбался. От его улыбки генерала пробрал озноб. Кто ты, спросил Бхимасена себя. Кто? Мелкая мошка, для которой кузнечик – истинный тигр?!

– Добрый день, шри Рачапалли.

Признаться, генерал плохо соображал, утро сейчас, день или вечер. Не ночь – и ладно.

– Намасте[1], шри Бхимасена! – кузнечик сложил лапки у груди, прижав ладони друг к другу. – Умоляю простить меня за беспокойство. Я знаю, вы человек занятой. И всё же: не уделите ли вы мне, недостойному, капельку вашего драгоценного времени?

– Разумеется, шри Рачапалли. Я вас внимательно слушаю.

Генерал выровнял шаг, стараясь восстановить дыхание. Первый этаж. Следующие два пролёта вели в подземный гараж. Парковать аэромобы под землёй – не самая удачная идея, на первый взгляд. Но учитывая безумную толчею в воздухе, по городу зачастую было удобнее передвигаться в наземном режиме.

– Я неточно выразился, – кузнечик с огорчением заморгал. – Речь идёт о личной встрече, если вы снизойдёте к скромному йогину.

– Это настолько важно?

– О, это лишь мелкий камешек на пути нашей жизни. Но камешек на дороге, камешек в сандалии и камешек в дыхательном горле имеют разное значение.

Бешеные жеребцы – приказ махараджи, свихнувшаяся Мирра и ласковый кузнечик – разрывали генерала на части. Он искренне пожалел, что не имеет трёх лиц и шести рук, как

у демона Херуки-Кровопийцы – тогда было бы проще воевать на три фронта.

– Завтра, – он предпринял ещё одну попытку. – Завтра вас устроит?

– Кто ведает, что случится с ним завтра? – нараспев продекламировал кузнечик. – О, такой человек воистину обладает даром прорицателя.

Печаль в голосе аскета была приправлена еле заметным сарказмом.

– Если вы по поводу известного нам обоим письма в вышние сферы, – манера речи кузнечика оказалась заразительной, – то можете не беспокоиться. Я уже занят поисками Натху. В том числе прямо сейчас, сию минуту.

Генерал лгал и не морщился. Раз уж появилась возможность намекнуть СДЛ о своей полезности – грех ею не воспользоваться.

– Что письма? Прах! – кузнечик был искренне огорчён. – Речь пойдёт о человеке, чьи стопы – лотосы, а голова касается небес. О нашем духовном брате, светоче дхармы.

– О ком?!

– О досточтимом Вьясе Горакша-натхе. О нём – и о вас, шри Бхимасена.

Я еду к кузнечику, понял генерал. Без вариантов.

II. Саркофаг

Человек был одет во всё чёрное.

Злодей из дешёвого фильма, подумалось Гюнтеру. Длиннополый кафтан струился вниз потоком расплавленной смолы. Шаровары цвета угля заправлены в аспидные сапоги. И правда аспидные – из змеиной кожи. На голове тюрбан в тон кафтану. Левый край, как лоскут близкой ночи, спадает на плечо. Абсолютно чёрное тело, сказал бы физик. Нет, не абсолютно: серебро застёжек, серебро шитья на поясе. Ножны кривого кинжала также инкрустированы серебром. Седая борода аккуратно подстрижена. Лицо скуластое, обветренное. Морщины… Сколько ему? Шестьдесят? Семьдесят? На этом проклятом Шадруване никогда не угадаешь, сколько кому лет.

Лежать на полу, вытянув руки вперёд, было унизительно. А с козлиными ногами, у которых коленки выворачивались не по-людски – так и вовсе неудобно. Шея затекла, при любой попытке повернуть голову рога кавалера Сандерсона громко скребли по ближайшему креслу. Замри, велел себе Гюнтер. Свело шею, загривок, плечи, боль вцепилась в мышцы….

– Дозволено встать, – объявил глашатай.

Тайком разминая холку, Гюнтер косился на чёрного человека. Кейрин-хан? Светоч вселенной? Судя по всему, тиран ещё тот, куда там нашему Тирану!

Не интересуясь мнением кавалера Сандерсона на свой счёт, Кейрин-хан обвёл взглядом настороженно притихший зал, повернулся к возвышению президиума. Тишину нарушало сопение, обещавшее перейти в натуральный храп. Натху, вздрогнул Гюнтер. Укладывание на пол мальчик воспринял как новую игру – и с энтузиазмом последовал примеру взрослых. Но юный антис так умаялся за день, что его мгновенно сморил сон.

Лицо Кейрин-хана напоминало маску, аллегорию Равнодушия. Казалось, он каждый день имеет удовольствие наблюдать сатиров и смуглых бродяг с кобрами вместо поясов. Взгляд его запнулся лишь о беспечно дрыхнувшего Натху.

Хан моргнул.

– Встань, джинн, – произнёс он.

Унилингвой, универсальным языком Ойкумены, он владел не хуже глашатая. Двадцать лет жизни в Саркофаге, бок о бок с ларгитасцами, превратили туземцев в записных полиглотов.

К ужасу Гюнтера, сын и ухом не повёл. Когда усталый мальчишка засыпает, его из пушки не добудишься. А когда усталый мальчишка – детина слоновьих габаритов, то и ядерный взрыв не поможет!

За правым плечом хана образовался глашатай.

– Величие хана, – обстановку красавец отслеживал чутко, – сразило могучего джинна наповал! Он не смеет подняться!

Хан едва заметно кивнул – не соглашаясь, а просто делая отметку: объяснение удовлетворительное, тема закрыта. Без суеты Кейрин прошёлся вдоль президиума. Пришельцы? Экспонаты на выставке, которую посещаешь по протоколу. Скука царила в глазах хана. Если Кейрин и притворялся, то делал это мастерски.

Едва заметное движение руки, и глашатай вновь набрал в грудь воздуха:

– Всем покинуть зал!

Ларгитасцы устремились к выходу. Никто не хотел задерживаться в обществе чёрного ни на секунду дольше необходимого. Продолжая изучать пришельцев, хан повторил вялый жест.

– Вам дозволено остаться! – растолковал глашатай.

Господин посол, чрезвычайный и полномочный, в число облагодетельствованных не попал. Зоммерфельд вышел последним, словно капитан, что покидает гибнущий корабль. За ним удалился глашатай, следом вышли охранники в золочёных доспехах – и плотно закрыли за собой двери. В том, что они сторожат снаружи и явятся по первому зову повелителя, можно было не сомневаться.

Кейрин-хан упёрся взглядом, словно ладонью, в грудь Гюнтера:

– Радуйся, колдун.

Он выждал с минуту, позволяя колдуну обрадоваться как следует.

– Тебе я окажу милость.

Колдун? Пускай, мысленно согласился Гюнтер. Рядом с волшебницей Ван Фрассен быть колдуном не зазорно. Он ждал продолжения. Кейрин-хан, похоже, тоже чего-то ждал.

– Молю о снисхождении, – нарушила затянувшуюся паузу доктор Ван Фрассен. – Простите нашего гостя. Он прибыл издалека и не знает этикета. От благодарности у него пропал дар речи.

Хан едва заметно кивнул. В точности как глашатаю: я услышал.

– Издалека? – узкая ладонь погладила рукоять кинжала. – Он твой земляк, чародейка?

– Да, о великий.

– Вы знакомы?

– Я знала его в детстве. Потом мы не виделись.

– Каким именем ты звала его?

– Гюнтер Сандерсон.

– Интересный облик, – ладонь убралась с кинжала, обвела в воздухе контур кавалера Сандерсона. – Почему ты никогда не являлась мне в таком, чародейка?

Доктор Ван Фрассен не нашлась, что ответить. Но хан уже утратил интерес и к ней, и к прочим обликам рогатого скота, крупного и мелкого.

– Милость, – напомнил он, возвращая Гюнтеру свое внимание. – Я одарю тебя покровительством. Тебе дозволено поступить ко мне на службу. Завтра ты передашь мне амулет, дающий власть над твоим джинном.

Хан снова замолчал. Он ждал ответа, поклонов, восхвалений. Но в голове Гюнтера царил полный сумбур. Амулет? Джинн? Власть? Что за вздор несёт чёрный?!

– Благодарю за высокое доверие, – запинаясь, вымучил молодой человек. Поверить в то, что Гюнтер своими губами произносит эти слова, было невозможно. – Прошу прощения, но у меня нет никакого амулета. Я бы с радостью…

– Хорошо, – с отменным равнодушием согласился Кейрин-хан. – Если амулета нет, ты его сделаешь. День в твоём распоряжении. Завтра в это же время ты отдашь амулет мне.

– Но позвольте…

Отвернувшись, словно Гюнтер превратился в бессмысленную струйку пара, Кейрин-хан направился к выходу. Доктор Ван Фрассен и Артур, как по команде, опустились на колени. Машинально Гюнтер сделал то же самое, что с его нынешними ногами оказалось непросто. Пасть ниц? Вон, брамайн так и сделал. К чёрту! Перебьётся. Хан даже не смотрит.

Натху шумно перевернулся набок и захрапел.

Двери открылись сами – глашатай не дремал – и закрылись за спиной чёрного.

– Что это было? – осведомился Гюнтер, вскакивая.

III. Ларгитас

– Вы пойдёте со мной, – сказала Линда Рюйсдал.

Тиран не ответил.

Он глазел по сторонам, словно не понимал, куда попал. Это Линда уезжала, а Тиран оставался, так что глазеть ему было вроде бы не с руки. Линда на всякий случай тоже огляделась. Лагерь, разбитый по внешнему периметру бункера, атакованного брамайнами, напоминал разворошенный муравейник. Люди сновали туда-сюда, обмениваясь нервными репликами. Их стало больше, их стало существенно больше, чем помнила Линда, а забор, окружавший территорию, вырос вдвое. Строители укрепляли его термосиловыми плитами, а энергетики шустро сновали поверху, ставя эмиттеры силового поля. Складывалось впечатление, что лагерь готовится к обороне. Нет, к осаде, потому что за шатрами-времянками разгружались три фуры с продовольствием и аппаратурой неизвестного назначения.

– Идиоты, – буркнул Тиран. – Машут кулаками.

– В смысле? – не поняла Линда.

– После драки. Кешаба они не остановят, а в остальном… Кому мы сейчас нужны?!

– Вы пойдёте со мной, – с нажимом повторила Линда. – Немедленно.

– Куда? – без интереса спросил Тиран.

– Вас хочет видеть Фрейрен.

– Зигмунд?

Меньше всего комиссар Рюйсдал могла предположить, что Ян Бреслау и Зигмунд Фрейрен знакомы, да еще так, чтобы звать друг друга по именам.

– На кой я сдался вашей службе внутренних расследований? – Тиран был весь недоумение и сарказм. – Фрейрен подозревает, что я латентный телепат? У меня скоро инициация?!

– Не вы, – отрезала Линда. Сегодня у нее не ладилось с чувством юмора. – Не вы, а ваш подопечный. У нас есть подозрения, что вы знали о ментальных способностях Натху Сандерсона. Знали и скрыли это от Т-безопасности. Между прочим, это серьёзное преступление.

– Чепуха, – отрезал Тиран.

– Фрейрен мне тоже сперва не поверил. А потом согласился с моими доводами, – комиссар Рюйсдал не стала уточнять, что Фрейрена убедили не её доводы, а звонок осведомителя. – Вы представляете, что это такое: переспорить Фрейрена?

– О да! – Тиран рассмеялся. – Вы умеете убеждать, комиссар.

Линде не требовалось ослаблять защитные барьеры мозга, чтобы почувствовать эмоциональную ауру Бреслау. Спокойствие, хладнокровие, любопытство. Это была аура смертника, который взошёл на эшафот, встал у плахи – и вдруг осознал, что хуже уже не будет, и угрожать ему нечем. Это мне не нравится, отметила Линда. Это мне совсем не нравится.

– Вы возвращаете мне веру в людей, – Тиран по-мальчишески сунул руки в карманы. – В какой-то миг земля под моими ногами зашаталась. Мне показалось, что рухнули столпы, на которых стоит Ларгитас. Теперь я вижу, что Ларгитас незыблем. Мы возводим забор вокруг ограбленного места. Ловим ветер в поле. Ищем виноватых, перекладываем ответственность на соседа. Устраиваем, как видите, грызню научной разведки и Т-безопасности. Каким был решающий довод?

– Что?

– Какая последняя соломинка переломила спину недоверию Фрейрена?

Осведомитель, подумала Линда. Он не должен знать об осведомителе.

– Вы привлекали менталов, – она подошла к Тирану вплотную. Со стороны могло показаться, что комиссар Рюйсдал хочет снять пушинку с лацкана собеседника. – Вы наняли команду молодых менталов, когда ловили Отщепенца. Менталы не ловят антисов. Вы уже тогда знали об особенностях Натху Сандерсона. Знали и молчали.

Этот довод она придумала только что. И очень гордилась придуманным. Жаль, в разговоре с Фрейреном такой великолепный аргумент не подвернулся Линде под руку. Ничего, успеется. Она должна Фрейрену, вот и расплатится. Когда комиссар покидала кабинет начвнура, Фрейрен бросил ей в спину: «Вы прилетели ко мне. Это значит, что вы оставили Бреслау без присмотра?» Да, согласилась Линда. Какой присмотр, если бункер охраняется сверху донизу? И похолодела, сообразив, о чём говорит Фрейрен. «Вы оставили его без присмотра, – беспощадно давил отставной борец. – Что, если прямо сейчас за ним явился Скорпион?! Он явился, а вас нет.» Линда молчала. Что она могла ответить? Что торопилась, летела со всех ног? «Вы мне должны, – бросил Фрейрен, словно по лицу ударил. – Когда я узнал, что вы самовольно покинули территорию бункера, я выслал к Бреслау парочку своих мозгокрутов. Вряд ли их пустят за ворота, но у забора они погуляют. На это их допуска хватит. Там не слишком большое расстояние для силового контакта…» Проглотив комок, застрявший в горле, Линда вышла в коридор, взяла истерику за глотку и задушила. Истерика сопротивлялась, удушение заняло больше времени, чем Линда предполагала.

– Не стану спорить, – кивнул Тиран.

– Разумеется, не станете. Это потому что я права.

– А что, если я закричу? Побегу? Окажу сопротивление?

Тиран улыбнулся:

– Кликну охрану?!

Гори оно всё огнём, решила Линда. И сделала то, о чём мечтала с первой минуты, когда только увидела этого человека. Скорпион обвинил Яна Бреслау в убийстве доктора ван Фрассен, и комиссар Рюйсдал, назначенная обвинённому в телохранители, поверила Скорпиону всем сердцем. Это он, Ян Бреслау, убил её подругу детства. Это он, и даже если он вывалит целый куль оправданий, Линда ему не поверит. Скорпион – ладно, это как сложится, а Линда – никогда. Гори оно всё огнём, сейчас комиссар позволит себе мельчайшее из желаемого и не пожалеет о содеянном.

– Окажете сопротивление? – удивилась Линда.

Тиран поднял руку и почесал нос. На лице адъюнкт-генерала Бреслау отразилось чистейшее, как спирт, изумление. Нос Тирана не беспокоил, он и забыл, что у него есть нос. И тем не менее, чесал, тёр, драл ногтями. Два пальца ухватили кончик носа, сильно дёрнули. Тиран открыл рот, но не издал и звука. Лицо его побагровело, но краска быстро сошла.

– Ваши двигательные центры, – объяснила Линда. Она старалась не показать, насколько ей сейчас хорошо, и понимала, что Тиран читает её, как открытую книгу. – Я их захватила. Сейчас я вас отпущу и мы пойдём к воротам. Вы пойдёте сами, без сопротивления. Вы не станете кричать, бежать, звать охрану. Если вы попытаетесь, помните: я действую намного быстрее, чем ваше тело. Будь вы молодым спортсменом, цирковым акробатом, бойцом спецназа – это ничего не изменило бы. Малейшее побуждение сопротивляться, и я верну контроль над вами. Вы меня поняли? Если да, моргните.

Тиран моргнул.

– Это потому что я права, – повторила Линда.

– Это потому что вы предвзяты, – возразил Тиран.

Он почесал нос, теперь уже по собственному желанию, и подмигнул Линде:

– Вы тоже обвиняете меня в гибели Регины Ван Фрассен?

– Я? – задохнулась Линда.

– Не отрицайте. Я не телепат, но вы сейчас были чертовски похожи на него.

– На кого?!

– На Скорпиона. Прямо из одной банки вылезли. Вы точно не обучались на Сякко?

Глядя на потрясенную Линду, Тиран вздохнул:

– Это дурная пьеса. Вы взяли паузу? Значит, сейчас моя реплика. Что вы скажете насчет экспертизы? Я обвиню вас в несанкционированном вторжении в мой мозг. У вас есть разрешение? Пауза длится, то есть нет. В вашем ранге это убийственное обвинение. Я потребую ментальной экспертизы, она подтвердит вторжение, насилие, принуждение…

– Ничего подобного, – Линда чувствовала, как её сходство со Скорпионом растёт с каждой секундой. Черт возьми, это нравилось комиссару Рюйсдал. – Экспертизу проводят менталы. Ни один ментал Ларгитаса не станет ссориться со службой Т-безопасности. Эксперты подтвердят, что ни один нейрон вашего девственного мозга не пострадал в результате общения со мной.

– И они подпишут ложный акт?

– Хоть десять. Вы хотели реплику? Извольте, теперь ваша очередь.

– Я рад, – Тиран сиял. В его радости не пряталось и капли наигрыша. – Столпы Ларгитаса несокрушимы. Приятно видеть, что мы с вами – одного поля ягоды. Ладно, ведите.

– Вы идёте доброй волей, – напомнила Линда.

– Доброй, недоброй, но иду.

Кулак Тирана завибрировал. Нет, не кулак. Кулак был в кармане брюк, в кулаке был зажат коммуникатор. Это он вибрировал, что ясно демонстрировала вздрагивающая ткань брюк.

– Извините, комиссар. Я быстро.

Тиран поднёс коммуникатор к лицу:

– Бреслау на связи. Что? Одну секунду…

Он пожал плечами, словно оправдываясь перед Линдой, и включил конфидент-поле. Линда видела, как шевелятся его губы, но не слышала ни слова. Она могла бы подслушать мысли Бреслау, снять разговор прямо из краткосрочной памяти, но этого не требовалось. Если Бресау виновен, вся его память будет в распоряжении Т-безопасности. Если обвинения будут сняты, ни к чему усугублять конфликт.

Он виновен, сказала Линда себе. Виновен, тысячу раз виновен.

– Вас понял, – конфидент-поле отключилось. – Идёмте, комиссар.

Они прошли через лагерь к воротам. На контрольно-пропускном пункте их остановил дежурный охранник. Новую смену прислали, пока Линда беседовала с Фрейреном – широкие плечи, холодные глаза, повадки хищного зверя.

– Только вы, комиссар, – предупредил охранник. – Господину Бреслау запрещено покидать территорию объекта.

– Почему? – растерялась Линда.

– Господин Бреслау находится под домашним арестом. Меня предупредили минуту назад.

– Разве это его дом?!

– Сейчас – дом. Прошу прощения, сэр! Если вы не знали…

– Я знал, – безмятежно откликнулся Тиран. – Говорите, минуту назад? Три минуты назад я беседовал с генералом Ван Цвольфом. Он уведомил меня об аресте.

Охранник подобрался:

– И вы собирались покинуть объект?

– Вольно, сержант. Я всего лишь провожал комиссара Рюйсдал. Комиссар, отойдём на пару слов?

– Вы! – зашипела Линда, едва они оказались вне досягаемости ушей охраны. – Вы знали! И промолчали? Вы сволочь, Бреслау! Вы что, полагаете, я не справлюсь с этими стойкими оловянными солдатиками?

Тиран присел на скамейку у забора:

– Справитесь, вне сомнений. Но тогда экспертам придётся подписывать минимум три акта. На меня и двух часовых. А это в три раза больше ответственности за лжесвидетельствование. В три раза больше риска. Кроме того…

Он прищурился:

– Комиссар, неужели вы считаете, что менталы есть только на Ларгитасе? Я потребую независимой экспертизы, и Ван Цвольф поддержит меня. Что на это скажет Т-безопасность? Идите, вы свободны. Это я под арестом, а вы вольная птица. Если явится Скорпион, я передам ему от вас привет.

Новая пауза, взятая Линдой, была втрое дольше предыдущей.

– Нет уж, – пальцы комиссара шевелились, будто Линда вязала пуловер или душила кого-то. – Я останусь здесь, с вами. И немедленно свяжусь с Фрейреном. Вы в наших руках, Бреслау. Мы держим вас за яйца, что бы вы ни думали по этому поводу.

– За яйца, – задумчиво протянул Тиран. – В иной ситуации я бы обрадовался. Вы привлекательная женщина, комиссар. Если вас разогреть, вы просто бомба.

IV. Саркофаг(Двадцать лет отчаяния)

А было так.

Когда Скорлупа, стеной окружавшая город, стремительно вознеслась в поднебесье и сомкнулась монолитным куполом – она продержалась считаные секунды, после чего растворилась в воздухе без следа. Уникальный феномен видели многие ларгитасцы. Кое-кто – вот радость! – даже успел заснять его на видео. Местные же не заметили ничего: Скорлупы для них не существовало и раньше. Для горожан мир всего лишь мигнул, словно в глаз Всевышнего, милостивого и милосердного, попала соринка.

Но Всевышние не моргают без тайного смысла.

За две недели в город не пришёл ни один караван. Поначалу грешили на разбойников Ахмад-бея, обнаглевших вконец. Кейрин-хан, недаром звавшийся Опорой Трона, уже собрался возглавить отряд в две сотни сабель, дабы положить конец бесчинствам зарвавшихся «волков пустыни», когда на заре у городских ворот объявились три десятка усталых оборванцев с оружием. Взмыленные лошади едва переставляли ноги. Нет, люди Ахмад-бея и не думали брать город штурмом. Подобное было «волкам» не под силу, даже соберись их вдесятеро больше. Вперёд выехал угрюмый крепыш, голый по пояс, со свежим рубцом через всё лицо – и воздел над головой длинную пику. Пику венчала голова Ахмад-бея. Рот бея был разинут, наружу вывалился синюшный, облепленный мухами язык. Убедившись, что стража увидела всё, что требовалось, разбойники спешились, сложили оружие и уселись перед воротами – смиренно ждать своей участи.

Разумеется, их допросили. Некоторых – с пристрастием. Все показания сходились: устав караулить добычу на тракте ан-Джублан, «волки пустыни» двинулись прочь от города, намереваясь выйти к оазису аль-Амал Алакхир – и далее к предгорьям хребта Маркан-Су, где рассчитывали вдоволь поживиться в тамошних селениях, мирных и зажиточных. Но чем глубже они продвигались в пустыню, тем тяжелее ступали кони, сильнее наваливалась духота, царившая вокруг. Вместе с запасами воды таяли силы самих «волков». Воздух превратился в мглистую муть, больше всего похожую на забродившее абрикосовое сусло. Небо давило на плечи, а оазис всё не появлялся, хотя до него было не более дня пути. Люди шептались, что аль-Амал Алакхир, иначе Последнюю Надежду, сожрал шайтан, прокляни его Творец от кончиков рогов до кисточки хвоста.

Пала третья лошадь.

Начался ропот: «Наваждение! Колдовство! Возвращаемся!» Бешеный Ахмад-бей лично зарубил вожака недовольных, рыжебородого Рашида, и отправил вперёд дюжину следопытов на лучших конях, велев шайке становиться лагерем. К утру следопыты не вернулись. Не вернулись они и к полудню, хотя трудно было определить время: солнце утонуло в ржавчине, лишь по недоразумению звавшейся облаками. Казалось, что вокруг свирепствует песчаная буря.

Буря?!

Ветер стих. Ни дуновения.

Бунт, короткий и кровавый, вспыхнул, когда Ахмад-бей приказал собрать второй отряд следопытов и отправить их на поиски пропавших. Верные бею оказались в меньшинстве, их перебили за считаные минуты. Сам Ахмад стоял насмерть, зарубил четверых, но на пятом его сабля сломалась, и бей лишился головы. Шайка повернула обратно. В город они поначалу не собирались, намереваясь добраться до спорных территорий вокруг Долины Источников, где для ватаги лихих рубак всегда найдётся подходящее дело. Увы, полтора дня пути на восток, и «волки пустыни» утонули в уже знакомой им ржавчине и мути – безжизненной, беспросветной.

Припасы кончались. Лошади падали одна за другой. Ни еды, ни воды, ни добычи. Попытав счастья на севере – с тем же печальным результатом – разбойники скрепя сердце решили сдаться на милость шаха. Милость была им явлена: «волков» оставили в живых – заклеймили, вырвали ноздри и продали в рабы состоятельным горожанам. Троим же и вовсе повезло: их прилюдно высекли кнутом на площади и определили в городскую стражу под начало десятника, прозванного Кишкодёром за кротость нрава.

Не прошло и недели, как выжившие позавидовали убитым.

Очень скоро показаниям разбойников нашлось подтверждение. Вернулись жалкие остатки каравана, направлявшегося в земли султана аль-Хаддада. Бесследно исчезли два отряда пограничной стражи. Земледельцы окрестных деревень наперебой сообщали о духоте и мгле, окутавшей поля, из-за чего урожай чах и засыхал на корню. Население этих деревень мало-помалу бежало в город, где и оседало у родственников. Отряды, посланные на разведку, большей частью не возвращались. Те, что возвращались, докладывали в один голос: в полутора днях пути от города начинается колдовская мгла, гибельная и непроходимая, и сколь далеко она простирается – никому не ведомо, а Создатель знает лучше.

Ларгитасцы – шестьдесят четыре человека – оставив исследовательские лагеря, собрались в посольстве и выжидали. Поначалу царила уверенность: родина не бросит их в беде! Надо лишь дождаться, когда ВКС Ларгитаса объявятся в системе Шадрувана в силе и славе, в сопровождении учёных и спасателей, во всеоружии науки и техники, лучшей во всей Ойкумене. Не могут же эскадры адмирала Шармаля вечно висеть на орбите? Да и не станут гематры вступать в бой с ларгитасским флотом. Расчёт адмирала был верен, момент Шармаль выбрал удачный, но бомбардировка сорвалась, ситуация изменилась, гематрам придётся отступить…

* * *

– Регина, что вы такое говорите? Шармаль, эскадры, гематры… Какая ещё бомбардировка?!

Чай давно остыл. Перестоявший, едва тёплый отвар горчит, но кавалер Сандерсон не в силах остановиться, пока не опустошает чашку до дна. Во рту пересохло, словно это он, а не доктор Ван Фрассен рассказывал историю Шадруванской катастрофы.

– Бедный маленький Гюнтер… Ничего, что я так?

– Почему это я бедный? Почему маленький?!

– Узнаю наши спецслужбы: первым делом – всё засекретить. Думаете, почему закрылась Скорлупа? Вернее, почему я её закрыла?

– Вы говорили: вам очень хотелось жить. Неужели гематры…

– Адмирал Шармаль уничтожил наши спутники и корабль на орбите. Потом он вышел на связь с посольством и объявил: «Наземный «цирк», окруженный тем, что вы называете Скорлупой, подвергнется бомбардировке. Все живое в «цирке» будет уничтожено. Все материальные объекты будут уничтожены. «Цирк» будет заражен радиацией, исключающей нахождение человека даже в спецсредствах защиты.»

Речь адмирала доктор Ван Фрассен цитирует дословно. Попроси Гюнтер, и она, наверное, поделилась бы с ним энграммой двадцатилетней давности.

– Но почему?!

Взмахнув рукой, Гюнтер опрокидывает чашку. Та глухо ударяется о пластифицированный нанобетон. Слабый звук отдаётся в ушах грохотом взрывов. «Все живое будет уничтожено. Все материальные объекты будут уничтожены. «Цирк» будет заражен радиацией…»

Они сидят во внутреннем дворе посольства. В ржавой мгле низкого неба умирают светлячки – огоньки редких звёзд, а может, и не звёзд.

– Я узнала лишнее. Узнала, додумалась – не важно. И имела неосторожность это озвучить.

– Лишнее?!

– Тоже хотите знать? Это в крови у таких, как мы. Не боитесь угодить под бомбы?

– Не боюсь, – с мальчишеской резкостью произносит кавалер Сандерсон.

И запоздало, чувствуя, как горят от стыда уши, понимает: да, правда. Не боюсь.

* * *

…дни складывались в недели, недели – в месяцы. Помощь не приходила.

– К чёрту! – заявил Бернард Кауфман, руководитель экспедиционной группы. – У нас есть техника! Мы пройдём через эту мглу, чем бы она ни была. Подадим сигнал нашим кораблям на орбите, если отсюда сигнал не проходит. У вездехода запас хода – тысяча километров. Герметичная кабина, дублирующая система навигации, бак для воды на сто литров. Турель с лучевиком, лёгкое бронирование – это вам не лошади с верблюдами! Кто со мной?

На рассвете из ворот посольства выехал вездеход с экипажем из трёх человек. Цивилизационный шок? Запрет демонстрировать туземцам чудеса технического прогресса? Плевать! Переживут как-нибудь. Посол Зоммерфельд вяло пытался отговорить Кауфмана, но и сам в глубине души жаждал действовать, а не сидеть и ждать у моря погоды.

Вездеход не вернулся.

Горячие головы требовали отправить спасательную экспедицию. Их остудили: «Кого? Куда? У нас нет лучшего транспорта и более совершенных средств защиты. Потерять еще троих? Пятерых? Вы этого хотите?!» Спасатели для виду согласились – и решили угнать аэромоб, чтобы самовольно вылететь на поиски

Им помешали монстры.

Конечно, монстры. А кто ещё? Никому и в страшном сне не приснилось бы, что на планете, в мире косной материи, есть шанс столкнуться с флуктуациями континуума.

Через площадь с криками бежали горожане, объятые ужасом. За ними по пятам ломилось косматое чудище: гибрид медведя и исполинской обезьяны. Без быка-производителя, судя по кривым рогам, тут тоже не обошлось.

– Дэв! – вопили несчастные. – Спасайтесь, в городе дэв[2]!

Стража отважно заступила монстру дорогу. Монстр смёл стражу вместе с их щитами, пиками и саблями. Кого-то ухватил поперёк туловища, откусил голову и довольно захрустел лакомством. «Ни хрена себе!» – вырвалось у спецназовца по прозвищу Груша, выскочившего на крыльцо посольства. С неожиданным для его комплекции проворством Груша вскинул к плечу лучевик «Шершень» и, не дав себе труда прицелиться, надавил на спуск. По такой крупной цели не промахнулся бы и слепой. Разрядом полной мощности «Шершень» прожигал композитную броню среднего танка, а рогатого людоеда превратил в чадящую гору мертвечины за две секунды.

– Есть ещё желающие? – поинтересовался Груша.

Словно отвечая ему, над крышами мелькнула исполинская тень.

– Рух! – горожане спешили укрыться в арках домов. – Рух!

Запрокинув лицо к небу, Груша повёл стволом, но крылатая тварь уже была над двором посольства. Фасад здания скрыл её от стрелка.

– Скунс, во двор! – орал Груша в переговорник. – Красный код!

Он бежал по коридорам здания. Он знал, что опоздает.

Со двора навстречу пикирующему чудовищу ударила огненная комета. Из земли – в небо. Отсветы её были хорошо видны сквозь окна. «Скунс! – возликовал Груша. – Успел!» Но это был не Скунс, второй и последний из бойцов спецназа. В тот день Артур Зоммерфельд, мальчик шести лет от роду, впервые вспыхнул.

Вспыхнул – и взлетел.

Позже выяснилось: монстров было пятеро. Дэв, птица Рух и троица гулей[3], как назвали их местные. Горожане честно признались, что раньше таких не видели. И продолжили свой зубодробительный бестиарий: алмасты, эмеген, дарганы… Вроде вашего, да! В дарганы, кем бы они ни были, горожане зачислили Фриду: приняв облик ящера, химера с завидным аппетитом пожирала располосованное когтями тело некрупной – едва ли больше человека – голой твари с устрашающей мордой гиены. Гуль, не гуль – этого красавца Фрида прикончила сама и теперь насыщалась законной добычей. Ещё двух подняли на копья воины шаха. Дэва сжёг из лучевика Груша. Что же до птицы Рух…

На птицу тварь походила мало, скорее на птерозавра. В левом кожистом крыле зияла рваная дыра с обугленными краями: живая комета по имени Артур прожгла крыло насквозь. Умер птерозавр не от этого: при падении он сломал шею. Вокруг трупа в задумчивости бродил голый закопченный мальчик. Для местных отныне и навсегда – огненный аль-ма́рид[4], джинн-защитник города.

К чести Кейрин-хана, Опора Трона быстро разобрался в ситуации и принял меры. Город отрезан от обитаемого мира? Из колдовской мглы приходят чудовища? Значит, надо уберечь город и окрестные поля с виноградниками – единственный источник пищи. Что у нас для этого есть? Юный джинн – раз. Волшебное оружие чужаков – два. Чародейка с её зубастым дарганом – три и четыре. А с мелочью вроде гулей справятся лучники с копейщиками.

Земледельцы напуганы? Отказываются выходить на поля? Ищут убежища за городскими стенами?! Неделя показательных порок на площади. Шахский фирман[5], сулящий лодырям мучительную казнь. И вот уже декхане трудятся в поте лица, отдавая все силы борьбе за урожай. На расстояние дня пути высланы дозорные, налажена система сигнальных костров. По подсказке чужаков к ним добавился гелиограф, повысив оперативность связи. Бойцов спецназа и чародейку обязали сражаться с монстрами, не щадя живота своего. Колеблются? Раздумывают?! Содействие в обмен на поставки продуктов в посольство. Голод не тётка, решение принято. Участие аль-марида в отражении нападений? Ввиду малолетства джинна оставить на усмотрение его отца. Послу Зоммерфельду приватно намекнули: участие Артура будет всячески поощряться, неучастие же весьма разочарует пресветлого шаха, а также Кейрин-хана лично.

Разочарует и огорчит.

Опытный дипломат, посол Зоммерфельд услышал всё, что требовалось. Поначалу, желая уберечь юного джинна от бахвальства и опрометчивых поступков, отец всякий раз выезжал на битву вместе с сыном. В итоге Зоммерфельд снискал славу доблестного воина, но лишился левой руки, сражаясь со злобным вишапом[6]. Скрепя сердце, он стал отпускать Артура на битвы в сопровождении чародейки, а позже и самостоятельно. По сей день он ни разу не пожалел вслух о таком решении, хотя лицо его выдавало глубокие страдания.

Увы, расходные биоматериалы в посольском медцентре подошли к концу. Регенератор барахлил, вырастить послу новую руку не удалось. Пришлось довольствоваться примитивным механическим протезом, да и тот с годами поизносился.

Кейрин-хан правил, что называется, железной рукой, чья хватка была куда крепче, чем у протеза Николаса Зоммерфельда. Опора Трона всех пристроил к делу – и сумел-таки наладить жизнь в отрезанном от мира и осаждаемом чудовищами городе. Сельское хозяйство, охрана стен и земельных угодий, своевременное обнаружение и уничтожение непрошеных гостей, развитие полезных ремёсел… В этой системе нашлось место и обитателям посольства. Ежедневно ларгитасцы учили разным премудростям выделенных ханом писцов, звездочётов, врачей и кузнецов. Языки и математика, механика и медицина, история и политика Ойкумены – в ход шло всё, что удавалось хоть как-то адаптировать к местной архаичной картине мира. Крохи могучих знаний, накопленных Ларгитасом, звучали для шадруванцев откровением. Гелиограф, водяные насосы, улучшенные технологии ковки и литья, лекарства из трав и минералов, знания по анатомии и навыки хирургии – пусть и на самом примитивном уровне, всё пришлось как нельзя кстати.

О себе Кейрин-хан тоже не забывал. Женив молодого полуслепого шаха Хеширута на собственной дочери, хан дождался, когда та родит наследника трона. За год хан убедился, что мальчик здоров и жизни внука ничто не угрожает, после чего шах Хеширут умер от заворота кишок, а Кейрин остался Опорой Трона уже при внуке. Кто-то недоволен таким политическим раскладом? Одного зарезал грабитель, пробравшийся ночью в дом, другой отравился тухлым мясом, третьего без свидетелей подстерёг и сожрал гуль….

Больше желающих изменить расклад сил и откусить свою толику власти не нашлось.

Ларгитасцы в дворцовые интриги не вмешивались. У них имелись свои, более насущные проблемы. Регенератор сдох, заканчивались медикаменты. Выходили из строя механизмы и электроника: истирались прокладки и подвижные сочленения, ломалась механика, перегорали платы. Количество запчастей на складе стремилось к нулю. Отказывали сантехника и водопровод, забивались фильтры. Реактор тлел в экономном режиме. Наглухо садились аккумуляторы, исчерпав лимит циклов перезарядки. Лучевики превратились в куски металла – дубина, и та удобнее. Всё чаще члены маленькой ларгитасской общины полагались на сабли и кинжалы, предусмотрительно выменянные у туземцев ещё в первый год изоляции…

Жизнь превратилась в кошмар, в галлюцинацию психопата.

«Ограничения, – говорила Анна-Мария Ван Фрассен, тогда ещё Рейнеке, без малого шестьдесят лет назад, и слушал ее капитан-лейтенант Теодор Ван Фрассен, понимая, что эта женщина – его судьба. – Если мы говорим о подлинном, фундаментальном счастье, его условия определяются одним-единственным словом: ограничение.» Запертые в Саркофаге ларгитасцы сполна вкусили этого научно обоснованного счастья. Ограничение в пространстве. Ограничение в свободах. Ограничение в потребностях. Ограничение в возможностях. Ограничение в продолжительности жизни. Голод. Разруха. Угроза внешняя и внутренняя. Деспотизм властей. Болезни. Ранняя смерть. Лоск цивилизации, самой просвещённой из цивилизаций Ойкумены, сползал со вчерашних граждан Ларгитаса, ныне – узников Саркофага, как дешёвая позолота. Под ним обнаруживалась грубая, скверно обработанная поверхность с опасными заусенцами: тронь – поранишься.

Да и был ли он, этот лоск?

* * *

– Галлюцинаторный комплекс, – даже в темноте, ничего не видя, Гюнтер понимает, что доктор Ван Фрассен улыбается, – так же реален, как Ларгитас или Октуберан. Не фантом, не иллюзия, не продукт специфической деятельности мозга. Объективная реальность, данная нам в ощущениях. Энергеты, антисы, сильные менталы вроде нас с вами – все используют энергию разницы потенциалов между двумя реальностями. Термопара, конденсатор… Подберите любую аналогию, какая вам больше нравится. Это открытие ставит жирный крест на теории расового превосходства техноложцев над энергетами, якобы подверженными шизофреническому расщеплению сознания. Ущербными скорее оказываются техноложцы, которым доступна лишь одна из двух сторон медали.

– Но это же колоссальный козырь для энергетов! Почему же гематры…

– Это козырь, но это ещё и оружие. Если эффект Вейса – не специфическое свойство психики энергетов, не патология, тогда в действие вступают законы физики. А это уже область компетенции нашей замечательной ларгитасской науки. Вы в курсе, что до закрытия Скорлупы на Шадруване гибли энергеты? Не в курсе? Я так и думала. У этой информации высший уровень секретности. Отсечение одной из двух реальностей приводило их к энергетическому голоданию и быстрой смерти. Если бы «эффект Шадрувана» удалось воспроизвести искусственно…

– Оружие против энергетов. И только энергетов.

– Гематры просчитали это раньше других. Просчитали – и приняли меры.

Оружие, думает Гюнтер. Из-за оружия доктор Ван Фрассен закрыла Саркофаг, спасая себя и других. Оружие падало сверху; оружие таилось внутри. Сабли, кинжалы. Лучевики. Бомбы. Плазматоры. Межфазники. Наплевать и забыть. Такого оружия, какое дала бы Ларгитасу разгадка здешней тайны, ещё не знала Ойкумена.

– Но Горакша-натх – энергет! Мой сын – антис. Оба сейчас здесь, под Саркофагом, и не испытывают особых неудобств. Ну, не больше, чем другие.

– Вы прошли сюда под шелухой. Вы уже находились в реальности галлюцинаторного комплекса, когда проходили через Скорлупу. В ней вы и остались – другой здесь просто нет. Скоро у брамайна, у вашего сына – и у криптидов – возникнут проблемы с энергетической подпиткой. Это не смертельно, но весьма неприятно. К нам с вами, как к менталам, это тоже относится в полной мере. Поверьте, я знаю, что говорю! Нахлебалась за двадцать лет, полной ложкой… Берегите силы, не расходуйте их попусту. Мы здесь на голодном пайке, восстанавливаться придётся долго…

– Кстати, о голодном пайке. Надо бы проведать криптидов, – Гюнтер встаёт, разминает затёкшие ноги. – Проведать и покормить.

В ответе доктора Ван Фрассен звучит горечь:

– Чем? Еды не хватает для людей.

– Тем, что они любят больше всего.

– Человечиной?

Годы под Саркофагом окрасили чувство юмора женщины в чёрный цвет.

– Вроде того, – соглашается кавалер Сандерсон. – Идёмте.

Контрапункт